Искусство быть (сборник) - Эрих Зелигманн Фромм
Несомненно, Маркс был прав, утверждая, что «место всех физических и психических чувств занято их самоотчуждением, чувством владения. Частная собственность сделала нас такими глупыми и бессильными, что вещи становятся нашими, только если мы ими владеем, то есть если они существуют для нас как капитал и принадлежат нам, поедаются нами, выпиваются нами; другими словами, нами используются. Мы бедны, несмотря на все наше богатство, потому что имеем много, но сами мы малы».
В результате средний человек чувствует себя неуверенным, одиноким, угнетенным, страдает от отсутствия радости посреди изобилия. Жизнь не имеет для него смысла; он смутно сознает, что значение жизни не может заключаться в том, чтобы быть всего лишь «потребителем». Он не смог бы вынести безрадостной и бессмысленной жизни, если бы система не предлагала ему бесчисленные пути бегства – от телевидения до транквилизаторов, позволяющие забыть, что он теряет все больше и больше из ценностей жизни. Несмотря на все утверждения обратного, мы быстро приближаемся к обществу, управляемому бюрократами, заботящимися о том, чтобы человек был сыт, лишен забот, обесчеловечен и подавлен. Мы создаем машины, которые подобны людям, и людей, подобных машинам. То, что было величайшим упреком социализму пятьдесят лет назад – что он приведет к унификации, бюрократизации, централизации, бездушному материализму – стало реальностью сегодняшнего капитализма. Мы говорим о свободе и демократии, однако все больше людей боится ответственности, которую несет свобода, и предпочитает рабство хорошо накормленного робота; люди не верят в демократию и счастливы предоставить принятие решений политическим экспертам.
Мы создали разветвленную систему коммуникаций при помощи радио, телевидения и газет. Однако люди получают дезинформацию и промывку мозгов вместо знаний о политической и социальной реальности. Степень унификации наших мнений и идей можно было бы с легкостью объяснить как результат политического давления и запугивания. Факт заключается в том, что все «добровольно» соглашаются с властью, несмотря на то что наша система основана на праве каждого на несогласие и на стремлении к разнообразию идей.
Демагогия стала правилом в странах свободного предпринимательства, как и среди их оппонентов. Первые называют диктатуру «любовью к свободе», если речь идет о политических союзниках, последние – «народной демократией». О возможности того, что пятьдесят миллионов американцев погибнут в случае атомной атаки, говорят как о «военных потерях», а о победе в такой войне – как о «решении проблемы», хотя любому разумному человеку ясно, что ничья победа при атомном холокосте невозможна.
Образование, от начального до высшего, достигло своего пика. Люди делаются более образованными, однако они менее разумны, все реже обладают собственным мнением и убеждениями. В лучшем случае повышается их интеллект, но разумность, то есть способность проникать глубже поверхности и постигать движущие силы индивидуальной и общественной жизни, все больше обедняется. Происходит все больший раскол между мышлением и чувством, и самый факт того, что люди терпят угрозу атомной войны, нависшую над человечеством, показывает, что современный человек достиг точки, в которой его разумность должна быть подвергнута сомнению.
Человек, вместо того чтобы быть хозяином созданных им машин, стал их слугой. Однако человек не создан быть вещью, и при всем удовлетворении, которое приносит потребление, жизненные силы человека не могут до бесконечности оставаться в подчинении. Перед нами стоит единственный выбор: снова стать хозяевами машин, сделать производство средством, а не целью, использовать его для раскрытия возможностей человека; иначе подавленная жизненная энергия проявится в хаотичных и деструктивных формах. Человек предпочтет уничтожить жизнь, чем умереть от скуки.
Можем ли мы возложить ответственность за такую социальную и экономическую организацию на человека? Как было указано выше, наша индустриальная система, ее способ производства и потребления, отношения между человеческими существами, которых она растит, создают именно ту человеческую ситуацию, которая мной описана. Так происходит не потому, что система этого хочет, не из-за злых намерений индивидов, но в силу того факта, что характер среднего человека формируется жизненной практикой, которая определяется структурой общества.
Нет сомнения: та форма, которую капитализм принял в XX веке, очень отличается от имевшего место в XIX столетии – настолько отличается, что даже возникает сомнение: можно ли применять к обеим системам один и тот же термин. Огромная концентрация капитала в гигантских корпорациях, все возрастающее отделение управленцев от собственников, существование могущественных профсоюзов, государственные субсидии сельскому хозяйству и некоторым отраслям промышленности, элементы «государства всеобщего благосостояния», контроль над ценами, управляемый рынок и многие другие особенности радикально отличают капитализм XX века от капитализма века XIX. Однако какую бы терминологию мы ни выбрали, некоторые основополагающие элементы остаются общими для старого и нового капитализма: лучшие результаты приносят не принципы солидарности и любви, а индивидуалистические, эгоистические действия; вера в то, что жизнь общества должен регулировать безличный механизм, рынок, а не воля, видение и планирование людей. Капитализм ставит вещи (капитал) выше жизни (труда). Власть рождается из обладания, а не из активности. Современный капитализм создает дополнительные препятствия для полного раскрытия человека. Ему нужны беспрепятственно работающие команды из исполнителей и из потребителей; они нужны ему потому, что большие предприятия, возглавляемые бюрократиями, требуют именно такого вида организации и подходящего для нее «организационного человека». Наша система должна создавать людей, которые удовлетворяют ее потребностям; она должна создавать людей, которые способны успешно взаимодействовать в большом коллективе, людей, желающих потреблять все больше и больше, людей, вкусы которых стандартизированы и потому их легко предвидеть и на них воздействовать. Система нуждается в людях, которые чувствуют себя свободными и независимыми, не подчиняющимися какому-то авторитету или принципу совести, но тем не менее готовы делать то, что от них ожидается, без трения становиться составными частями социальной машины; система нуждается в людях, которыми можно руководить без насилия, которых можно вести без лидеров, перед которыми можно не ставить никакой цели, кроме как вести упорядоченный образ жизни, пошевеливаться, не останавливаться. Производство направляется принципом: вложение капитала должно приносить прибыль; то, что производится, определяется вовсе не реальными потребностями людей. Поскольку все, от радио и телевидения до книг и лекарств, починяется принципу прибыли, людьми манипулируют, заставляя потреблять то, что часто вредоносно для духа, а иногда и для тела.
Неспособность нашего общества удовлетворить желания человека, коренящиеся в наших духовных традициях, приводит к явным следствиям в отношении двух самых жгучих проблем нашего времени: сохранения мира и устранения дисбаланса между богатством Запада и нищетой двух третей человечества.
Отчужденность современного человека и все ее последствия делают трудным разрешение этих проблем.
