Лев Ительсон - Лекции по общей психологии

Образовавшееся в мозге целостное всестороннее отображение проблемной ситуации, ее объектов и их отношений некоторые психологи предлагают именовать мозговой информационной динамической моделью (В. Пушкин, А. Фельдбаум). В отличие от опыта, теории и структуры, эта модель носит аналоговый характер, и тем подобна восприятиям или представлениям. Она составляет как бы целостный образ исследуемых объектов или системы отношений и функционирует по тем же законам, как эти объекты или системы.

Вместо того, чтобы экспериментировать над самими вещами, мозг экспериментирует над этой моделью, пока она не примет требуемый характер. Тогда мозг допустит ее в сознание, и это будет решением проблемы.

Упрощенно говоря, эта гипотеза представляет динамическую информационную модель как кусок реальности, воспроизведенный в мозге в виде системы нервных связей. Здесь, в мозге, он продолжает жить своей реальной жизнью, но в призрачной форме психических отражений и физико-химическом виде нервных импульсов. Потому-то интуитивная модель — динамическая (работающая) и аналоговая (имитирующая), в отличие от статических дискретных моделей, даваемых понятиями и значениями.

И в этом-то весь фокус. В этом все главное отличие интуитивного мышления от теоретического и формального. Теоретическое и формальное мышление ищут необходимые для решения сочетания свойств, соединяя по-разному имеющиеся понятия и операторы в соответствии с определенными правилами. Динамическая модель сама пробегает разные возможные свои состояния и в соответствии с законами функционирования своего объекта. Поэтому она может работать без участия сознания, автоматически. В сознании же должны удерживаться только требования задачи. И как только модель добежит до состояния, в котором совпадает с этими требованиями, контрольное устройство сработает, прожектор сознания ярко вспыхнет и осветит этот целостный эмоционально-образно-понятийный образ подходящего решения.

Отсюда видна и роль случайных аналогий в интуитивных решениях, которую давно отмечали психологи. Так, Кекуле открыл циклическую формулу бензола по аналогии с увиденными им обезьянами, которые висели в клетке, сцепившись лапами. При виде этой картины у Кекуле возникла другая — «умозрительная» модель: обезьяны — атомы углерода, их лапы — валентности, которыми эти атомы сцепляются между собой, а их хвосты — свободные валентности углерода, которые насыщаются водородом. В прошлых лекциях мы приводили пример, как Браун, увидев паутину между ветвями, пришел к идее висячего моста, а вот еще пример, как П. Дирак предположил существование античастицы — позитрона. «Он вспомнил одну задачу, которую решил когда-то на математическом конкурсе. Вот описание этой задачи. Трое рыбаков, ловивших рыбу ночью, были застигнуты бурей и остались на острове, чтобы дождаться утра. Когда буря утихла, один из рыбаков решил покинуть остров, забрав треть улова. Он разделил улов на три части, а одну оставшуюся рыбу выбросил обратно в море. Затем проснулся второй рыбак, который ничего не подозревал, также начал делить улов на три равные части, после чего у него также одна рыба оказалась лишней, и он выбросил ее в воду. То же сделал и третий рыбак. Участники конкурса должны были подсчитать число рыб, которое удовлетворяло бы условиям этой задачи. У Дирака получилось, что рыбаки выловили минус две рыбы. Ответ был чисто формальным и тем не менее единственно правильным. Этих-то отрицательных рыб и вспомнил Дирак, когда заявил, что «электроны с отрицательной энергией» так же реальны, как и электроны с положительной энергией».

Во всех этих случаях увиденная ситуация дала как бы схему для кристаллизации целостной модели решения или ситуации, дающей решение. Причем, эта модель уже строится не только из чувственных образов, но вообще из знаний (например, валентности, позитроны — это уже не чувственные образы). Такие образы, воплощающие знания, добытые уже на уровне эмпирического, теоретического и формального мышления, представляют, например, современные модели атома, вселенной, химического строения вещества, электромагнитных процессов и др. Разницу между ними и ступенью чувственного восприятия хорошо выразил Пушкин в следующем стихотворении:

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

Другой смолчал и стал пред ним ходить.

Сильнее бы не мог он возразить;

Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей

Другой пример на память мне приводит:

Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

Однако ж прав упрямый Галилей.

