Борис Лемберг - Эмоциональный интеллект. Как разум общается с чувствами
Для ответа на этот вопрос она и ее коллеги из Гарварда изучили способность старших и младших взрослых помнить привычные объекты и абстрактные фигуры. В отношении привычных объектов результаты однозначны: старшие взрослые помнят меньше и чаще имеют ложные воспоминания, чем младшие взрослые. Но в нескольких экспериментах, используя абстрактные фигуры, исследователи нашли, что различия между старшими и младшими взрослыми незначительны.
Чтобы узнать, почему так происходит, Кутстаал и ее коллеги провели эксперимент[18], участниками которого стали семьдесят два взрослых старшего возраста и семьдесят два – младшего возраста. Им были показаны неоднозначные абстрактные фигуры, некоторые из них содержали пояснительные надписи. Десять минут спустя исследователи проверили, узнают ли участники ранее показанные объекты. Оказалось, что и старшие, и младшие взрослые делали множество ошибок в узнавании вещей, которые не имеют названий. Но для вещей, которые сопровождались подписями, старшие взрослые показали намного более высокий процент ложного узнавания. На этом результате опыт, возможно, и закончился бы, но помешало одно методологическое затруднение. Исходные нормы ложных сигналов для предметов с подписью и без нее отличались. Когда исследователи исправили различия, главный вывод эксперимента больше не мог считаться существенным.
Так что Кутстаал и ее коллеги провели другой эксперимент, на сей раз с восемнадцатью старшими и восемнадцатью младшими взрослыми, предложив им изображения абстрактных фигур и конкретных привычных объектов. Теперь результаты были чистыми: старшие взрослые имели намного более высокие нормы ложных сигналов для общих объектов, чем для абстрактных фигур, по сравнению с младшими взрослыми.
Оба эксперимента предполагают, чтобы способ, которым старшие люди используют названия предметов, помогает им запомнить суть того, что они увидели, но затрудняет запоминание деталей. Второе исследование также предполагает, что не во всех ситуациях память старших взрослых одинаково слаба. Как говорит Кутстаал, «результаты вовсе не означают, что мы не можем доверять памяти людей старшего возраста. Но у них есть причина быть осторожными при определенных условиях – в случае, когда они должны быстро назвать объект. Но вот если вы попросите их присматриваться к предметам более внимательно, это может дать результат». Фактически последнее утверждение было доказано исследовательницей еще в 1999 году: как следует из ее статьи в журнале «Психология и старение»[19], люди старшего возраста совершают меньше ошибок, когда обращают внимание на особенности объектов, делающие их разными. Это, конечно, не восстановит способности памяти полностью, но определенно ее улучшит.
Существуют и другие способы улучшить память, которые одновременно увеличивают процент истинных воспоминаний и уменьшают процент ложных. Один из них – производительное изучение, при котором люди произносят написанные слова, вместо того чтобы просто читать их про себя. В конце 1980-х психолог Иан Бегг предположил, что производство слов частично улучшает память за счет увеличения отчетливости слов, которые нужно запомнить. Это очень полезная мнемоническая техника для каждого независимо от возраста, потому что при ее использовании вы вовлекаете в запоминание сразу три процесса: чтение, произнесение и прослушивание.
Впрочем, не окажется ли, что и этот способ ведет к запоминанию отсутствующих слов и понятий? А может, наоборот – он учащает истинные воспоминания, не учащая ложные? Чтобы ответить на этот вопрос, американский психолог Сэл Сораци и его коллеги (в числе которых был и уже упоминавшийся Майкл Тоглия) провели исследование, результаты которого были опубликованы в «Журнале экспериментальной психологии: изучение, память и познание»[20]. В первых трех экспериментах исследователи дали участникам списки слов, которые те должны были прочитать или произнести, а несколько минут спустя проверили их на воспоминание или узнавание слова (предмета, понятия). И вот тогда выяснилось, к радости исследователей, что производительное изучение, в отличие от многих других мнемонических техник, и улучшает запоминание слова, и не вызывает при этом ложных воспоминаний.
В другом эксперименте Сораци и его коллеги сделали попытку выяснить, как именно работает производительное изучение, понять его механизм.
