Владимир Леви - Я и Мы
Чтобы мозг был большим, нужно, чтобы ребенок рос долго, а для этого надо научиться любить детей и самому иметь максимум мозгов. Научиться жить вместе, научиться понимать и терпеть друг друга, смирять свой эгоизм и получать не абстрактное, а конкретное, животное удовольствие от радости другого существа. Не только сильнейший, но и умнейший самец должен был получать преимущественное право распространять свои гены.
В этот критический период, когда ковался наш вид, и был обеспечен психогенофонд на десятки и сотни тысяч лет вперед. Он выковывался, пока не было достигнуто плато: эпоха культур.
Куда ни глянь, всюду человек — самый: самый умный, самый сильный, самый приспособленный, самый предусмотрительный, самый злой, самый добрый, самый-пресамый… Понятно: мощнейший в мире мозг, все отсюда, да и весь организм удался на славу. Вот только за всем этим самым еще не знаем мы, что же есть самое человеческое.
Обучаемость, воспитуемость, говорят одни. Человек — самое обучаемое в мире животное. Это основа всего. Человек может стать чем угодно, достичь чего угодно — потому что жесткое наследственное программирование сведено к минимуму, поведение предельно открыто — и огромный нервный избыток. Человек «специализирован на деспециализации». Человеческая всевозможность, человеческое разнообразие: человек самый всякий.
Самосознание, говорят другие. Рефлексия, бесконечные цепи самоотчета. Выбор из собственной все-возможности, зачеркивание и выбор самого себя, самосотворение. Свобода воли.
Общественность, говорят третьи. Единственно подлинная социальность человеческого существа, его уникальная психическая связь со всем обществом, со всем видом через культуру. «Культурная наследственность» — преемственная передача всего человеческого, что накоплено и без чего надо начинать все сначала, со страшно открытой программы.
Совесть, говорят четвертые. Осознанное чувство ответственности за себя, за других, за народ, за вид… Но совести надо учить… Или это инстинкт?
И то, и другое, и третье…
Как же шел отбор психических свойств? Почему человек — самый всякий?
Обратимся к частности на уровне даже не психики, а физиологии. Вот одна простая модель — гипотеза, объясняющая происхождение по крайней мере некоторых видов бессонницы.
«Жаворонки» и «совы». Клиницисты и физиологи установили, что по суточным ритмам активности люди делятся на эти две разновидности. «Жаворонки» легко встают утром, бодры днем, к вечеру утомляются, ночью спят крепко. «Совы» только к вечеру входят в оптимальный тонус, прекрасно работают по ночам, утром же и большую часть дня бездарно сонливы. Есть, конечно, и промежуточные варианты, и привычка делает свое дело, но в основном два этих типа выражены достаточно четко.
С обыденной точки зрения «жаворонки», конечно, более нормальны и приспособлены. Они гораздо многочисленнее, и суточный ритм общества следует их типу. Ведь человек все-таки дневное животное. «Совы», если не заняты на специальных ночных работах, оказываются в положении неприспособленных: какие-то неврастеники…
Откуда же взялся этот отклоняющийся, «совиный» ритм?
Дело слегка проясняется, если обратиться к жизни некоторых обезьян. У бабуинов, живущих на земле, среди опасных хищников, вся стая никогда не спит одновременно: всегда есть бодрствующие, бдительные часовые. И не мудрено: если бы засыпали все обезьяны разом, стая была бы быстро истреблена, и в первую очередь крепко спящие детеныши, ее будущее. Трудно думать, что обезьяны специально назначают дежурных; проще предположить, что отбор сохранял лишь те стаи, где ритм сна отдельных особей был достаточно асинхронным.
Но если так, то проникнемся уважением к нашим «совам»! Наверное, это наследники часовых древних стоянок, потомки тех, благодаря кому вид, еще, быть может, не вооруженный огнем, выстоял против страшных ночных врагов.
Между прочим, люди, страдающие «совиной» бессонницей, отличаются и некоторыми психическими особенностями: в их характере много глубинной тревожности, их внутренняя ориентировка заметно смещена в будущее, они ответственны и предусмотрительны до чрезмерности…
Так в тумане утерянной целесообразности вырисовываются смутные призраки прошлого, и мы находим оправдание некоторым человеческим странностям.
Многоголовая гидра отбора требовала и многообразия и единства. Индивидуальный отбор не прекращался, но главной единицей отбора с незапамятных времен был не человек-одиночка, а популяция. Стая, стадо? Какой-то самый естественный, первичный коллектив, наиболее типичная первобытная группа.
