Елена Баенская - Помощь в воспитании детей с особым эмоциональным развитием (ранний возраст)

Во втором случае сверхпривязанности, часто принимаемом близкими за чрезмерную робость, боязливость ребенка, малыша пытаются тренировать на постепенное ослабление этих качеств, желая уберечь его от будущей нерешительности и несамостоятельности (например, отправить ребенка погостить к бабушке, устроить в детское учреждение и др.). Если условия там окажутся для малыша достаточно комфортными (прежде всего, добрая, теплая, терпеливая воспитательница; ограниченность времени пребывания, небольшая наполненность группы), он может прижиться, хотя часто наблюдаемая у таких детей соматическая ослабленность и предрасположенность к заболеваниям обычно не дает малышу там долго продержаться. Если период попыток адаптации к новому месту в отсутствии близкого вызывает стресс, то возможен временный регресс психического развития, который проявляется, в частности, и в изменении характера привязанности, большем приближении ее к первому варианту. Крайне тяжело переживается такими детьми госпитализация без мамы – ее последствием могут быть усиление страхов, потеря речи, углубление аутизма и даже длительное отсутствие живой реакции на родных.

Проблема заключается в том, что ребенок не должен «перескакивать» в своем развитии такой необходимый этап эмоционального созревания, как формирование привязанности. Даже если этот период затягивается и приобретает болезненные формы, торопить малыша нельзя. Выше, говоря о нормальном развитии, мы показывали, что ребенок может «оторваться» от матери лишь при условии, что у него уже будут разработаны индивидуальные механизмы адаптации к менее стабильным условиям жизни. Эти механизмы вызревают внутри сферы его эмоционального взаимодействия с матерью после достаточно интенсивной проработки складывающихся аффективных стереотипов их совместной жизни и затем на фоне её. Аутичному ребенку для этого нужно много времени. Поэтому попытки категоричного прерывания сверхпривязанности не могут являться действенным приемом ее ослабления.

Этому может помочь лишь терпеливое и постепенное эмоциональное детализирование близким взрослым имеющихся общих с малышом бытовых занятий, игр, способов контакта. Ребенок должен накопить достаточный положительный опыт соучастия в этих взаимодействиях. Для этого необходимы постоянные эмоциональные комментарии мамы, обозначающие их, и постепенное выделение в них собственных переживаний ребенка, его роли в общих делах, подчеркивание его достижений и проявлений самостоятельности. Так, маме, вместо того, чтобы сражаться с ребенком, пытаясь оставить его на непродолжительное время в комнате, пока она сделает необходимые дела на кухне, можно увести его с собой, объясняя смысл происходящего: «Пойдем, посмотрим, не кипит ли чайник, и суп нам надо помешать… А потом я буду хлеб резать, а ты всем ложечки разложишь…»

В одиночку матери очень трудно пережить и «перерасти» вместе с ребенком мучающее их обоих состояние сверхпривязанности. Поэтому от близких требуется не порицание маминых «ошибок воспитания», а понимание происходящего и поддержка. Кроме этого, нужна и реальная физическая помощь в организации более разнообразных форм общения и развития взаимодействия с парой мать—ребенок (например, предоставить маме возможность регулярно рассказывать папе в присутствии ребенка, что они делали сегодня, чем малыш ее порадовал, как они ждали папу, что ему приготовили и т. д.).

Б. Отсутствие привязанности или ее невыраженность

Известно, что есть дети, которые не демонстрируют признаков привязанности. Ребенок может оставаться индифферентным, когда мама уходит из комнаты, может сам уйти далеко от взрослого, спокойно полезть на руки к незнакомому человеку. Карабкаясь по маме, как по неодушевленному предмету, он не заглядывает в ее лицо, не пытается обнять, а приваливается к ней спиной, причем к матери – так же, как и ко всем остальным.

Для того, чтобы появилась привязанность, как мы уже знаем по описанию раннего нормального развития, должны быть ее предшественники – прежде всего, сосредоточение на лице матери, на ее голосе, узнавание ее, выделение среди других, требование ее присутствия, предпочтение ее рук.

На наиболее быстрый запуск поведения, направленного на общение с близкими, ориентирован метод холдинг-терапии (Либлинг М.М., 1995, 1997). Проводимая ежедневно процедура этого метода коррекции заключается в том, что мать ребенка берет его на руки, повернув к себе лицом, обнимает и удерживает, несмотря на его возможные отчаянные попытки вырваться. Вместе с сидящим рядом отцом, который поддерживает маму, а при необходимости и сам держит ребенка, они заверяют его, что ситуация не опасна, что они его любят, хотят быть с ним вместе подольше, просят не уходить от них и посмотреть им в глаза.

