Коллектив авторов - Совладающее поведение. Современное состояние и перспективы

3 социальный стиль совладания: (S1) Социальная поддержка (обсуждение проблемы с другими людьми); (S5) Друзья (опора на близких друзей); (S6) Чувство принадлежности (забота о мнении других людей, поиск их одобрения); (S10) Общественные действия (организация групповых действий); (S16) Профессиональная помощь (обращение к специалистам).

Цели нашего исследования: 1) проверка конструктной валидности опросника ASC (в частности, нас интересовало, действительно ли данный опросник диагностирует три заявленных авторами стиля совладания и насколько правомерна их интерпретация как продуктивного, непродуктивного и социального); 2) анализ психологических механизмов, лежащих в основе предпочтения людьми разных стратегий совладания, в контексте представления об интеллектуальном контроле как одном из аспектов индивидуального интеллектуального ресурса.

Методы обработки данных: факторный анализ; различные модели кластерного анализа. В исследовании участвовали 366 студентов первого и второго курсов политехнического университета, возраст – 17–18 лет (253 мужчин и 113 женщин).

Первый этап проверки конструктной валидности был связан с использованием процедуры факторизации полученных данных. Для выделения факторов использовался метод главных компонент (метод вращения Varimax). Согласно графику собственных значений главных компонент, по имеющейся совокупности значений были выделены 5 факторов (накопленный процент дисперсии – 63,8). В таблице 1 представлены результаты факторизации данных (n = 366).

Как можно видеть из таблицы 1, во-первых, количество выделившихся факторов не соответствуют трем авторским стилям совладания (продуктивному, непродуктивному и социальному), во-вторых, состав стратегий в выделенных факторах неоднозначен. Характерно, что три стратегии из 18, а именно S2 Решение проблем, S3 Работа, достижения и S14 Религиозная поддержка не имеют высокой факторной нагрузки ни по одному из выделившихся факторов.

Фактор 1 включает четыре стратегии, характеризующие эмоционально-доминантный тип реагирования: трудная ситуация вызывает непосредственные эмоциональные переживания в виде веры в чудесное избавление от проблемы, отчаяния и агрессии, вплоть до склонности использовать алкоголь, наркотики, «уходить в болезнь», а также игнорирование проблемы. При этом в состав данного фактора с отрицательным весом входят проблемно-ориентированные стратегии S2 Решение проблем и S3 Работа, достижения (–0,49 и –0,55 соответственно).

Фактор 2 включает стратегии S4 Беспокойство и S12 Самообвинение, т. е. тревога о возможных последствиях в будущем (беспокойство о будущем вообще и своем личном в частности) сочетается со склонностью к интраперсональной атрибуции ответственности за происходящие события. Отметим, что в состав этого фактора с положительным знаком входит стратегия S2 Решение проблем (0,47). Такой же по составу фактор, фиксирующий связь ориентации на решение проблемы с более высоким уровнем беспокойства, был получен Т. Л. Крюковой при факторизации выборки российских старшеклассников и первокурсников (Крюкова, 2004, с. 113).

Таблица 1

Нагрузки на факторы (после вращения)

Фактор 3 объединяет три стратегии, которые эксплицируютют эффект социотропии (потребность общаться с друзьями; забота о хороших отношений с окружающими и готовности следовать их мнениям; склонность проводить досуг в компании) (S5, S6, S17).

Фактор 4 представлен двумя стратегиями S10 Общественные действия и S16 Профессиональная помощь, характеризующими готовность опираться на внешние социальные ресурсы (в данном случае – компетентность других людей).

Фактор 5 включает стратегию S13 Уход в себя в сочетании с отказом от стратегии S1 Социальная поддержка (–0,61).

Фактор 6 объединяет стратегии S15 Позитивный фокус и S18 Активный отдых, которые свидетельствуют об опоре на внутренние ресурсы в виде оптимистической позиции относительно трудной ситуации и ориентации на поддержание своего физического здоровья.

