Лики женщин - Эмма Буяльская
Среди этих Прекрасных Елен (или Прекрасных Дам, или Муз, или Богинь — с ума сошедшие мужчины по разному их называют) бывают такие экстравагантные, как избранница Алекса, бывают тихие и спокойные, семейные и рассудительные. Дело не в их статусе или характере. Это что-то глубоко подсознательное и объяснению не подлежит. Сами эти Елены Прекрасные зачастую удивляются, что же в них такого находят мужчины, что сразу хотят дом купить, счёт открыть, стихи написать или как-то по-другому запечатлеть образ своей Дульсинеи Тобосской — у кого какие возможности есть, и обязательно жениться. Самое главное, что у женщин такого статуса все эти предложения интереса не вызывают и ценности никакой не представляют, к ним само собой идёт всё необходимое, и по-настоящему их может заинтересовать только совершенно неординарный человек, зачастую такой же далёкий, как и они сами, от драки за какие-то эфемерные ценности.
Одна из таких Елен Прекрасных, звали её Наташа, отмечала свой день рождения в ресторане, где её муж работал барменом. Ей исполнилось 40 лет, у неё было двое уже достаточно взрослых детей, она в 17 лет вышла замуж и без всяких приключений прожила с ним уже 23 года в доме очень строгой свекрови, т. е. по всем показателям была полной противоположностью женщине Алекса. Но она была той же породы; когда она выходила из ресторана, вошли в холл шведы из туристической группы и, чтобы дать ей пройти, они встали вдоль стен, образуя коридор-проход, и устроили ей овацию, выражая тем самым своё восхищение.
Почему? Что в них такого есть, в этих женщинах, что толкает мужчин на подвиги, на преступления, на нарушение всяких правил и собственных принципов? В чём это волшебство? Непонятно.
Вот такой женщиной была Зинаида, Зинка-корзинка, как дразнили её в школе, Зизи, как она называла себя в детстве, или Зинуля, как называл её отец. До 23 лет жила она спокойно: училась в школе и в институте иностранных языков, была любимицей отца, который готовил ей любимые завтраки и кормил её до сих пор чуть ли не с ложки (мама так же любила сына, который был младше Зины на 3 года), проверял каждое утро её кошелёк, чтоб там было достаточно денег; она благополучно пережила первую любовь, а по поводу бесчисленных поклонников, жертв неразделённой любви, легко отмахивалась:
— Ну, не этот же!
После института она стала преподавать в школе английский язык, и тут у неё возникла проблема, которая и раньше существовала, но была не замечена: оказалось, что Зина была ярко выраженная сова. Она никак не могла проснуться рано, потому что активная часть суток начиналась у неё только после 12 часов дня. Она с самого детства знала, что продуктивнее всего она может учиться только ночью, спать ложилась в 3 часа, просыпалась в 11, благо, что почти всё время она училась во вторую смену, даже в институте. Работа в школе стала для неё каторгой: она поднималась с постели, но не просыпалась, пила кофе, который тоже не мог её разбудить, ехала в школу на такси, за папины, конечно, деньги, но всё равно опаздывала. Когда она приходила в класс, детей занимали до прихода учительницы директриса или завуч.
Любая проблема перестаёт быть проблемой, когда она осознана, обозначена, описана. А здесь все с радостью и злорадством рассчитались с Зиной за то, что она не такая, как все: обвинили её в безответственности, лени, нежелании честно зарабатывать кусок хлеба. Она была центром обсуждения на всех совещаниях и педсоветах, а за глаза коллектив учителей, состоящий в основном из одиноких женщин, сплетничал по её поводу совсем уж зло: непорядочная, шляется с мужиками по ресторанам до утра, а потом, не проспавшись, прикатывает на работу на такси. Ну никак не могут обычные дамы простить Прекрасных Дам — не имеют права они отличаться от среднестатистических.
Зину уволили, вместо того, чтобы предложить ей вакантные часы английского языка в вечерней школе, которая функционировала в этом же помещении — её коллеги дали ей такую характеристику, что об этом даже речи не могло быть.
Она сама восприняла это увольнение неоднозначно: с одной стороны, вроде бы обидно, а с другой стороны, она почувствовала такую радость освобождения от этой казни, что даже самой стало стыдно.
После такого трудового опыта она почувствовала такое отвращение к работе, что решила выйти замуж и сидеть дома, и спать в такое время, которое её устраивает. В качестве жениха, но еще не мужа, она выбрала футболиста Эдварда. Он с командой прилетел на игру, увидел Зиночку, которую он называл её детским именем Зизи, влюбился, и всё в его жизни изменилось. Постольку поскольку Зина сразу заявила, что она от папы и мамы никогда никуда не уедет, он уволился со скандалом из своей команды, и его с удовольствием приняли в республиканскую команду в качестве играющего тренера. Команда была слабая, никогда не выступала даже в первой лиге, зато он получил возможность быть с Зиной. Они подали заявление на вступление в брак, процедура и свадьба должна была состояться через месяц. По оформлении брака местные власти согласно контракта должны были предоставить ему, тренеру республиканской команды, квартиру.
Но до этого не дошло. Неожиданно для всех, мама Зины, казалось, переполненная любовью только к сыну, начала яростную борьбу против этого брака. Квартиру Зинаиде подарили родители, и, конечно, она была на одной лестничной площадке с квартирой родителей. Едва дожидаясь, когда дочь проснётся, мама вторгалась к молодым и, нимало не смущаясь, обоих ставила в стойло, как она выражалась. Зине она говорила:
— Я вас родила не для кого-то, а для себя. Ты должна жить со мной, а не с ним. Я не знаю, как я буду без тебя, я просто умру. И что это за муж — футболист?
Ему она говорила:
— Ты глазеешь на её круглые коленки. А ты посмотри на меня — и Зинка такая же будет после родов: вся круглая, как бочка, с варикозным расширением вен и с предменструальным синдромом.
Каждый день она звонила по телефону его матери:
— У вас такой прекрасный сын, он заслужил хорошую жену, не такую, как моя дочь. Она грязнуля, ленивая, спит до 12, дома не готовит.
Зина и сама-то была не в восторге от предстоящих перемен в её жизни, и слова матери только подлили