Они дали предметам более сложные описания, чем те, которые были раньше (просто подходящие или, наоборот, не соответствующие). Подходящие описания соответствовали целевому слову, то есть тому, что означает само понятие (например: «Это есть в теленовостях» – «в_дущий»); не соответствующие описания к целевому слову не подходили (например: «Это не используется для приготовления пищи» – «в_дущий»). Результаты эксперимента показывают, что не все виды производства одинаковы. Подходящее описание фактически приводило к большему числу ложных воспоминаний, чем пассивное чтение, в то время как не соответствующее описание – к меньшему.
Это довольно неожиданный результат, и следующим делом исследователи выяснили, почему так происходит. Они исходили из предположения, что не соответствующее описание эффективно выбраковывает неподходящие слова и тем самым предотвращает последующие ошибки. Как видите, не все так просто с ложными воспоминаниями. Не случайно Кутстаал говорит, что специалисты используют их для того, чтобы понять, как работает познание.
Здесь помню, здесь не помню
Это шуточное выражение, оказывается, содержит в себе лишь долю шутки. Потому что уже несколько лет назад было доказано, что люди, способные одинаково пользоваться и правой, и левой рукой, лучше помнят свое раннее детство, чем чистые правши.
Профессор психологии университета Толедо Стивен Кристман – как раз один из «смешанноруких», то есть тех, у кого рабочими являются обе руки. Он использует левую руку для выполнения большинства каждодневных действий, включая, например, письмо и еду; но для некоторых действий – вроде бросания мяча – он может использовать и правую. Его жена – чистая правша, для выполнения всех действий она использует только правую руку. Вот так, с семейных наблюдений, для Кристмана началось его исследование. Сначала он обнаружил, что лучше помнит первые дни колледжа, чем его жена; а ведь познакомились они именно в колледже. Часто, когда он говорит жене что-то вроде: «А помнишь тот вечер, когда мы пошли в кино?», она отвечает: «Какой вечер?» Эти два факта – рабочие руки и воспоминания – на первый взгляд вовсе не кажутся связанными, но Кристман заподозрил, что связь возможна. В течение почти двух десятилетий он вел наблюдения (уже не только за собой и своей женой), которые привели его к выводу, что у смешанноруких людей взаимодействие между левым и правым полушариями мозга сильнее. Это усиленное взаимодействие связано с более достоверными и точными эпизодическими воспоминаниями, включая события личной жизни[21].
Кристман расширил полученные данные на самые ранние воспоминания детства. Каждый из нас в той или иной степени забывает, что было с ним в раннем детстве, и никто не может вспомнить события из младенчества. Эта способность вспоминать события лишь с определенного возраста условно называется детской амнезией. Но исследование Кристмана предполагает, что смешаннорукие люди могут вспомнить немного более ранние события детства, чем чистые правши.
Еще двадцать лет назад Кристман понял, что в возрасте четырех – пяти лет происходят две вещи: мозолистое тело – сплетение нервных волокон, которое соединяет оба полушария мозга – начинает становиться функциональным, а детская амнезия уходит. Но на тот момент его догадка подкреплялась всего лишь одним доказательством (наблюдением за собой и своей женой), а это могло быть просто совпадением. Поэтому он пока просто написал эту идею на листке бумаги и прикрепил к стене.
Шесть лет спустя к Кристману зашел другой психолог, Эндель Талвинг, и представил своему другу исследование, которое показывало, что так называемые семантические воспоминания, то есть воспоминания об именах, датах и фактах, хранятся в левом полушарии и из него же извлекаются, когда мы вспоминаем чье-то имя или нужную дату. Но эпизодические воспоминания – те, что касаются воспоминаний о раннем детстве или других событиях – зашифровываются в левом полушарии, а отыскиваются в правом. И как раз это стало для Кристмана веским доказательством, что именно оба полушария вовлечены в эпизодическую память, а значит, должна быть и коммуникация между полушариями. И эта коммуникация должна происходить в мозолистом теле, которое, как мы помним, соединяет полушария.
Другое доказательство, что мозолистое тело исполняет ключевую роль в эпизодической памяти, получено от пациентов с расщепленным мозгом, у которых мозолистое тело было вырезано в качестве последней меры лечения эпилепсии. Исследование психолога Алисы Кронин-Голомб доказало, что эти пациенты теряли в эпизодических воспоминаниях.
