Филипп Зимбардо - Застенчивость
Представляется очевидным, что застенчивость имеет отрицательные последствия в социальном плане. А не оказывает ли она негативного воздействия также на мыслительные процессы, необходимые для успешного обучения?
Самое скверное в застенчивости, как я понял, — это то, что она заставляет человека так сосредоточиться на самом себе, что он уже не воспринимает происходящее вокруг. К примеру, я сам иногда обнаруживаю, что прослушал нечто важное в разговоре, потому что был слишком погружен в себя.
Это наблюдение одного средних лет бизнесмена наводит на ещё на один интересный вопрос: влияет ли тревожность, связанная с застенчивостью, на сосредоточенность внимания в стрессовых ситуациях и не сказывается ли это отрицательно на памяти?
Дабы ответить на этот вопрос, в нашей лаборатории был проведён эксперимент, в котором от испытуемых-мужчин требовалось оценить устное выступление женщины. Половина мужчин считали, что они не застенчивы, другая половина — что в целом застенчивы, особенно в общении с женщинами. Все испытуемые должны были прослушать выступление одной и той же весьма привлекательной студентки. Затем проверялось, что из услышанного каждый запомнил. За каждым также велось наблюдение сквозь односторонне прозрачное зеркало.
Треть мужчин находилась в комнате наедине с симпатичной девушкой, и им было позволено беседовать с нею и задавать вопросы. Как после её выступления, так и во время него. Другая треть также находилась с нею один на один, но перебивать её им не разрешалось. Последняя треть испытуемых находилась в комнате перед телеэкраном, на котором демонстрировалось данное выступление. Мы полагали, что застенчивые мужчины запомнят тем меньше, чем больше будут взволнованы. А какие, по вашему мнению, ситуации должны были встревожить их более всего?
Наибольший дискомфорт ощущали сидевшие перед телеэкраном, наименьший — те, кто мог непосредственно общаться. Вы удивлены? Давайте поразмыслим. Вспомним, что нам уже известно: застенчивые весьма озабочены, когда их оценивают, и тревожны в непредсказуемых обстоятельствах. Когда они одни в комнате с телевизором (а экспериментатор наблюдает сквозь зеркало), ясно, что объектом исследования выступают они сами, а не тот, кто говорит с экрана. Если же им позволено перебивать девушку и задавать ей вопросы, то им как бы разрешено присоединиться к процессу оценивания её.
Как только включается самоконтроль и повышается тревожность, застенчивые все меньше внимания уделяют поступающей информации. Агония застенчивости убивает память. Застенчивые, сидевшие перед экраном, могли воспроизвести меньше всего из услышанного, — значительно меньше, чем незастенчивые, или же чем испытуемые, поставленные в любые другие условия.
Мы отмечали интересное явление, когда от испытуемых требовалось оценить привлекательность выступавшей девушки. Застенчивые сочли её менее привлекательной, чем считали незастенчивые, более того, они оценили эту довольно красивую девушку как менее привлекательную, чем «средняя» студентка из их группы. Таким образом, застенчивость лишает человека не только дара речи, но также памяти и ясного восприятия.
Неуязвимые детиПсихологи наградили определением «неуязвимые» тех детей, которые, несмотря на самые неблагоприятные жизненные условия, выпавшие им в детстве, тем не менее становятся нормальными здоровыми взрослыми. Многие выдающиеся личности, преуспевшие в столь разных областях, как политика, наука и искусство, происходили из среды, которую следовало бы рассматривать как патологическую. Элеонора Рузвельт, бывший президент Джеральд Форд, сенатор Даниэль Патрик Мойнихен смогли так или иначе вырваться из тех неблагоприятных условий, которые окружали их в начале жизненного пути, и добиться значительных успехов.
Вот вывод одного исследования, объектом которого были 100 мужчин, происходивших из травмирующей и конфликтной среды: вопреки таким условиям развития в детстве, сегодня эти люди, будучи взрослыми, могут быть оценены как нормальные, а по ряду показателей — даже как преуспевающие.
Такая «теория катастрофы» применительно к развитию ребёнка противоречит традиционным представлениям о том, что скудная и вредоносная среда взращивает ущербного человека. Уравновешенная, комфортная, изобильная среда рассматривалась как залог душевного здоровья и жизненного успеха. Подтверждением такой точки зрения служили многочисленные примеры взрослых людей — психически больных или преступников, — которые происходили из обездоленной или конфликтной среды. Но вывод делался неверный. В тюрьмах и психиатрических больницах пребывает лишь незначительное меньшинство тех, кто вырос в неблагоприятных условиях. Те же, кто гнётся, но не ломается, развили в себе способность полагаться только на самих себя, и это позволило им занять достойное место в обществе.
