Эрих Фромм - Искусство любви
Быть сосредоточенным это значит жить полностью в настоящем, здесь и сейчас, а не думать о том, как сделать предстоящее дело, когда нужно правильно делать что-то именно теперь. Нет нужды говорить, что больше всего сосредоточенности должно быть у тех, кто любит друг друга. Они должны научиться быть близкими друг другу, не разбрасываться по многим направлениям, как это обычно бывает. Начать практиковать сосредоточенность будет трудно; будет казаться, что этой цели никогда не достичь. Едва ли надо говорить о том, что здесь необходимо терпение. Если забыть, что все требует времени, и хотеть форсировать дело, то, действительно, никогда не достичь успеха ни в обретении сосредоточенности, ни в искусстве любви. Чтобы понять, что такое терпение, надо только посмотреть, как ребенок учится ходить. Он падает, падает, и снова падает, и все же продолжает делать попытки, совершенствуется, пока однажды не пойдет, не падая. Чего мог бы достичь взрослый человек, обладай он терпением ребенка и его сосредоточенностью на важных целях!
Нельзя научиться сосредоточенности, не умея чувствовать себя. Что это значит? Нужно ли все время думать о себе, «анализировать» себя? Если бы мы говорили о том, что значит чувствовать машину, это нетрудно было бы объяснить. Например, каждый, кто водит автомобиль, — чувствует его. Он замечает даже малейший, необычный шум, малейшие изменения при включении мотора. Точно также водитель чувствует изменения поверхности дороги и движение машин, едущих перед ним и за ним. Однако же он не думает обо всех этих факторах; его ум находится в состоянии релаксированной бдительности, открыт всем существенным изменениям ситуации, на которой он сосредоточен, — безопасно вести автомобиль.
Самый наглядный пример способности чувствовать другого человека дает нам чувствительность и отзывчивость матери к своему ребенку. Она замечает любые телесные перемены, нужды, тревоги ребенка еще до того, как они будут открыто выражены. Она пробуждается от плача ребенка, тогда как другие, намного более громкие звуки не смогли бы ее разбудить. Все это означает, что она чувствует проявления жизни ребенка; она не тревожна и не беспокойна, а находится в состоянии бдительного равновесия, восприимчива ко всякому малейшему сигналу, идущему от ребенка. Таким же образом можно чувствовать самого себя. Например, можно отдавать сере отчет в чувстве усталости или угнетенности, но вместо того, чтобы предаваться им и поддерживать их угнетающими мыслями, которые всегда есть наготове, надо спросить себя: «В чем дело? Почему я подавлен»? То же самое надо делать, когда замечаешь, что раздражен или разозлен, или хочется пофантазировать, или иным способом убежать от себя. В каждой из таких ситуаций важно понять, что происходит, а не объяснять все как попало, тысячей и одним из возможных способом. Более того, надо быть открытым собственному внутреннему голосу; он скажет — часто довольно прямо — почему мы тревожны, подавлены, раздражены.
Обычный человек восприимчив к своим телесным процессам: он замечает в них перемены и даже незначительную боль; такой вид телесной восприимчивости относительно легко испытать, поскольку большинство людей имеют опыт хорошего самочувствия. Такая же восприимчивость к собственным душевным процессам намного более труднодостижима, потому что многие люди никогда не знали человека, живущего оптимально. Они принимают за норму психическую жизнь своих родителей и родственников или той социальной группы, в какой рождены, но пока они сами не отличаются от них, они чувствуют себя нормально и не заинтересованы в каких-либо наблюдениях. Есть много людей, которые не видели, например, любящего человека или человека цельного, отважного, сосредоточенного. Вполне очевидно, что чтобы быть восприимчивым к себе, надо ясно представлять, что такое полноценная здоровая человеческая жизнь, а как достичь такого представления, если его не было ни в детстве, ни в позднейшей жизни? Ясно, что на этот вопрос нет простого ответа, но сам вопрос указывает на один достойный критики фактор в нашей системе обучения.
