Ирина Млодик - Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему.
Я не помню ни одного моего клиента, который бы стыдился, как она. Ей приходилось невероятно тяжело. Долгие месяцы, когда она что-то начинала рассказывать о себе, она делала это в воротник собственного свитера. В ее рассказах не было ничего ужасного: ни распутства, ни убийства, ни предательства, ну совершенно ничего, чтобы хоть кто-то мог ее в чем-то упрекнуть. И тем не менее каждый раз, рассказывая о себе, она чувствовала почти непереносимый стыд. В течение сеанса на столе образовывалась внушительная горка из салфеток (которая тоже была объектом ее стыда), потому что иногда она плакала почти все отведенное время. Иногда порывалась уйти прямо в середине часа. Я не отпускала. Она мужественно продолжала стыдиться, никогда не смотрела на меня, часто вообще не вылезала из воротника до самого конца встречи.
Особенно она стыдилась того, какой она была в детстве. Этого она простить себе вообще не могла.
«Я была забитой, подстраивалась подо всех, была слишком правильная, много училась, не умела общаться, часто боялась. Это ужасно и нельзя простить!» Самое печальное, сколько бы я ей ни говорила, что не считаю все это ужасным, что мне грустно, что у нее по этому поводу столько переживаний, ей было все равно. Ее стыд давно не нуждался во внешней подпитке, она давно научилась генерировать и питать его сама. И очень страдала от этого. Она то начинала ненавидеть себя всей душой, непонятно за что, то всех остальных, непонятно почему. Она отвергала и постоянно ждала отвержения, а если его не было, она придумывала его сама. Это значительно осложняло ей жизнь: делало ее труднопереносимой.
Временами она приходила с открытым лицом, смотрела в глаза и говорила о том, что она, в общем, хороша необыкновенно и никто не дотягивает до ее уровня. Что неудивительно: совершенно невозможно всю жизнь жить с ощущением, что ты — «ниже плинтуса». Она утверждала, что я задаю избитые вопросы и ей давно все совершенно понятно, к тому же очень скучно.
Потом снова появлялась и начинала отчаянно себя стыдиться. Нельзя было угадать, какой она придет в следующий раз. Она, похоже, и сама мучилась от того, что не знала, каким будет ее следующее утро. В жизни это оборачивалось большими и маленькими проблемами. Она не могла долго находиться в отношениях, стыдилась собственной матери, и молодого человека у нее не было. С отчаянием она говорила: «Мне уже девятнадцать лет! Но кто на меня взглянет?», и почти одновременно: «Мне нужен самый интересный, самый потрясающий парень. Другие мне не нужны!» — и влюблялась в звезд своего института, в звезд шоу-бизнеса, недоступных, как Альфа Центавра.
Постепенно она научилась переносить свой стыд без упрятывания в воротник и слез. Стала оценивать себя, свои умения, внешность, таланты более адекватно,
ближе к тому, как я видела ее со стороны. Я считала это большим продвижением. Но ее по-прежнему «качало» как маятник: она то говорила, что изменилась настолько, что теперь ей скучно со всеми ее бывшими знакомыми, то начисто отрицала хоть какие-то собственные достижения. Стыд уже не был ее врагом, но другом так и не стал, да и не мог стать.
Если вам захотелось постыдить своего ребенка, вы можете задать себе вопрос: я хочу, чтобы он изменился из страха оказаться плохим и отвергнутым, или мне важно, чтобы он понял, что в этой ситуации я думаю и чувствую совсем по-другому, и тогда у него будет выбор — прислушаться ко мне или остаться при своем мнении.
Спросите себя, чего вы хотите: чтобы, когда он вырастет, он продолжал стыдиться себя (и вас, быть может) уже без вашего участия, зависел от чужой оценки, был неуверен и боялся любой активности и инициативы, не верил в то, что достоин всего самого хорошего? Или вы хотите, чтобы ваш ребенок вырос ответственным за собственные поступки, успешным, реализованным, не боящимся жить, достигать вершин, заводить друзей, любить, быть счастливым? Тогда выбирайте, как вам поступать: стыдить или нет.
Тревога
За те девять лет, что я работаю в психологии, число тревожных детей выросло в разы и все продолжает и продолжает расти. Я много думала над причинами этого явления. И первое, что мне кажется совершенно очевидным, так это то, что неуклонно возрастает число тревожных родителей. Тому есть наверняка много причин: социальных, политических, экономических, экологических и многих других. Меня, конечно, главным образом интересовали причины психологические.