Возможно, новое поколение преодолеет формирующие застенчивость обстоятельства, описанные в этой книге, и не впадёт в хроническую застенчивость. Хотелось бы на это надеяться. А пока нам следует глубже изучить «неуязвимых» детей, противостоящих негативному влиянию семьи, школы и общества. Таким образом мы могли бы обнадёжить тех детей, которым приходится сталкиваться далеко не с самым лучшим, что может дать семья и школа, а иногда — и с худшим.
Актриса Кэрол Бёрнет — человек, наделённый особой способностью дарить людям смех. В откровенной беседе она призналась, что в детстве застенчивость принесла ей много огорчений дома и в школе. Она рассказала, как опыт комедийной актрисы помог ей справиться с ребячьим страхом оказаться непризнанной и нелюбимой.
Бёрнет: По-моему, я была довольно застенчива с самого начала, особенно рядом с матерью. Та была необычная, очень красивая женщина. У неё была одна серьёзная проблема — она потом стала алкоголичкой, да и папа был такой же. Но оба они были замечательные люди. Он мне напоминал Джимми Стюарта, а она была как маленький метеор. Про себя я знала, что я некрасива, так что застенчива я была из-за своей внешности. Девчонкой я старалась это компенсировать спортивными успехами. Я думала, что если я смогу бегать быстрее всех мальчишек, то буду им нравиться. Я с ними всегда шутила — и дурачилась в школе гораздо больше, чем дома, потому что стремилась побороть опасение, что меня отвергнут, так как я не очень хорошенькая и из небогатой семьи.
Зимбардо: Но в классе на уроках вы не играли роль шута, не так ли?
Бёрнет: Нет, разве только с приятелями в свободное время. А в школе я была очень сдержанной и училась хорошо, учителей уважала и слушалась. Так что я считалась образцовой ученицей. У мальчишек я не пользовалась особой популярностью. Я имею в виду тех ребят, кому мне хотелось бы нравиться, например наших футболистов. Но кое с кем у меня завязались очень милые приятельские отношения, это были ребята вроде меня.
Зимбардо: Вы хотите сказать, что они тоже были застенчивы?
Бёрнет: Да, они были довольно застенчивы и не очень привлекательны. Но я продолжала тешить себя надеждой: «А вдруг капитан футбольной команды обратит на меня внимание, улыбнётся мне».
Моя мать хотела, чтобы я стала писателем. Она говорила: «Какая разница — как ты выглядишь, если ты все время пишешь?» Я соглашалась: «О’кей, я стану писателем». Я стала редактором школьной газеты и весьма в этом преуспела.
Я посещала специальные занятия по английскому языку, чтобы попробовать свои силы в драматургии. В глубине души я надеялась, что мне удастся взойти на сцену, но боялась себе в этом признаться. У меня была очаровательная кузина, на девять месяцев меня старше, — белокурая и яркая. Она посещала разные кружки — пения, танцев, драматический. Однажды я попыталась отбить чечётку так, как это делала она, и у меня ничего не вышло. Я закрылась в туалете и попробовала сплясать там, но это тоже не удалось, потому что тут вошла мама. Может показаться, что о матери я думаю плохо, но это не так. Мы с нею прекрасно ладили, я её обожала, и уверена, что и она меня любила. Но я никогда не чувствовала поддержки. Так что, когда я все-таки вышла на сцену в студенческом театре, мне не хотелось, чтоб родители это увидели, потому что я боялась опростоволоситься. К моему удивлению, всё прошло хорошо. Я заслужила смех зрителей, ко мне подходили ребята и говорили: «Слушай, я тебя видел в этом спектакле, и, знаешь, это было очень весело». Меня даже пригласили отобедать с двумя «шишками» со старших курсов, что меня — первокурсницу — просто поразило.
А другой парень как-то остановил меня и спросил: «У тебя есть голос?» — «Да, но на публике я петь не могу». А он сказал: «Очень надо спеть «Плач Аделаиды» из комедии «Парни и девчонки». Раз песенка комедийная, то я не отнеслась к ней всерьёз и не стала задумываться, хороший ли у меня голос. Ведь если у вас нет хорошего голоса, вы не станете петь серьёзную песню. Итак, я выступила с весёлой песенкой. Мама пришла меня послушать и была поражена. А я уже решила стать актрисой музыкальной комедии. Мама и бабушка сильно огорчились, но я сказала им: «Это то место, где я чувствую, что люди меня любят, где я что-то значу. Это не то что писать или рисовать» (кстати, рисовала я неплохо). С тех пор мне всегда хотелось почувствовать отклик на то, что я делаю. Отсюда и выросла моя актёрская карьера. Но я не эстрадная артистка. Мне до сих пор трудно просто спеть песню.