Хотя мы научаем знаниям, но не уделяем внимания такому обучению, какое в высшей степени важно для человеческого развития: обучению посредством простого присутствия зрелого, любящего человека. В предшествующие эпохи нашей культуры, или в Китае и Индии, наиболее высоко ценимым был человек выдающихся духовных качеств. Учитель был не только, и даже не в первую очередь, источником информации, но в его функцию входило обучение определенным человеческим установкам. В современном капиталистическом обществе — и то же относится и к русскому коммунизму — людьми, внушающими восхищение и желание подражать, являются кто угодно, но только не носители выдающихся духовных качеств. В глазах общественности значительны те, кто дает обычному человеку чувство заместительного удовольствия. Кинозвезды, исполнители песен, обозреватели, важные деловые и правительственные фигуры — вот образцы для подражания. На эту роль их зачастую выдвигает то, что им удалось добиться известности. Все же ситуация не представляется совсем уж безнадежной. Если принять во внимание, что такой человек, как Альберт Швейцер смог стать знаменитым в Соединенных Штатах, если представить, как много есть возможностей познакомить нашу молодежь с живущими ныне и историческими личностями, жизнь которых показывает, чего могут достичь настоящие люди, а не увеселители в широком значении этого слова, если вспомнить о великих произведениях литературы и искусства всех времен, то окажется, что есть шанс создать представление о настоящей человеческой жизни, а значит и восприимчивость к неправильной жизни. Если же нам не удастся способствовать такому представлению о зрелой жизни, тогда мы действительно столкнемся с вероятностью того, что вся наша культурная традиция прервется. Эта традиция основывается на передаче, прежде всего, не определенных видов знания, а определенных человеческих качеств. Если грядущие поколения никогда больше не увидят этих качеств, то культура пяти тысячелетий рухнет, даже если будет дальше передано и развито ее знание.
До сих пор я рассматривал то, что необходимо для практики любого искусства. Теперь собираюсь рассмотреть те качества, которые имеют особое значение для способности любить. В соответствии с тем, что я говорил о природе любви, главное условие в достижении любви составляет преодоление собственного нарциссизма. При нарциссистской ориентации человек воспринимает как реальность только то, что существует внутри него самого, явления же внешнего мира реальны не сами по себе, а только с точки зрения их полезности или опасности для него. Полюс, противоположный нарциссизму, это объективность; она представляет собой способность видеть людей и вещи такими, каковы они есть, объективно, а также способность отделять эту объективную картину от картины, сформированной собственными желаниями или страхами. Все формы психозов обнаруживают доходящую до крайности неспособность к объективности. Для безумца единственная реальность та, которая существует внутри него, реальность его страхов и желаний. Явления внешнего мира он видит как символы своего внутреннего мира, свое творение. Со всеми нами происходит то же самое, когда мы спим. Во сне мы творим события, создаем драмы, которые являются выражением наших желаний и страхов (а иногда и наших интуиций и суждений), и, хотя мы спим, мы воспринимаем продукты наших сновидений столь же реальными, как и реальность, которую воспринимаем в состоянии бодрствования.
Безумец и сновидец полностью лишены объективного взгляда на внешний мир; но все мы в большей или меньшей степени безумны, в большей или меньшей степени погружены в сон; все мы имеем необъективный взгляд на мир, взгляд, искаженный нашей нарциссистской ориентацией. Привести примеры? Каждый может легко их найти, взглянув на самого себя, на своих соседей, или почитав газеты. Разница будет лишь в степени нарциссистского искажения действительности. Например, женщина звонит врачу и говорит, что она хочет придти к нему на прием сегодня днем. Врач отвечает, что сегодня днем он не свободен, и может принять ее на следующий день. Она отвечает: «Доктор, но я ведь живу всего в пяти минутах ходьбы от вашего кабинета». Она не может понять его объяснение, что ее близкое местонахождение не сэкономит ему время. Она воспринимает ситуацию нарциссистски: раз она экономит время, значит, и он экономит время; единственная реальность для нее это она сама.
Менее экстремальны — или возможно только менее очевидны — искажения, которые обычны в межличностных отношениях. Как много родителей реагирует только на то, послушен ли их ребенок, доставляет ли он им радость, служит ли предметом их гордостью, и так далее, вместо того, чтобы воспринять, или хотя бы заинтересоваться тем, что чувствует сам ребенок? Как много мужей считают своих жен тиранками только потому, что привычка к материнской снисходительности заставляет их воспринимать любое требование как ограничение собственной свободы. Как много жен считают своих мужей неудачниками или глупцами только потому, что те не соответствуют фантастическому образу блестящего принца, созданному ими в детстве?