Эта длительная, на первых порах тяжелая и часто драматически протекающая, процедура позволяет и ребенку и его родителям, прежде всего, пережить (часто – первый раз в жизни) то ощущение близости, которое возникает между матерью и младенцем в минуты общения и основывается на обилии тактильного контакта, остром прямом взгляде и общем расслаблении.

Обязательным условием держания ребенка на руках является комментирование родителями всех тех эмоциональных состояний, которые они при этом испытывают сами и которые переживает ребенок, объяснение, почему они не хотят его отпустить («Мы очень по тебе соскучились», «Нам так с тобой хорошо»). В дальнейшем при правильном течении холдинг-терапии (что может быть обеспечено при курировании специалистом, знающим и практикующим этот метод) эти комментарии превращаются в рассказы о самом ребенке, а превалирующее вначале сопротивление ребенка и его попытки вырваться уступают место играм и занятиям с ним.

Как сам аутичный ребенок, так и его родители восполняют таким образом дефицит ранних форм общения и «узнавания» друг друга, приобретают действенный способ острой помощи ребенку в случае тяжелого дискомфорта, страха, перевозбуждения, приручают ребенка к рукам, отчего он испытывает явное удовольствие, провоцируют усиление вокализаций ребенка и появление слов в экстремальной для него ситуации с последующим их закреплением. Появляется привязанность к близкому, стремление исследовать его лицо, способность эмоционально заражаться от него, понимать его эмоции и доходчиво выражать свои.

Понятно, что чем раньше проводится эта процедура, тем она естественнее и для малыша, и для его близких. Годовалому младенцу, безусловно, не потребуется полная процедура холдинга с его драматичной, длительной и ожесточенной борьбой, которая бывает у детей старшего возраста с развернутой формой аутистического синдрома. Однако для установления контакта с малышом, формирования отношений привязанности с ним и усложнения форм взаимодействия можно опираться на наиболее важные элементы холдинга: обязательное тактильное подкрепление и крепкое объятие ребенка, как можно более частое использование прямого зрительного контакта и, конечно, на мощную эмоциональную и речевую стимуляцию «заводящих» друг друга родителей.

Надо отметить, что процедура холдинга может играть положительную роль и при преодолении симбиотической привязанности ребенка, о которой речь шла выше. С одной стороны, она предполагает активное включение в общение не только мамы, но и другого лица, а с другой – ускоряет процесс перехода чисто физической связи малыша с матерью в эмоциональную.

Вместе с тем следует помнить, что холдинг-терапия, несмотря на свою кажущуюся простоту, – очень сложная процедура, имеющая достаточно много противопоказаний (см. М.М. Либлинг в книге О.С. Никольской и др. «Аутичный ребенок: пути помощи», 1997). Поэтому для формирования привязанности малыша мама может использовать и более длительный, но не менее надежный, прием установления и постепенного развития эмоционального контакта с ним, заинтересовывать его собой, искать дополнительные способы стимуляции для привлечения его внимания к своему лицу, голосу, прикосновению, обязательно сочетая их с эмоциональным комментарием, и пытаться создавать совместные устойчивые жизненные стереотипы.

Возникновение первых конкретных страхов и состояний тревоги связано с ранним возрастом и в норме. На первом году жизни наиболее характерны страхи громкого звука, резкого приближения объекта к лицу, неожиданного изменения положения тела, «чужого лица». Наибольшее их количество проявляется на втором-третьем годах жизни, и это, как уже говорилось выше, является закономерным явлением в ходе благополучно протекающего аффективного развития.

Отличие страхов при эмоциональных нарушениях заключается не столько в их содержании (хотя традиционно в клинических исследованиях говорится об их часто неадекватном характере), сколько в степени их интенсивности и прочности фиксации. Однажды возникнув, каждый страх живет и остается актуальным для ребенка на протяжении многих лет. Страхи, которые иногда производят впечатление нелепых, беспричинных (например, собственной босой ножки, высунувшейся из-под одеяла, или зонтика, или капли воды на подбородке, или дырки на колготках и др.), становятся более понятными, если вспомнить, насколько аутичный ребенок может быть чувствителен к нарушению завершенной формы, насколько он может быть сензитивен к различным сенсорным ощущениям.