Владимир Леви - Исповедь гипнотезера

ЭГО. Из дневника. («Профилактика смерти»)

Действительный случай.

В экскурсионном бюро: ржавая, вся изломанная, не годная никуда стремянка стоит, в потолок упираясь. Кругом толчется народ. На стремянке записка: «Просьба лестницу не убирать, может обвалиться потолок».

Люди ходят туда-сюда, толкают стремянку, ушибаются о нее. Некоторые останавливаются, тупо читают надпись. Вверх не смотрят. Отходят.

Через пару недель этот потолок грохнулся наконец, по счастью в нерабочее время, не пострадал никто.

Слушайте… Не убирайте меня, пожалуйста: я стремянка, поддерживающая ваш потолок, ей же Богу!..

У всех, кто знакомится с чудесами гипноза, возникает вполне понятный тревожный вопрос: а как далеко может зайти гипнотическое овладение личностью?

Нет ли опасности злостной манипуляции?

Возможно ли преступное использование?

Вопрос этот оживленно дебатировался после нашумевших во Франции процессов об изнасиловании под гипнозом. Выяснялось тогда, как правило, что один из двух элементов состава преступления отсутствовал: либо не было гипноза, либо не было изнасилования.

Однако ни публику, ни гипнологов это не успокоило. Гипнологи, понятно, стремились доказать, что их метод не содержит в себе угрозы морали. Публика требовала подтверждений. Деликатность предмета не позволяла ставить решительных экспериментов. Судили по косвенным признакам. «Личность в гипнозе остается самою собой. Посмотрите: эта дама-сомнамбула ни за что не хочет вылить чернила на свой элегантный туалет». Вполне понятно, но аргумент слабоват. Французский гипнолог Коке, дав своей сомнамбуле в руку карту и внушив: «Это нож», приказал заколоть его (Коке). Внушение было выполнено моментально. Тогда Коке дал в руки сомнамбуле настоящий нож и повторил приказ. Та замахнулась и, уронив нож, забилась в истерике.

И это методически слабо. Гипнолог создал конфликтную ситуацию: приказал убить себя без всяких на то оснований. А суть преступного внушения состоит как раз в том, что совершаемый поступок уже не кажется преступлением.

Правда, можно спросить: а как же карта? Ведь она субъективно была ножом? Значит, не совсем…

Немецкий врач Кауфман решился на более серьезное. Дал сомнамбулу пистолет, велел выйти на улицу и выстрелом убить полицейского. Внушение было немедленно выполнено. Патрон, разумеется, был холостым, полицейский не пострадал, но гауму вокруг этого поднялось много. Кауфмана привлекли к суду. Он настаивал, что его эксперимент решает вопрос о возможности преступного гипноза в пользу «да». Однако ему возражали: в подсознании испытуемого оставалась уверенность в том, что убийства произойти не может; его поступок диктовался верой в авторитет гипнолога, он не допускал мысли, что врач может толкнуть его на преступление. В качестве контраргумента приводили и наблюдение самого Кауфмана над тем же испытуемым, который упорно отказывался выполнять внушение, угрожавшее его материальному благополучию.

Ну так как же?..

Гейденгайм гипнотизировал роту немецких солдат, которым начальство запретило засыпать под страхом строгого наказания. Некоторые из солдат все же уснули.

Можно догадываться: впали в гипноз те, у кого приказ «не спать» оказал внушающее действие в пользу гипнотизера: раз так приказывают, значит, действительно будет что-то… Заснули, можно сказать, с испугу, а может быть, и из подсознательного противоречия или даже подсознательного желания наказания»

ЭГО. Психолингвистическая заметка. («Сквозняк»)

По насмешливости русского языка нет нормально звучащего будущего времени первого лица единственного числа для двух глаголов, выражающих действия в высшей степени активные и решительные: убедить, победить.

убедю? победю? убежду? побежду? убежу? побежу?

Последние варианты звучат уже как обратные выражаемому.

Этой дырой в формообразовании не выражается ли действительность? Именно: чрезвычайно ничтожная вероятность победить и убедить в одиночку? Такая ничтожная, что выражать намерения сии вслух, обещать — не стоит, нет смысла, а потому нет и слова?

Язык отражает структуру народного сознания, точнейший слепок с него. Если какого-то слова нет, значит, еще или уже не требуется.

