Зигмунд Фрейд - Очерки по психологии сексуальности (сборник)
Дело обстояло бы, разумеется, совершенно иначе, если бы было приведено доказательно, что теория либидо оказалась несостоятельной при шизофрении. К. Г. Юнг это утверждает, чем и принудил меня высказать все вышеизложенное, хотя я охотно воздержался бы от этого. Я предпочел бы молчаливо идти дальше той же дорогой, которую избрал в анализе случая Шребера (Schreber), не касаясь тех основных положений, из которых я исходил. Но утверждение Юнга по меньшей мере слишком поспешно. Приводимые им доказательства недостаточны. Сначала он ссылается якобы на мои собственные слова, утверждая, будто я почувствовал себя вынужденным, ввиду трудностей анализа Шребера, расширить понятие либидо, т. е. отказаться от его чисто сексуального значения и допустить полное отождествление либидо с психическим интересом вообще. Ференци в исчерпывающей критике работы Юнга изложил уже все, что было необходимо для исправления неправильного толкования моих слов. Мне остается только согласиться с названным критиком и повторить, что я никогда и нигде не заявлял об отказе от теории либидо. Второй аргумент Юнга (трудно допустить, чтобы потеря нормальной функции реального могла быть обусловлена исключительно отщеплением либидо от своих объектов) представляет собой не доказательство, а декрет; этот аргумент, предрешая вопрос, делает всякое обсуждение его излишним, потому что вся суть вопроса в том и заключается: возможно ли это, и если возможно, то каким образом. В следующей своей большой работе Юнг очень близко подошел к уже давно намеченному мною решению вопроса: «При этом нужно принять во внимание – на что, впрочем, ссылается Фрейд в своей работе о Шребере, – что интроверсия Libido sexualis ведет к концентрации его на Я, вследствие чего, может быть, и наступает потеря функции реальности. В самом деле, возможность объяснить таким образом психологию потери функции реальности очень соблазнительна». Но он не останавливается подробно на этой возможности. Несколькими страницами ниже он открещивается от этого взгляда замечанием, что при таких условиях создалась бы психология аскетического анахорета, но не Dementia praecox. Как мало такое неподходящее сравнение может помочь разрешить вопрос, показывает соображение, что у такого анахорета, «стремящегося искоренить в себе всякий след сексуального интереса» (но только в популярном значении слова «сексуальный»), вовсе не должны непременно проявляться признаки патогенного приложения его либидо. Он может совершенно потерять сексуальный интерес к человеку, но сублимировать его, выказывая повышенный интерес к божественному, к природе, к животному миру, причем либидо его не подвергается интроверсии в области фантазии и не возвращается к Я. Такое сравнение, по-видимому, наперед не допускает возможности отличать интересы, исходящие из эротических источников, от всякого рода других интересов. Вспомним далее, что исследования швейцарской школы, при всех ее заслугах, объяснили только два пункта в картине Dementia praecox: существование при этой болезни тех же комплексов, какие встречаются и у здоровых людей, и у невротиков, и сходство фантазий таких больных с народными мифами. Но, помимо этого, они не могли пролить свет на механизм заболевания. А потому мы считаем неверным утверждение Юнга о том, что теория либидо оказалась не в состоянии объяснить Dementia praecox, вследствие чего потеряла значение и по отношению к другим неврозам.
2Непосредственное изучение нарциссизма, как мне кажется, встречает особые препятствия. Основным подходом к такому изучению остается, пожалуй, анализ парафрении. Подобно тому как «неврозы перенесения» (Ubertragungsneurosen) дали нам возможность проследить либидозные проявления влечений, так изучение Dementia praecox и Paranoia позволит нам понять психологию Я. И опять мы должны будем составить представление о том, что является простым для нормального человека на основании изуродованного и преувеличенного в патологических случаях. Но нам все же открываются еще некоторые другие пути, ведущие к более близкому знакомству с нарциссизмом, их то я и хочу последовательно описать. Это важно для изучения психологии больного, страдающего от физической боли, психологии ипохондрии и проявлений любовного чувства у обоих полов.