Вот здесь и нужны были самые всякие. Первичная группа оказывалась чем-то вроде надорганизма, ему нужны были универсальность, самые разнообразные отклонения, которые могли бы использоваться как запасные козыри на случай неожиданных перемен.
Психического единообразия требовалось настолько, чтобы возможно было совместное существование, но не больше. А то и меньше. Конечно, прежде всего нужна достаточная масса умеренных, средних, неопределенных, способных при случае ко всему, но эту массу тонкой бахромой должны покрывать крайние, уклоняющиеся, узко специализированные.
И синтонный циклотимик — это сгущение нормального, коллективного человека — не тот ли благодетельный и необходимый тип, который цементировал подлинное человеческое единство первичной группы, единство, основанное не на власти и страхе, а на симпатии и любви? За свою великолепную эмоциональность он расплачивается циклотимией… А крайний шизоид, возможно, являет собой тип психической организации, который тогда предрасполагал к жизни охотника-одиночки, вне стада. Когда было еще куда уйти (кругом джунгли), такие отделялись — и погибали, если не обладали в компенсацию какими-нибудь выдающимися способностями, позволяющими им найти свою нишу. И тогда они давали начало новой линии.
Но все это в достаточной мере абстрактные рассуждения, предельное сжатие вероятностей. Стихия психогенофонда не делает точных повторов, а дает лишь вариации, она обновляется непрестанно, рождая непредусмотренное, жаждущее себя испытать.
КАК НАЙТИ ЖЕНУ ДЛЯ ГЕРЦОГА?
Глава третья, подробней о проблеме теста (кто из какого сделан теста). А в сущности, продолжение разговора о типах
УКРАЛИ ЛИЧНОСТЬ, ИЛИ БЛИСТАТЕЛЬНАЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
По натуре вы доверчивый человек, но жизнь научила вас осторожности. Лишь одному-двум людям вы решаетесь доверить самое сокровенное, но и при этом всегда испытываете чувство невысказанное. С некоторых пор вы поняли, что по самому большому счету человек безысходно одинок, но вы уже почти смирились с этим и рады, что есть по крайней маре немногие люди, с которыми об этом можно забывать.
Вы довольно-таки упрямы, но ваша воля иногда вам отказывает, и это сильно переживается. Вам хотелось бы быть более уверенным в себе, в некоторые моменты вы просто презираете себя за неуверенность — ведь, в сущности, вы понимаете, что не хуже других. Бываете раздражительны, иногда не в силах сдержаться, особенно с близкими людьми, и потом жалеете о своих вспышках.
Нельзя сказать, чтобы вы не были эгоистичны, иногда даже очень, но вместе с тем вы способны, забывая о себе, делать многое для других, и если взглянуть на вашу жизнь в целом, то она представляет собой, пожалуй, во многих отношениях жертву ради тех, кто рядом с вами. Иногда вам кажется, что вас хитро и деспотично используют, вас охватывает бессильное негодование. Много сил уходит на обыденщину, на нудную текучку, много задатков остается нереализованными, да что говорить…
Вы уже давно видите, сколько у людей лжи, сколько утомительных, никому не нужных фарсов, мышиной возни, непроходимой тупости — все это рядом, н сами вы во всем этом участвуете, и вам противно, — а все же где-то, почти неосознанно, остается вера в настоящее, нет-нет и прорвется.
Вы самолюбивы и обидчивы, но по большей части умеете это скрывать. Вам свойственно чувство зависти, вы не всегда в нем сознаетесь даже себе, но вы способны от души радоваться успехам людей, вам близких и симпатичных.
Ну хватит. Узнали себя? Да, да, именно вы, читающий сейчас эти строки. Как я все о вас выведал? Видите ли, с помощью небольшой телепатической штучки. А если серьезно, то взял и списал с первого попавшегося человека, догадайтесь с кого. Нет, я вас не знаю, клянусь. Просто написал, что мне в голову пришло, имея перед глазами единственную модель — ну, если хотите, себя. Или не себя, это все равно.
Это можно назвать эффектом неопределенности, или, если угодно, таинством демагогии. Есть такие растяжимые слова и фразы — они многозначны, а потому почти ничего не значат, но в личной адресовке вдруг, как губки, начинают пропитываться значением, становятся просто магическими, человек верит, что это только о нем, только ему. Это та самая блистательная неопределенность, которая так эффектно работает на самых разных уровнях. Так пишут стихи. Так прорицают. Так соблазняют. Так составляются проповеди и рекламы спиртных напитков.