Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить
Но в большинстве случаев мы играли у меня, так как всегда могли устроить там свое мероприятие. У меня уже вошло в привычку устраивать большие вечеринки. Ли обожал, когда the Cloud Club оживал, а мой новый сосед, режиссер Майкл Поуп, стал вторым конспиратором в организации всевозможных гулянок, на которых сотни людей толпились на разных этажах дома, на заднем дворе или на крыше, если на дворе стояло лето. У входа в дом мы положили обувную коробку с надписью о желательной (но необязательной) входной плате в десять долларов. На каждой кухне мы организовали бар, а на собранные деньги обычно покупали вино, водку и пиво. Каждый мог принести, что угодно: еду, напитки, искусство или музыку. Я была абсолютно счастлива, когда по спальне, на кухне вальсировали четыреста незнакомцев, тем более у меня никогда не было ценных вещей, которые нужно прятать.
Весь инвентарь The Dresden Dolls (электропиано, ударные, несколько старых чемоданов со сценическими костюмами и футболки с логотипом группы, которые мы продавали по десять долларов каждую) мог легко уместиться в мой старенький микроавтобус Volvo (его еще с любовью называли Вульва). Мы начали ездить все дальше и дальше от Бостона. Брайан был техническим экспертом (он знал все о механизмах, где их купить и как установить), а я была менеджером группы, пресс-агентом и организатором. Я только купила свой первый мобильный телефон.
Был 2001 год, и в моду входила электронная почта (полагаю, что многие люди из моих артистических кругов сопротивлялись этому), но я была помешана на рассылке писем внутри группы и организовывать через письма вечеринки. Я могла отправить письмо пятидесяти моим бостонским друзьям, они передавали эту информацию дальше, и через две недели сотни людей приходили к нам на вечеринку. Так список людей рос с каждым нашим выступлением или сбором, у нас не было различий между друзьями и фанатами. Наши первые фанаты не просто знали, где я живу, они тусовались у меня на кухне.
В конце концов, когда стало невежливо передавать приглашения на вечеринку в Бостоне фанатам из Сент-Луиса, мы составили по одному листу адресов почт фанатов в каждом городе. Я считала этот список нашей гордостью и радостью. Каждый раз, когда я сталкивалась со старым другом из колледжа на улице, каждый раз, когда заводила разговор с незнакомцем в метро, каждый раз, когда кто-то проявлял хоть малейший интерес к группе, я спрашивала: «Ты пользуешься электронной почтой?» Если ответ был положительным, я записывала его адрес на том, что первым попалось под руку (мой ежедневник, салфетка, моя ладонь), и когда я приходила домой, я отправляла ему персональное приглашение.
Моя собственная электронная почта была на главной странице нашего сайта и была ее центром. Я обменивалась письмами с фанатами каждый день, мы говорили о жизни, о выступлениях, об идеях для шоу, нередко они искали утешения, так как большинство писем приходило с душераздирающими личными историями. Люди благодарили меня за мои песни, Half Jack помогла кому-то помириться с родителями, Coin-Operated Boy была популярна среди танцоров бурлеска, они использовали ее в своих номерах, Girl Anachronism отражала борьбу людей с их неуверенностью в себе. Брайан возил нас на выступления вне нашего города, я управляла всем с пассажирского сидения на моем тяжелом, синем, постоянно ломающемся ноутбуке Dell. Но мое управление делами группы не включало переговоры со звукозаписывающими компаниями, агентами или издателями – мы никого не знали. Управление группой значило знакомиться с таким же фриками в других городах, находить артистов, с которыми мы могли бы выступать, находить тех, у кого мы могли бы останавливаться, искать галерею, где друг вывешивал свои работы и был бы рад выступлению группы на открытии.
Медленно, но верно мы вышли сначала на местный, а потом на региональный уровень, мы убеждали наших друзей ездить с нами на рок-мероприятия в Бостоне и за его пределами. Как и вечеринки в the Cloud Club, наши ранние концерты были больше похожи на хэппенинги, а не на привычные рок-концерты. Мы ездили на велосипедах и расклеивали повсюду флаеры:
THE DRESDEN DOLLS
выступают В ЭТУ СУББОТУ
в клубе THE MIDDLE EAST NIGHTCLUB.
Начало в 21:00. Вход 12$.
ЖДЕМ ВСЕХ.
НАРЯДИТЬСЯ КАК НА КОНЕЦ СВЕТА…
ИЛИ ЕГО НАЧАЛО.
