Как Фатхи уберег мою память - Алла Доброхотова
Чтение «Отелло» продвигалось медленно, хотя мне очень нравилось. Я везде с собой носила книжку, даже на сенокос и собирать грибы. Пока остальные жевали свой обед в лесу – огурцы со своего огорода, хлеб из печки («пища бедняков» – назвал бы такой обед Фатхи, скептически относившийся и к бедности, и к выращиванию еды на огороде), пока остальные жевали хлеб домашней выпечки и от своих коров творог, я читала Отелло.
Однажды там, на севере, двоюродная сестра пригласила меня съездить с ней в соседнее село – на почту получить бандероль. У нас в деревне была библиотека, но не было почты.
Забрав бандероль, мы поднялись на колокольню сельской церкви, которую, конечно, тогда превратили в краеведческий музей. Вид оттуда открывался восхитительный – голубой туман и много темно-зеленого цвета. Темно-зеленый лес со всех сторон и небо, как голубой туман, почти никакого жилья вокруг, только одна дорога, ни машин, ни людей. Далеко-далеко от цивилизации мы находились, и мне это безумно нравилось. А воздух-то какой, боже мой! Чистый, мягкий, теплый, влажный. Через какое-то время мы заметили небольшую группу людей на улице. У них, привыкших бродить по лесам, была кошачья манера двигаться, чем они сильно отличались от твердо ступающих ленинградцев. У Фатхи тоже была кошачья манера двигаться – где он этому научился? Тонкая лента реки выглядела очень дружелюбной, она искрилась на солнце, похожая на светло-голубое сияющее шампанское. Немного позже в тот же день мы купались в этой реке, потом моя двоюродная сестра с подружкой загорали, а я читала «Отелло», следуя за Дездемоной в Венецию и на Кипр. Сестра с подругой были, почти как все лесные жители, невероятно спокойными людьми, совсем непохожи на мою семью в Ленинграде.
Путешествие во времени в тот сюрреалистический день переполнило меня счастьем. И неожиданно я поняла: «щелкнуло»!
Я разбудила Фатхи и рассказала ему новости.
– Видишь, мы справились, – сказал он. – Странно то, что если бы ты не приложила усилие, ты бы не смогла выудить счастливое воспоминание из своей памяти. Но это только начало. Нужно вспомнить больше таких моментов. Тебе нужно видеть свое прошлое как одну длинную вереницу счастливых событий, а не наоборот. А что потом случилось с твоей кузиной?
– Умерла в 1993, полуголодная, от пневмонии.
– Черт. Расскажи еще о той деревне.
Я рассказала ему об экзотических северных ягодах, которые мы собирали в тех диких лесах. Ягодах, которые Фатхи никогда не видел и представить себе не мог. Те леса были гораздо более дикими, чем те, о которых писал Джек Лондон. Потом я ему рассказала о том, как один раз мы заблудились в лесу зимой, на морозе, и на наш костер упал с дерева снег и его потушил, прямо как в рассказе Джека Лондона, а у нас спичек больше не было, но мы не умерли, а выбрались из леса через несколько часов. Для меня это было счастливым воспоминанием, потому что такого рода приключения являлись передышкой от урбанистической напряженной ленинградской жизни. Затем я ему рассказала о походах с палатками к озерам, глубоком отдыхе. Одно счастливое воспоминание сменяло другое. Мы уже поговорили о верных друзьях детства, потом об университетских друзьях с их невероятным IQ, затем я ему с восторгом рассказала об учебе в университете, восхитительных концертах в филармонии, о том, как мы целыми днями пропадали в лабиринтах Эрмитажа с друзьями, – некоторые из них уже тогда были экспертами в области искусства. И мы с Фатхи смеялись, хохотали. Счастливые воспоминания потекли рекой.
– Фатхи, я с ума сошла? Почему на меня такая тоска накатила?
– Я точно не знаю. Ты устала, и часть твоего мозга отключилась, как та электрическая цепочка. Но я тебе серьезно говорю, такие вещи можно победить, только сделав усилие. Нужно иметь большое желание. Такое и со мной один раз случилось. Не ходи к психологам. Все, что они делают – настраивают людей против родителей. Они могут целое поколение против родителей настроить. На самом деле, человек должен быть счастлив, если родители его до восемнадцати лет дотянули и в детский дом не отправили (это, конечно, Фатхи так иронизировал). Если человек затаил злость на родителей, – продолжал он, – то пусть он покажет класс о воспитании собственных детей, но обычно этого не случается.
Говоря так, Фатхи начал немного негодовать, его жесты выдавали неравнодушие к этой теме. Такие жесты бывают у людей, выступающих в Гайд-парке в уголке спикеров.
– Мы все знаем, – продолжал Фатхи, – что гиппокамп записывает любое событие вместе с большим количеством деталей. Мы это знаем с шестого или седьмого класса школы. Однако мы забываем о том, насколько легко можно подменить любое воспоминание. К примеру, твоя бабушка готовила тебе суп, который тебе нравился. Кто-нибудь может убедить тебя, что суп был слишком простой и имел неприятный запах, и это изменит в корне память и о супе, и о бабушке. Вот что делают психологи, чтобы вытянуть из тебя больше денег.
В тот момент я не очень в это поверила, но через несколько лет из чистого любопытства посетила психолога, и меня шокировало, насколько прав был Фатхи. Так называемый специалист захотел копаться в моем детстве своими грязными пальцами, пытаясь его изменить. Больше он ничего не умел.
Закончив свою речь, Фатхи опять уснул.
Я вcтала и подняла голую руку в воздух. На ней были цветные пятна света – темно-красные, ярко-оранжевые. Однозначно рядом с Фатхи происходили чудеса – мы были внутри калейдоскопа.
Способность контролировать воспоминания стала частью меня. С годами это превратилось в мастерство.
Вот такой подарок оставил мне Фатхи. Я знаю, что если бы тогда я пошла на психотерапию, вместо того чтобы обратиться к Фатхи, психологи бы поломали мне жизнь.
Как бы они помогли женщине, которая по утрам до завтрака с трясущимися руками выкуривала две сигареты и начинала плакать каждый раз, когда кто-нибудь просил ее рассказать о прошлом, потому что она ничего о нем не помнила?
Вскоре после этого я уехала из Нью-Йорка и больше ни разу не видела Фатхи. Однако потом он меня еще раз спас. Однажды я сильно заболела гриппом и медицинской страховки у меня не было. Я страдала от температуры и бреда, одна дома и встать уже не могла. Когда больше никакой надежды не осталось, я увидела, как ко мне идет Фатхи, по-кошачьему ступая на песок, с улыбкой Алладина на лице, и