Валентин Бадрак - Как достичь успеха и стать лидером

Поучительной и впечатляющей является ревизия приоритетов Альберта Швейцера, который в результате мысленного анализа за много лет до начала Первой мировой войны предсказал крах Европы, наступление дисгармоничного, патологически лишенного гуманности века. Швейцер, который к тридцати годам приобрел известность во всей Европе как блистательный органист, издал великолепные книги о Бахе и Канте, получил степень доктора философии, вдруг неожиданно для всего окружающего мира принял твердое решение оставить Старый Свет в пользу неизвестного африканского края. Бросить заболевающую Европу, забыть о приобретенном в ее больших городах успехе музыканта и писателя, исчезнуть тут, чтобы возникнуть в ином месте и в совершенно другой ипостаси. Но только поверхностному человеку придет в голову мысль, что Швейцер перечеркнул всю свою предшествующую жизнь ради того, чтобы начать с чистого листа новую. Новое решение было обновленной, усовершенствованной идеей, развитием его личной концепции. Некоторые исследователи предполагают, что такое решение пришло в ходе длительного изучения идей Толстого, долгих раздумий над возможностью воздействия на тонущий в хаосе мир, в котором «культура утратила цель морального совершенствования человечества». Это решение явилось прямым результатом анализа и бесконечных размышлений преимущественно в одиночестве, среди природы. Способность к панорамному мышлению позволила Швейцеру четко сформировать планы своей миссии на всю последующую жизнь – и этим планам мыслитель следовал неуклонно. Его решение было актом высшей воли, проявлением силы духа, возвысившегося над действительностью.

То, что можно определить как «жизнь на грани», является такой формой отрешения и преданности идее, когда борьба за нее продолжается даже в самые критические для жизни мгновения. Человеческий дух, независимо от отношения мира к полученным результатам, достигает такого уровня деятельности, когда само его внешнее проявление уже может служить примером восхождения человека к грани, называемой величием. Этот героизм воли часто в коллективном сознании выдвигается в качестве самого крупного достижения – большего, чем непосредственный результат, который может оказаться малопонятен для недальновидного большинства.

Юлий Цезарь десять лет потратил на завоевание Галлии, где непрестанно рисковал жизнью ради усиления военной мощи. Часто он бросался в гущу борьбы, а в некоторых случаях лично спасал исход сражения, ибо производил на легионеров магическое воздействие. Но он мог погибнуть множество раз в любой момент. Так проявлялась его форма сосредоточенной воли, которая может оказаться непостижимой для человека успокоенного. Буйный дух Цезаря, жаждущий славы немеркнущей и признания божественного, действовал всегда, на любом отрезке его беспокойной жизни. То же можно сказать и об Александре Македонском, который лично участвовал почти во всех сражениях для поднятия духа воинов.

Но еще более отличались активной деятельностью великие творцы, которые служат потомкам неизменным примером всепроникающей воли. Фридрих Ницше, Ван Тог, Людвиг ван Бетховен жили на грани умственного расстройства в результате постоянного психического напряжения, истощения от работы и одиночества. И в значительной степени существующее ныне благоговейное отношение к полотнам Ван Гога является отражением вложенной в работу энергии, очевидных актов самобичевания, колоссального душевного напряжения, а вовсе не проявленного художественного мастерства.

Когда в 80-летнем возрасте у Иоганна Вольфганга Гёте начались обильные кровотечения, он «потерял шесть фунтов крови», окружающие стали даже опасаться смертельного исхода, и речь вовсе не шла о работе. Но воля поэта настолько аккумулировала его силы, что, лежа в постели, он не останавливался, не прерывал работы над второй частью «Фауста» даже на один день. Поистине этот воин пера подтвердил преданность однажды написанным своей рукой словам: «Все преходяще, есть только Символ» (Alles Vergaengliche, ist nur ein Gleichniss). И даже за пять дней до смерти этот неудовлетворенный собой, неугомонный человек писал проникновенные слова в одном из последних писем: «Я чувствую насущную нужду совершенствовать в себе и по возможности концентрировать все то, что во мне еще сохранилось».

«Я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов», – признавался составитель толкового словаря Владимир Даль. Это еще один пример вечной, несокрушимой одержимости, абсолютной приверженности однажды избранной цели, космической силы намерения исполнить сформированную миссию.