В оценке влияния органической болезни на распределение либидо я следую указаниям, полученным мною в беседе от Ференци. Как всем известно и кажется вполне понятным, человек, мучимый органической физической болью и неприятными ощущениями, теряет интерес к объектам внешнего мира, поскольку они не относятся к его страданиям. Более точное наблюдение показывает, что у больного пропадает также и либидозный интерес, он перестает любить, пока страдает. Банальность этого факта не должна нам помешать описать его, пользуясь терминологией теории либидо. Мы сказали бы в таком случае: больной сосредоточивает свое либидо на своем Я, отнимая его у объектов, с тем чтобы по выздоровлении вернуть его им. К. Буш говорит о поэте, страдающем зубной болью: «Душа пребывает исключительно в тесной ямке бокового зуба». Либидо и интересы Я испытывают при этом одну и ту же участь, и тогда их снова нельзя отделить друг от друга. Известный эгоизм больных берет верх над всеми интересами без исключения. Мы находим это вполне понятным, потому что прекрасно знаем, что, находясь сами в таком же положении, будем вести себя так же. Исчезновение самого сильного любовного порыва вследствие телесных заболеваний и смена его полным равнодушием составляют тему, которая находит широкое применение в юмористической литературе.
Как болезнь, так и состояние сна связано с нарциссическим возвратом либидо к самому себе или, точнее говоря, к единственному желанию спать. В полном согласии с этим находится и эгоизм сновидений. В обоих случаях мы имеем дело не с чем другим, как с изменением распределения либидо вследствие изменения Я-комплексов.
Ипохондрия, как и органическая болезнь, выражается в мучительных болезненных физических ощущениях и влияет на распределение либидо совершенно так же, как и физическое заболевание. У ипохондрика исчезает как интерес, так и либидо (последнее особенно ясно) по отношению к объектам внешнего мира, и оба концентрируются на занимающем его внимание органе. Различие между ними в одном: при органической болезни мучительные ощущения являются следствием физических изменений, которые можно объективно доказать, а при ипохондрии этого нет. Но, оставаясь верным общему духу нашего обычного понимания патологических процессов при неврозах, мы могли бы высказать предположение, что известная доля правды имеется и в представлениях об изменениях, происходящих в органах при ипохондрии. В чем же могли бы состоять такие изменения? В этом случае нами должно руководить то наблюдение, что и при других неврозах имеются физические ощущения неприятного свойства, сходные с ипохондрическими. Я уже однажды проявил склонность присоединить ипохондрию как третий актуальный невроз к неврастении и неврозу страха. Не будет, вероятно, преувеличением, если я скажу, что и при других неврозах, как правило, развивается также и известная доля ипохондрии. Лучше всего это можно наблюдать при неврозе страха и при развившейся на его почве истерии. Гениталии в состоянии возбуждения представляют собой образец такого болезненно-чувствительного, известным образом измененного, но в обычном смысле здорового органа. К ним направлен большой приток крови, они разбухли, пропитаны влагой и являются источником разнообразных ощущений. Если мы назовем функцию какого-нибудь органа, состоящую в том, чтобы посылать из этого органа в психику сексуально возбуждающие раздражения, его эрогенностью и если вспомним, что, по соображениям, вытекающим из сексуальной теории, мы уже давно усвоили себе то положение, что гениталии могут быть заменены другими частями тела, так называемыми эрогенными зонами, то нам остается в данном случае сделать еще только один шаг. Нам нужно решиться видеть в эрогенности общее свойство всех органов тела, и тогда мы сможем говорить о повышении или понижении этой эрогенности в том или другом месте организма. Параллельно с каждым таким изменением эрогенности в органах могла бы изменяться концентрация либидо на Я. В этих-то моментах мы и должны искать первопричину ипохондрии, считая, что они могут иметь на распределение либидо такое влияние, какое имеет заболевание какого-нибудь органа.
Нетрудно заметить, что, следуя такому ходу мыслей, мы наталкиваемся на проблему не только ипохондрии, но и других актуальных неврозов, неврастении и невроза страха. Но ограничимся вышеизложенным и не будем переступать границы психологии при изучении психологических явлений, углубляясь так далеко в область физиологического исследования. Достаточно только упомянуть, что исходя из данной точки зрения можно предположить, что ипохондрия находится в таком же отношении к парафрении, в каком другие актуальные неврозы находятся к истерии и неврозу навязчивости, т. е. зависят в такой же степени от Я-либидо, как от объект-либидо, а ипохондрический страх находится в такой же взаимозависимости с Я-либидо, в какой невротический страх – с объект-либидо. Далее, если мы уже усвоили себе взгляд, что механизм заболевания и симптомообразования при «неврозах перенесения», т. е. процесс перехода от интроверсии к депрессии, необходимо связывать с накоплением и застоем либидо-объектов, то мы должны также усвоить себе представление о накоплении в застое Я-либидо и связать его с феноменами ипохондрии и парафрении.