Совершенно очевидно, что за последние девять-де- сять лет нынешние взрослые пережили колоссальные перемены: распад СССР, смену экономического строя, «полет страны над пропастью», как говорили в те времена, перемену политического устройства, разрушение партийной системы и диктата идеологии. За это время мы все четко усвоили:
— в этой стране в любой момент может случиться все, что угодно;
— теперь ты не можешь рассчитывать на государство, а должен рассчитывать только на себя;
— жить хорошо — возможно и очень хочется;
— пора учиться зарабатывать деньги. Соответственно любой взрослый был как-то вынужден обходиться с нестабильностью теперешнего мира, с невозможностью предугадать будущее, с необходимостью быть все время в тонусе для обеспечения достойного будущего своим детям. Время предъявило свои требования нам, мы их предъявляли своим детям.
Психологи говорят, что тревога в отличие от страха, который связан с прямо сейчас происходящей ситуацией, связана с будущим. С тем, что может произойти, если... Мы, не зная, что будет, часто рисуем себе наихудшую картинку из возможных и начинаем тревожиться.
Тревога, как и другие чувства, как мне кажется, состоит из нескольких компонентов.
Одна из них — прогнозирование мрачного будущего
(о чем мы уже начали говорить). Поскольку для маленьких детей будущего не существует, они мыслят только в категориях настоящего, то и тревожиться о нем они не умеют, пока любимые тревожные взрослые их не научат: начиная с «Ты куда полез, сейчас как грохнешься!», продолжая: «Ты хорошо выучил математику? А то завтра опять наделаешь кучу ошибок!» и заканчивая: «С такой успеваемостью ты кончишь свою жизнь под забором». С такими посланиями ребенок твердо усваивает: что бы он ни начал делать, скорее всего провалится или ошибется, поэтому надо стараться, — и он начинает тревожиться, перестает верить в свои силы, способности, знания или в крайнем случае соглашается с перспективой «кончить жизнь под забором» и планомерно начинает двигаться в выбранном направлении. Родителям потом только и остается, как увериться в своей великой «способности к предвидению».
Вторая составляющая тревоги — завышенные требования. Если мы говорим себе: я не имею права ошибиться, запнуться, быть невнимательным, оказаться неподходящим, не справиться, не поразить всех своим видом, то тревога перед предстоящим событием возрастает до небес. И, замечу, совершенно не помогает нам к нему подготовиться. Давно замечено: чем больше «накручивают» детей перед контрольной работой, тем хуже они ее пишут. Чем ответственнее мероприятие, тем сильнее тревога. Как только появляется внутреннее разрешение быть не самым совершенным — тревога значительно снижается, а часто уходит совсем.
Тревожные дети — это чаще всего достаточно интеллектуально развитые натуры, с тонкой душевной организацией, с не по возрасту развитой ответственностью, имеющие чувствительную нервную систему, при этом они достаточно честолюбивы, часто с задатками лидерства, активные и талантливые. И поэтому игра на их ответственности и амбициях приводит к еще большему росту тревожности и, как следствие, частым болезням, психосоматике, нервным срывам, развитию перфекционизма.
Такой ребенок будет перепроверять себя много раз, будет стремиться исполнить все суперкачественно и идеально. А поскольку идеал недостижим в принципе, его часто будет ждать разочарование и неэффективная растрата душевных и физических сил. При всем своем усердии, работоспособности и старании он далеко не всегда будет успешен, что часто оказывается сильным ударом по его честолюбию. Это приведет к ощущению великой несправедливости при попытке сравнения с детьми, получившими лучшие отметки, но не затратившими на все это много времени просто потому, что они не собирались быть идеальными. Итогом, к сожалению, будет еще большее старание и еще большая тревога.
Еще одной из составляющих тревоги является волнение, или, как говорят гештальт-психологи, возбуждение. Когда внутри нас появляется много энергии, которая хочет вылиться в какое-то действие, мы иногда почему-то эту энергию блокируем, не пускаем. В тревожных детях она все равно вырывается наружу: они часто как будто куда-то хотят бежать и не могут, останавливают сами себя, начинают что-то теребить, перебирать, ковырять, ломать. Они не могут усидеть на месте, их руки и ноги все время в движении, которое при этом как будто чем-то сковано. Поэтому лучший способ справляться с тревогой — подвигаться. Начать дышать, двигать руками и ногами, не стесняясь, походить, побегать, попрыгать. Еще лучше, конечно, — научиться не тревожиться. Научиться осознавать тревожность, замечать, разбираться с мрачным прогнозированием и завышенными требованиями, начать жить прямо сейчас, когда ничего еще не случилось и можно просто дышать и радоваться тому, что есть.