Приведенная гипотеза не единственная возможная. Она отражает лишь одну сторону интуиции. Другая сторона творческого мышления заключается, как мы видели, в коренной новизне, необычайности образов и значений, которые оно создает, понятий и операций, которыми оно пользуется. С этой его особенностью связано другое предположение о природе творческого акта. Оно опирается на открытые в последние десятилетия факты внутренних замыканий временных нервных связей и самовозбуждения нейронов.

Мы уже говорили о них ранее. Оба эти факта говорят о значительно большой собственной спонтанной активности нервной системы, чем предполагали раньше. Они означают, что мозг в принципе обладает способностью не только перерабатывать готовую, но и генерировать новую информацию. Он может создавать новые, не встречавшиеся в его опыте образы, комбинации значений, связи понятий и слов и т.д.

Ряд наблюдений позволяют предполагать, что особенно мощно это самовозбуждение возникает у мозга именно в проблемных ситуациях, с которыми он не может справиться при помощи имеющихся представлений, категорий, понятий, опыта, способов мышления и реагирования и т.д.

Практически это наблюдается, например, в сновидениях, грезах, бреде, так называемой скачке идей. Ведь все эти случаи тоже являются реакциями человека на неразрешенные личные и жизненные проблемы. Отсюда видны некоторые корни сопоставления безумия и вдохновения, безумца и гения. Оба реагируют на ситуацию, неразрешимую имеющимися средствами, взрывом самовозбуждения мозга и необычайных его замыканий.

Но разница есть и весьма существенная. Эта разница — прежде всего в критериях контроля. Как бы хаотично и бредово ни шел перебор, у здорового человека имеется своеобразный фильтр реалистичности, осмысленности, логичности. Этим фильтром в сознание пропускаются только комбинации и варианты, совместимые с опытом человека, его представлениями о реальности и ее законах, с требованиями логики мышления и возможностями практики и т.д.

Научное открытие постоянно требует сегодня «безумных идей», т.е. идей, выходящих за рамки привычных готовых представлений и понятий. Но как один из недругов сказал о Гамлете, «в его безумии есть своя логика». Это логика — учет непреложных фактов, установленных наукой, доказанных ею законов и неразрывной цепи ее понятийной системы.

Правда, когда этот фильтр слишком густой, он может задерживать и стоящие идеи. Об этом говорится в старой шутке, как делаются изобретения. Все специалисты знают, что этого нельзя сделать. Но приходит невежда, который не знает, что этого нельзя сделать, и делает.

Как бы там ни было, но теоретическое интуитивное мышление представляет высшую известную сегодня ступень познавательной деятельности человека. Объединяя в целостном образе итоги всех ступеней отражательной деятельности интеллекта, оно вместе с тем по своим целям и характеру прямо противоположно как образному, так и понятийному логическому мышлению, в том числе и проблемному. Главная задача последних — сводить все факты, с которыми встречается человек, к известным представлениям, значениям, понятиям, а все задачи — к известным способам решения, имеющимся теориям и структурам.

Творческое мышление, наоборот, требует подвергать все используемые понятия и методы жесточайшей критике и оценке. Оно требует от человека видеть ограниченность любых имеющихся понятий и методов, их схематичность и неполноту по сравнению с подлинной реальностью и задачами, которые она ставит. Оно требует от человека видеть различие между реальными фактами и представлениями о них. Оно помогает ему «прорываться» сквозь рамки мнимого «понимания», создаваемого словами, к интеллектуальному «видению», создаваемому взаимодействием с самими вещами и явлениями. Оно требует смелости при выходе за рамки привычных, само собой разумеющихся, освященных «здравым смыслом» или авторитетами представлений, взглядов, способов мышления.

И вместе с тем оно требует величайшей осторожности, самоотверженности и критичности в оценке новых творений. Оно ищет не веру, а доказательства; не подтверждения, а истину; не успокоение, а вечное беспокойство; не завершение, а всегда начало пути. Короче, оно требует от человека всегда, везде, во всем не подгонять факты под готовые представления о них, а проверять эти представления фактами; не придумывать искусственный мир, пригодный для понимания, а создавать понимание, пригодное для реального мира.