Добираясь до сознания, жизнь рождает запросы на слова, язык выдает из имеющегося запаса; когда им обойтись нельзя — творит новое. Как же все-таки — победю или побежу?..

Победжу!

Победюкну!!

Упобедюкаю!!!

Превосходная, сын мой, формула самовнушения!

Волнение каждый раз. Перед массовым сеансом во столько раз больше, во сколько аудитория больше одного человека. Парадокс: ведь на самом деле во столько же раз больше вероятность успеха. Нужны не все, а хотя бы несколько человек, обязательно найдутся…

На одном из сеансов в записке, присланной во время предварительной лекции, была высказана гениальная догадка: «По-моему, вы уже начали гипнотизировать».

Сеанс массового гипноза начинается задолго до того, как я произношу:

— Внимание…

Начинается с раздевалки, с афиши ГИПНОЗ… С первых темных сведений, что существует такая штука… и есть некто знающий и умеющий, маг, волшебник или вроде того…

— Давай подальше, а то как гипнотизнет…

— А чего страшного?

— Не поддамся.

— Мессинга видел? Во работает!

— Ты меня толкни, я тебя.

— Читал «Мастера и Маргариту»?

— Да ерунда, одни фокусы.

— В глаза ему не смотреть, и все…

Знали б вы, как мне помогаете, как гипнотизируете друг друга… Если еще не гипнотизируете, то уже внушаете! С больными трудней: болезнь погружает каждого в себя. Но и у пациентов группа повышает внушаемость; масса — тем паче…

Одно и то же работает и во зло и во благо. Нередко успех или неуспех лечения определяется тем, кого встретит человек за дверьми врачебного кабинета, в коридоре, дома или в гостях: оптимиста или пессимиста; того, кому помогло или кому стало хуже. (Не говорю: умного или дурака.)

Или взять алкоголиков: обычно компанейские, свойские ребята, мастера на все руки. Внушаемость беспредельна. Сомнамбулизм — очень часто, в групповых сеансах — почти стопроцентный. Уже после двух-трех сеансов при одном запахе водки (или его внушении) беднягу выворачивает наизнанку.

Но вот, трезвый как огурчик, выходит из клиники, попадает в компанию прежних дружков. Внушаемость начинает работать наоборот.

…Кто окажется сегодня актером гипнотического спектакля? Кое-кого сразу вижу. Вот… вот… А здесь — анти…

Есть ли какой-то гипнабельный тип? Кто легче всех «поддается»? Среди сомнамбул и пикники есть, и астеники, и атлеты. В основном сложены гармонично, у большинства отпечаток здоровья — и физического и психического. Симпатичные, милые, душевные люди». Интеллект всевозможный, бывает и очень высоким; но обязательна при том некоторая детскость, доверчивость, простодушие. По кречмэровской шкале: шизотимиков меньше, чем циклотимиков, но ярких циклоидов мало, вообще мало крайностей.

Нельзя исключить и случайности: сегодня попали эти, а завтра те… Настроенность, минутное расположение… Есть и гипнотическая упражняемость: тот, кто впал в сомнамбулизм хоть однажды, потом впадает в него легче.

Конечно, будет много молодых. Внушаемость молодости: открытость добру и злу, потребность следования авторитету, потребность веры. Одно удовольствие проводить сеансы в школьных и студенческих аудиториях,

Но параллельно — антивнушаемость. Негативизм, упрямство и нетерпимость. Упорное отстаивание самостоятельности… И это необходимо и благодетельно. Только развитый просвещенный дух с точным самосознанием может привести две эти силы если не к примирению, то к подвижному равновесию.

Редок глубокий транс среди людей старше пятидесяти. Почему? Снижение подвижности психики. Недоверчивость. Страх оказаться в «несолидном положении»…

Падает восприимчивость: природа велит не учиться больше, а только учить. (О такой природе только и скажешь: натура — дура.) Иногда кажется, что внушаемость у старика исчезает, но это не так. Внушаемость становится узкой. Старику можно внушить многое, если попасть «в струю». Я имею в виду, конечно, старика не по хронологии, а по психическому, душевному возрасту.

Однородность состава повышает внушаемость: соединяй и властвуй. Собрав в аудитории исключительно пенсионеров, можно многих из них перевоплотить в юношей…

Итак, начали.

…На сцене шестнадцать усыпленных. Спят еще в зале, там и тут поднимают руки, зовут…

— Сон. (Хорошая каталепсия.)