У людей были сногсшибательные наряды на наших шоу, и мы их в этом поддерживали. Цилиндры, костюмы фасона «зут»[13], боди-арт, боа из перьев и парики были обязательными элементами их перевоплощений. Письма, которые я отправляла каждые несколько недель друзьям, носили праздничный характер. Я соблюдала неформальный тон общения: «Приходи на вечеринку к нам в дом». Или: «Приходи в клуб на выступление The Dresden Dolls». Или: «Приходи на выступление The Dresden Dolls к нам в дом». Или что-то в этом духе.
* * *Я рассказала Энтони, что подумываю о начале отношений с Нилом Гейманом. Я нервничала. Энтони никогда меня не осуждал, но он осуждал моих парней (иногда девушек) настолько сильно, насколько это мог делать старший брат.
– Ну, и кто он? – спросил Энтони.
– Он писатель.
– Никогда о нем не слышал.
– Он почти… культовая личность. Он пишет комиксы, научную фантастику и прочее. Ему сорок восемь. Он из Британии.
Энтони произвел гортанный звук в знак недоверия.
– Что? Что тебя смущает? Что он знаменит? Что он британец? Или что ему сорок восемь?
– Ничего. Кажется… он претендент. Когда я с ним познакомлюсь?
* * *Описывая, как искусство и обмен обыгрываются в «Даре», Льюис Хайд писал: «Сущность подарка артиста может разбудить твою собственную».
Когда мне плохо, я до сих пор обращаюсь к моему тайнику, где я прячу лекарство в виде музыки, она утешает меня. Это как знакомое одеяло из твоего детства, я заворачиваю себя в песни Кимьи Доусон, Леонардо Коэна или Робина Хичкока, которые, по-видимому, выражают что-то невыразимое во мне. Слушая их живые выступления на концертах и разделяя это с толпой незнакомцев, я чувствовала человечность, которую я не так часто испытываю – для меня это больше всего похоже на церковь.
Когда подарок переходит от одного к другому, мы чувствуем саму суть искусства и жизни не просто в словах и песнях, но также в глубоком желании поделиться ими друг с другом.
* * *Вы, возможно, не знаете Эдварда Ка-Спела.
Эдвард Ка-Спел – вокалист моей любимой группы The Legendary Pink Dots. Они появились в начале 80-х в Великобритании, они выпускают альбомы и гастролируют вот уже более тридцати лет. Они до сих пор гастролируют, дают выступления перед сотнями, реже тысячами людей, их фанбаза похожа на семью. Я являюсь частью этой семьи. Я присоединилась к ним, когда мне было четырнадцать, и мой первый парень Джейсон Кертис начал записывать мне Pink Dots на кассеты. Психоделическая смесь синтезаторов, скрипок и драм-машин, плюс эмоциональная искренность слов покорили меня и вытащили из мира «стандартной» альтернативной музыки, которую я слушала (в основном The Cure, R.E.M., Depeche Mode). Но вместе с музыкой Pink Dots, за которой нужно было охотиться в магазинах подержанных пластинок или заказывать онлайн у датских дистрибьюторов, пришло и сообщество.
Первый раз, когда я увидела их живое выступление в маленьком клубе Бостона, мне было шестнадцать. Я почти не посещала другие рок-концерты и никогда подобного не испытывала – группа, которую я любила, была в нескольких метрах от меня. Та ночь изменила мою жизнь: я наконец вживую слышала песни, которые были саундтреками моей жизни в последние несколько лет, слова песен, которые я учила наизусть в наушниках по дороге в школу, видела миры, которые впитывала в сердце через слух, – я слышала их здесь и сейчас, в тот момент, который больше никогда не повторится. Я стояла в помещении с тремя сотнями людей, которые образовали настоящее товарищество вокруг того, что они любили, и разумеется, вокруг самих себя. Казалось, что все эти люди сформировали открытое тайное общество вокруг их любви к странной музыке и странным парням, которые исполняли ее. Я не знала, что такое возможно. И я абсолютно не ожидала познакомиться с группой после их выступления.
– Познакомиться с группой? – спросила я Джейсона.
– Да, – сказал он, – они всегда так делают.
И он был прав: они продавали свои диски и футболки, поклонники толпились около них под слабым освещением клуба, пока сердитые работники бара демонтировали сцену. Я стояла в очереди и ждала встречи с Эдвардом, главным вокалистом и автором песен, пытаясь придумать что-нибудь такое, что могло бы иметь для него значение. Мой идол. А потом ненадолго мы стояли лицом к лицу.
– Моя мечта, – сказала я, глядя прямо ему в глаза, – создавать такую же искреннюю музыку, как у вас.
Эдвард улыбнулся и взял мою руку. Он был настолько добрым и теплым, будто я была его давно потерянным другом. Мы поболтали минуту, о чем я уже и не вспомню. Я была охвачена благоговением.
