Эпидемии безумия. Классика социальной психологии - Поль Реньяр
«Утренние вращательные движения начинались точно в 9 часов и продолжались от часа до полутора и двух часов подряд. Послеобеденные конвульсии возобновлялись в 3 часа и длились столь же долго, как и утренние. Каждый день, пытаясь подняться, Фонтен ощущал такую слабость в ногах, что не мог стоять. Это продолжалось до 9 часов, когда у него начинались обычные конвульсии. Тогда его тело опиралось на одну ногу, которая во все время двухчасового вращения оставалась в центре, другая же описывала в это время круг с невообразимой скоростью, почти все время находясь на отлете и лишь изредка слегка касаясь пола. Его тело вращалось с такой изумительной быстротой, что многие из присутствующих насчитывали до 60 вращений в минуту, и, по их расчетам, выходило, что если сложить количество вращений, совершенных ногой Фонтена во время только одного припадка, то получилось бы расстояние от двух до трех миль. По окончании утренних вращательных конвульсий Фонтен с трудом мог держаться на ногах и только после полудня чувствовал себя сильным и вполне здоровым до следующего утра.
Но Фонтен не удовольствовался этим безумием дервиша и, желая загладить свои прежние грехи, предался необычайному посту.
19 апреля он объявил, что сорок дней подряд будет обходиться без пищи, но не указал точного времени, когда начнется этот ужасный искус.
На следующий день Фонтен почувствовал, что не в состоянии ничего положить себе в рот. Это навело его на мысль, что наступило время для совершения великого поста, но он ошибся: этот пост, длившийся всего 18 дней, был только подготовительным. Тем не менее, если принять во внимание все, что приходилось ему совершать во время этого страшного голодания, то окажется, что оно настолько же сверхъестественно, как и сорокадневный пост, но гораздо суровее по последствиям».
Рядом с Фонтеном следует назвать другого знаменитого конвульсионера: я подразумеваю комментатора Полибия, кавалера Фолара. Он отличался большой храбростью, был ранен при Кассано и, наконец, взят в плен. Его сочинения о военной тактике очень ценились в свое время. К сожалению, несмотря на свои выдающиеся способности, он стал жертвой умственной эпидемии той эпохи. Проведя бурно молодость, Фолар под старость сделался страшно набожен. Вот что сообщает о нем пастор Иордан, которого в своей книге процитировал Матье:
«Кавалер Фолар постоянно молится и ежедневно читает вечерню. Но, дойдя до Magnificat, он никак не может приступить к его чтению и немедленно впадает в конвульсивное состояние. Он внезапно падает, простирая руки в виде креста, и остается неподвижным. Фолар часто поет. Это песнопение бывает нелегко разобрать. Он иногда говорит такую тарабарщину, в которой никто не понимает ни слова.
Больной часто ударяет в ладоши. Открывая глаза, он уверяет, что погружен во мрак, закрывая же их, говорит, что окружен резким светом, и радостно вздрагивает от удовольствия. Когда дамы просят Фолара помолиться за них, он концом их платья трет себе область сердца поверх своей одежды. Если же с той же просьбой к нему обращаются духовные лица, то он трет себе кончиком подрясника не только сердце, но также уши и другие части тела.
Следует также обратить внимание, что все это он проделывает бессознательно, ничего не видя и не слыша».
Из моего рассказа нельзя не заметить, что эпидемия принимает все более и более серьезный характер. От простого чуда мы доходим до самого сильного религиозного помешательства. Не думайте, однако, что это конец. Мне еще предстоит рассказать о столь удивительных и неправдоподобных вещах, что я прошу лиц, подозревающих меня в умышленных преувеличениях, обратиться к подлинным текстам Kappe де Монжерона и автора «Convulsions de temps».
Сразу после истории Фолара там рассказывается история госпожи Соне, наделавшая много шуму в свое время и вполне заслуживающая внимания читателя.
Госпожа Соне получила прозвище Саламандры, так как после припадков проделывала следующую вещь: с видом пророчицы она кричала: «Табу, Табу!» Тогда приносили два высоких табурета, на которые она становилась, образуя дугу, что делают все истеричные и многие загипнотизированные девушки. Затем под ней разводили небольшое пламя, и она делала вид, что поджаривается на медленном огне, оставаясь несколько минут в таком положении. Нужно ли говорить о том, что мы имеем в данном случае дело с одной из тех анестезированных женщин, о которых уже было сказано много раз.
Госпожа Соне, впрочем, умела удивлять зрителей многими способами. Иногда она кричала: «Леденец! Леденец!» Когда его приносили, то оказывалось, что это была заостренная на конце палка, которую ей подкладывали под поясницу, острием вверх. Тогда истеричная кричала: «Бисквит! Бисквит!» Бисквит появлялся: это был большой булыжник, который ей бросали на живот. Госпожа Лакорт специализировалась на другом – она перевязывала раны, высасывая и облизывая их. То, что мне теперь придется поведать читателю, так ужасно, что я прошу брезгливых людей перевернуть страницу, не читая ее. Я долго колебался, прежде чем решиться изложить эти подробности, но, в конце концов, я счел невозможным умолчать о них, так как они принадлежат истории. Предоставляю и в этом случае слово де Монжерону и Понсе:
«Конвульсионеры, – говорит Понсе, – перевязывают открытые раны, полные гноя и отвратительные на вид. Они их лижут и сосут до тех пор, пока полностью не очистят от гноя, который совершенно спокойно проглатывают. Мало того, они стирают тряпки, служившие для перевязывания ран, и потом пьют эту воду. Больше всего удивляет то, что среди них встречаются те, кто, прежде чем приступить к этому ужасному перевязыванию, испытывают перед ним точно такое же отвращение, какое мы сами ощутили бы в их положении, но это отвращение
