Психологический рисунок личности, или Как разбираться в людях - Аркадий Петрович Егидес
Паранойяльные способствуют и нравственному развитию человечества.
Когда на Руси паранойяльным киевским князем Владимиром Красное Солнце было введено христианство, то ликвидировались тризны с убиением жен, слуг, лошадей. И Владимир пошел против языческих жрецов, что было тогда для него чревато.
Если у эпилептоида добро по разнарядке, то у паранойяльного – для всего народа. Глобальное. Разработанная психотерапевтическая методика или хирургическая операция, или внедренный законопроект действительно принесут много добра людям. Паранойяльный может снизойти и до «мелкого добра», пусть и в основном для рекламы.
Минусы и плюсы эпилептоида как бы сближены в эмоциональном пространстве: он поругает за беспорядок, но выдаст тут же вовремя приличную зарплату. А минусы и плюсы паранойяльного особенно далеко разведены, как берега Волги. В самом деле, мы видим постоянно гневливого несправедливого тирана, а будет ли финансовый прок от его въевшейся в печенки книги, вычитывать и перепечатывать текст которой приходилось родственникам много раз? Тем более будет ли толк от его социальных разработок, которые он проповедует в этой книге, или только конфликт с властями? Ну ничего не поделаешь, такова «се-ля-ви-диалектика». Приходится если не считаться с ней, то, по крайней мере, иметь в виду.
Людям, связанным с паранойяльными по работе или в семье, дадим совет принять их (лучше даже сказать более помпезно: осуществить приятие) с их особенностями, как они есть, и в виде противовеса помнить об отрицательных качествах других психотипов (необязательности гипертима, консерватизме эпилептоида, манипуляторстве истероида).
С другой стороны, мы уже говорили, что в каждом психотипе надо усмотреть и оценить его позитивные черты. В следующей главе мы расхвалим (отругав) эпилептоида. Конечно, хвалить мы будем за хорошее эпилептоидное. Но… «недостатки как продолжение достоинств» и даже «достоинства как продолжение недостатков» – пусть эти две версии станут и по отношению к паранойяльному психокоррекционирующим началом. Да, такие положительные качества паранойяльного, как работоспособность и способность думать глубоко и глобально, – продолжение невнимания к слезинке ребенка и тем более к женским слезам. Есть у эпохального поэта сороковых-шестидесятых годов Леонида Мартынова стихотворение, сделавшее его любимцем всех шестидесятников. Оно так стереоскопически, до боли в глазах, являет нам и воспевает паранойяльного человека, что мы приведем его целиком, чтобы избавить читателя от литературно-археологических раскопок.
Замечали —
По городу ходит прохожий?
Вы встречали —
По городу ходит прохожий,
Вероятно, приезжий, на нас непохожий?
То вблизи он появится, то в отдаленье,
То в кафе, то в почтовом мелькнет отделенье.
Опускает он гривенник в щель автомата,
Крутит пальцем он шаткий кружок циферблата
И всегда об одном затевает беседу:
«Успокоитесь, утешьтесь – я скоро уеду!»
Это – я!
Тридцать три мне исполнилось года.
Проникал к вам в квартиры я с черного хода,
На потертых диванах я спал у знакомых,
Приклонивши главу на семейных альбомах.
Выходил по утрам я из комнаты ванной,
«Это гость, – вспоминали вы, – гость не незваный.
Но, с другой стороны, и не слишком желанный.
Ничего! Беспорядок у нас постоянный».
– Это гость, – поясняли вы мельком соседу
И попутно со мной затевали беседу:
– Вы надолго к нам снова?
– Я скоро уеду!
– Почему же? Гостите. Придете к обеду?
– Нет.
– Напрасно торопитесь. Чаю попейте.
Отдохните да, кстати, сыграйте на флейте. —
Да! Имел я такую волшебную флейту.
За мильоны рублей ту я не продал бы флейту.
Разучил же на ней лишь одну я из песен:
«В Лукоморье далеком чертог есть чудесен!»
Вот о чем вечерами играл я на флейте.
Убеждал я: поймите, уразумейте,
Расскажите знакомым, шепните соседу,
Но, друзья, торопитесь, – я скоро уеду!
Я уеду туда, где горят изумруды,
Где лежат под землей драгоценные руды,
Где шары янтаря тяжелеют у моря.
Собирайтесь со мною туда, в Лукоморье!
О! Нигде не найдете вы края чудесней!
И являлись тогда, возбужденные песней,
Люди. Разные люди. Я видел их много.
Чередой появлялись они у порога.
Помню – некий строитель допрашивал строго:
– Где чертог? Каковы очертанья чертога? —
Помню также – истории некий учитель
Все пытал: – Лукоморья кто был покоритель? —
И не мог ему связно ответить тогда я…
Появлялся еще плановик, утверждая,
Что не так велики уж ресурсы Луккрая,
Чтобы петь о них песни, на флейте играя.
И в крылатке влетал еще старец хохлатый,
Непосредственно связанный с Книжной палатой:
– Лукоморье! Изволите звать в Лукоморье?
Лукоморье отыщете только в фольклоре! —
А бездельник в своей полосатой пижамке
Хохотал: – Вы воздушные строите замки! —
И соседи, никак не участвуя в споре,
За стеной толковали:
– А?
– Что?
– Лукоморье?
– Мукомолье?
– Какое еще Мухоморье?
– Да о чем вы толкуете? Что за исторья?
– Рукомойня? В исправности.
– На пол не лейте!
– Погодите – в соседях играют на флейте!
Флейта, флейта!
Охотно я брал тебя в руки.
Дети, севши у ног моих, делали луки,
Но, нахмурившись, их отбирали мамаши:
– Ваши сказки, а дети-то все-таки наши!
Вот сначала своих воспитать вы сумейте,
А потом в Лукоморье зовите на флейте! —
Флейту прятал в карман.
Почему ж до сих пор я
Не уехал с экспрессом туда, в Лукоморье?
Ведь давным бы давно уж добрался до гор я,
Уж давно на широкий бы вышел простор я.
Объясните знакомым, шепните соседу,
Успокойте, утешьте, – я скоро уеду!
Я уеду, и гнев стариков прекратится,
Злая мать на ребенка не станет сердиться.
Смолкнут толки соседей, забулькает ванна,
Распрямятся со звоном пружины дивана.
Но сознайтесь! Недаром я звал вас, недаром!
Пробил час – по проспектам, садам и бульварам
Все пошли вы за мною, пошли вы за мною,
За моею спиной, за моею спиною.
Все вы тут! Все вы тут! Даже старец крылатый,
И бездельник в пижаме своей полосатой,
