А. Славская - Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития
С. Л. Рубинштейн утверждает, что воздействие общества на психику, сознание в конечном итоге опосредуется личностью. Если она (психика) опосредуется личностью, то здесь она выступает уже не только как субъект деятельности, но и как субъект этого опосредования. И это определяет и ее собственные возможности как субъекта встречной детерминации (влиять, активно участвовать, изменять, противостоять и т. д. действительности), которую она может охватить своей активностью, сознанием и деятельностью.
Таким образом, в системе принципов, составляющих основы психологии, появляется принцип личности. Хотя это понятие, как очевидно даже из перечня глав «Основ психологии», употребляется крайне редко, именно оно играет роль системообразующего методологического принципа в отношении всех других. Этот принцип на данном этапе имплицитен. Но, чтобы раскрыть его значение, нужно пояснить, что С. Л. Рубинштейн учитывает в марксовом понятии труда особенность его определения при переходе от философского уровня к психологическому, поскольку у Маркса речь идет о силе, ловкости в труде индивида, т. е. конкретного субъекта, а не абстрактно-философского. Именно он и обладает теми чувствами, о которых также пишет Маркс. Следовательно, для психологии «обладателем» силы и ловкости в труде и одновременно слухом, зрением как человеческими психическими способностями является личность, которая служит переходной от философской категории человека, философского уровня к психологическому и является основанием психических качеств и явлений. Это и есть методологическая роль принципа личности для обеспечения перехода от философии к психологии как онтологическое основание связи всех психических явлений.
Это положение фактически объясняет логику всего творчества С. Л. Рубинштейна – его путь от поисков доказательства объективности самого субъекта в конечном итоге к объективности психического, сознания. На данном же этапе, несмотря на то, что в его ранних рукописях онтологический подход уже был утвержден как основа, т. е. доказана объективность всего сущего и бытия человека, для психологии, он в начале методологически интерпретирует объективность как предметность продуктов, результатов деятельности человека. К. А. Абульханова отмечает, что позднее онтологический подход смещается с объекта – предметности, продуктов – на саму деятельность, еще позднее (в «Бытии и сознании») – на сознание, а в самом конце творческого и жизненного пути Рубинштейна – опять на человека, субъекта. Его общефилософская парадигма в «Человеке и мире» такова: все живое, предметное, идеальное, духовное есть сущее, т. е. существующее, онтологическое, но только сущности разных «сущих» (термин С. Л. Рубинштейна) онтологически различны.
Из этого следует, что первый (ранний) вариант онтологического подхода С. Л. Рубинштейна выступает как своеобразная философская гипотеза – предпосылка по отношению к последующим этапам разработки онтологических основ в психологии. Она становится при этом не только «плацдармом», где он только применяется, реализуется, но является методолого-теоретическим доказательством и пространством его развития, конкретизации, т. е. доказательством первоначальной гипотезы. Так следует логика творческого пути Рубинштейна – не «внезапные», необоснованные переходы от философии к психологии и от нее – опять к философии, а последовательность этих «переходов»: 1) выдвижение философски обоснованной онтологической гипотезы; 2) затем ее методологическая, теоретическая и эмпирическая разработка на «почве» конкретной психологической науки; 3) получение таким образом более обоснованного психологией доказательства правомерности онтологического подхода в философской антропологии, парадигме субъекта.
Можно, конечно, задаться вопросом, почему сразу в этой статье С. Л. Рубинштейн не доказал объективность – онтологическую специфику сознания, а ограничился интерпретацией действительности как предметности, предметной опосредованности сознания? Несомненно, в силу того, что в существующем психологическом мировоззрении того времени сознание представлялось сугубо субъективным и доступным познанию только путем интроспекции. Сразу отвергнуть этот тезис значило бы прервать историческую связь с предшествующим развитием психологии, «с порога» отвергнуть ее, что было невозможно без постепенно накапливаемых доказательств: сознание, психика проявляются в деятельности (интерпретируемой уже как реальная, т. е. онтологическая, объективная) и формируются в ней (путем не только теоретических, но и эмпирических доказательств), сознанию принадлежит активная, т. е. реальная онтологическая роль регулятора деятельности[22], что сознание, психическое родственно всему бытию материального мира, имея собственную внутреннюю (онтологическую) сущность, реально участвующую во взаимодействии человека с миром (в качестве доказательства проводится аналогия с взаимодействием любых физических тел). Crescendo в этом доказательстве и было философское положение («Человек и мир») о принадлежности сознания человеку как его онтологически специфической идеальной способности[23].
Но поступательность и последовательность этих доказательств не являлась в чистом виде, поскольку на их пути стояло множество философско-методологических барьеров, которые было необходимо постепенно – и с той же доказательностью – преодолеть и опровергнуть. Одним из важнейших препятствий была абсолютизация гносеологического аспекта и, соответственно, противопоставление субъекта и объекта, что не позволяло распространить объективный онтологический подход на субъекта. Не менее важным – уже и психологически – барьером была абсолютизация ленинского определения сознания как отражения все той же предметности (существенной и в концепции К. Маркса), без признания объективности и первичности которой оно лишалось бы, якобы, своей общественной сущности. Это определение сознания и психологического, сохранившись в отечественной психологии до сих пор, преобразовано и углублено Рубинштейном в его формуле многокачественности психического.
Таким образом, фактически уже к середине 1930-х годов С. Л. Рубинштейн разрабатывает систему методологических принципов как основ новой системы и нового этапа развития психологии. Это принцип единства сознания и деятельности, принцип развития и принцип личности. В основном они имеют имплицитный характер. Эти принципы не были и не остались теоретическими абстракциями, поскольку с этого же момента Рубинштейн направляет герценовский коллектив на исследование психических явлений памяти, восприятия, мышления в их развитии в ходе осуществления ребенком определенного (экспериментально организованного) рода деятельности. Эти эмпирические исследования становятся основаниями следующего издания тома «Основ общей психологии»
3. Презентация психологической науки С. Л. Рубинштейном в «Основах психологии» 1935 г.
Почти одновременно со статьей о роли трудов К. Маркса для психологии С. Л. Рубинштейн пишет свои первые «Основы психологии», пока имплицитно раскрывая в них роль методологии в интеграции психологической науки, диалектичности своих способов теоретического мышления и эмпирического анализа и исследования. Глубоко диалектически Рубинштейн ставит вопрос о начале изложения психологии как системы, уже в самой его постановке поднимая проблему соотношения разных качеств науки как совокупности знаний и науки как процесса познания.
С самых первых строк он диалектически определяет соотношение высшего уровня науки – ее предмета исследования – как процесса добывания и накопления знаний. Определение предмета психологии, считает он, невозможно до осуществления исследований: «И сплошь и рядом наука может, формируясь в процессе научного исследования, в основном, сложиться, прежде чем откристаллизуется ее определение» (там же; курсив мой. – А. С.). И продолжает: «Определение предмета – конкретное и содержательное – является не столько началом, сколько концом, итогом науки» (там же). Это – с одной стороны. С другой, однако, «наука, осознавшая сущность своего предмета, будет развиваться плодотворнее и надежнее, чем наука, лишь ощупью прокладывающая свой путь, но оно (определение предмета), – добавляет он, – может и должно выявить основные установки, определяющие пути научного исследования в данной области» (там же, с. 39). Иными словами, определение науки идет во встречных направлениях – и от определения предмета, и от исследования.