Т. Л. Крюкова, использовав факторный анализ при рассмотрении данных опросника ACS, не получила трехкомпонентную структуру совладающего поведения. По ее данным, было выявлено шесть факторов, при этом отсутствовало прямое соответствие состава факторов трем постулируемым стилям, кроме того, каждый фактор содержал комбинацию стратегий, принадлежащих двум различным «стилям», в том числе «продуктивные» стратегии оказались смешанными с «непродуктивными» стратегиями (Крюкова, 2004).

Таким образом, проведенная нами процедура факторизации данных не подтвердила конструктной валидности опросника ACS: три исходных стиля не были обнаружены. При разделении выборки по половому признаку существование этих трех стилей совладания также не подтвердилось. Кроме того, можно говорить о неоднозначности критериев разделения стратегий совладания на «продуктивные», «непродуктивные» и «социальные».

Второй этап проверки данного опросника с точки зрения его конструктной валидности был связан с использованием разных процедур кластерного анализа. Поскольку факторный анализ показал относительную идентичность структуры стратегий в женской и мужской частях выборки, то кластеризация данных выполнялась по выборке в целом.

Первоначально количество выделяемых кластеров задавалось равным трем, что соответствовало количеству постулируемых стилей совладания: продуктивному, непродуктивному, социальному. Далее была осуществлена последовательная кластеризация данных с выделением трех, четырех, пяти, шести кластеров. Проверка качества полученных классификации осуществлялась с помощью процедур подсчета показателей энтропии и дискриминантного анализа (Холодная, Берестнева, Муратова, 2007).

Для сравнения ниже приводятся две дендрограммы: результаты кластеризации данных на три (рисунок 1) и шесть кластеров (рисунок 2).

Как можно видеть, при выделении трех кластеров результаты кластеризации не соответствуют составу стратегий в рамках трех постулируемых стилей совладания («продуктивного», «непродуктивного» и «социального» копингов) (см. таблицу 2). Так, кластер 1 (37 %) «социотропия» включает только четыре стратегии (Социальная поддержка, Друзья, Принадлежность, Отвлечение), в рамках которых ориентация на общение и значимость близких людей выступает в качестве основного фактора преодоления трудной ситуации. Кластер 2 (32 %) «готовность к преодолению трудной ситуации» объединяет проблемно-ориентированные стратегии (Решение проблем, Работа, достижения) со стратегиями опоры на внутренние ресурсы (Позитивный фокус, Активный отдых) и на внешние социальные ресурсы (Общественные действия, Профессиональная помощь). Кластер 3 (31 %) «эмоциональное реагирование» объединяет большую часть эмоционально-доминантных стратегий совладания (Беспокойство, Чудо, Несовладание, Разрядка, Игнорирование, Самообвинение, Уход в себя), включая стратегию Религиозная поддержка.

Таблица 2

Результаты распределения испытуемых по трем кластерам

Рис. 1. Результаты кластеризации на три кластера

Анализ дендрограммы, полученной при разбиении исходных данных на шесть кластеров, показывает динамику воспроизведения новых кластеров в процессе последовательной кластеризации. Так, кластер «социотропия» остался полностью без изменений. Кластер «эмоциональное реагирование» по своему основному составу также остался без изменений, однако от него в самостоятельный кластер отделились стратегии «отстранения» от трудной ситуации (Игнорирование, Уход в себя) (19 %). Нетрудно заметить, что внутри оставшегося кластера выделяются три пары стратегий, видимо, сходных между собой: Беспокойство и Самообвинение, Чудо и Религиозная поддержка, Несовладание и Разрядка (см. рисунок 2).

Таблица 3

Результаты распределения испытуемых по шести кластерам

Рис. 2. Результаты кластеризации на шесть кластеров

Кластер «готовность к преодолению трудной ситуации» распался на три составляющие: проблемно-ориентированные стратегии (Решение проблем, Работа, достижения), стратегии опоры на внешние социальные ресурсы (Общественные действия, Профессиональная помощь) и стратегии опоры на внутренние психические и физические ресурсы (Позитивный фокус, Активный отдых).