«Если нет силы характера – нет ничего», – любил повторять знаменитый украинский кардиолог Николай Амосов. Победив в молодости немало своих недугов, и в том числе туберкулез, он создал собственную систему оздоровления, превратившуюся в некую идею противостояния старению организма. Этот чудо-хирург оперировал до семидесяти девяти лет, но мало кто из его пациентов знал, что в тридцать девять он потерял возможность трудиться из-за невыносимых болей в позвоночнике. Даже после того как в восьмидесятичетырехлетнем возрасте ему вшили в сердце искусственный клапан и наложили два шунта, упорный борец снова вернулся к разработанной им самим гимнастике. Его самобытная зарядка состояла из трех тысяч движений, не считая получасового бега. Но борьба за жизнь и долголетие не имела бы смысла, если бы не существовало достойной идеи. Прекратив делать сложнейшие операции на сердце, Амосов стал писать книги, оформлял свои мысли в стройную систему оздоровления и организации гармоничной жизни. Поразительно, но до семидесяти девяти он написал шесть книг, а в течение последнего десятилетия почти столько же – еще пять. Потрясающая работоспособность являлась результатом противостояния старости и наступающей немощи, проявлением бойцовского характера и силы намерения. Кажется, главным результатом этого неравного сражения оказалось сохранение не только всех физиологических функций организма, но и интеллекта до самой смерти на девяностом году.

Зигмунд Фрейд сумел посредством феноменального фокусирования воли противостоять смертельной болезни в течение семнадцати лет. Тот факт, что с тяжелой формой рака ученый непрерывно работал до старости и прожил семьдесят четыре года, доказал: жизнь-миссия сильнее болезни, она способна отодвинуть смерть.

Дмитрий Мережковский прошел по жизни невиданным тружеником и отважным бойцом. Когда под натиском нацистов пал Париж, писателю было уже семьдесят пять, его жена разменяла восьмой десяток. Голодая и не в силах найти пристанище, они откатывались с беженцами на юг, перебивались в ночлежках, боролись с изнуряющим холодом и мучительными болезнями. Когда он заболел дизентерией, жена пребывала в горькой уверенности, что муж не выживет. Но и тут Мережковский изумил: он не только выжил, но не прекратил работать (притом что литературный труд уж давно не обеспечивал пропитания). «В ночлежке он завершает две части «Испанских мистиков» – рассказ о «Ночи духа», искусе богооставленности, а перебравшись на виллу, только лишь оправившись от болезни и встав на ноги, – немедленно приступает к завершающей части трилогии – «Маленькой Терезе Сердца Иисусова». Он как будто знал, пребывал в уверенности, что пока миссия не окончена, смерть не имеет права забрать его. Он сохранил верность одному из своих ключевых героев, великому Леонардо да Винчи, чью волю превозносил и на чью миссию равнялся. Леонардо был одним из тех выдающихся творцов, которые стойко борются до своего смертного часа. И кажется, описывая мучительные, последние мгновения борьбы великого человека, Мережковский проникся его ощущениями, которые, вероятно, и сам не однажды испытывал в последний, сумрачный год борьбы, такой же непоколебимой, как у гения Ренессанса. «В приотворенную дверь Франческо увидел, что он [Леонардо] стоит перед Иоанном и пробует писать больною рукою; лицо его искажено было судорогою отчаянного усилия; углы крепко сжатых губ опущены; брови сдвинуты; седые пряди волос прилипли ко лбу, смоченному потом. Окоченелые пальцы не слушались: кисть дрожала в руке великого мастера, как в руке неопытного ученика. В ужасе, не смея пошевельнуться, затаив дыхание, смотрел Франческо на эту последнюю борьбу живого духа с умирающей плотью».

В заключение этой главы нельзя не сказать о высших проявлениях воли и намерения. Совершенные отдельными, отрешенными и фанатично преданными собственным идеям людьми, эти акты воли могут светить остальному человечеству воодушевляющими маяками. Это те потрясающие случаи, когда жизнь, борясь со смертью, продолжает выполнять миссию. Их исполнители, несомненно, достойны высокого уважения, независимо от формы их деятельности. Они, как иной раз некая знаковая песня, картина или книга, несут факел света, воспламеняющий души тех, кто соберется действовать, кто создает новые идеи, ставит цели и намерен упорствовать в их достижении.