Ты в порядке: Книга о том, как нельзя с собой и не надо с другими - Алина Витальевна Адлер

У тревоги есть способность: закидывать гарпун в прошлое и вытаскивать оттуда болезненные переживания, которые проецируются на реальную ситуацию, но не имеют к ней прямого отношения.

У Евгении — страх за будущее ребенка.

У Максима — страх быть отвергнутым.

У Светланы — страх потерять отношения.

Прежде чем я нарисую здесь фигурную скобку со стрелочкой, спрошу: вы заметили, что общего у этих страхов?

Страх будущего.

Ваше восприятие реальности просачивается сквозь пальцы и не задерживается в ладонях, потому что вы пытаетесь всмотреться в ЕЩЕ не случившиеся события УЖЕ испуганным взглядом.

Застигнув вас врасплох, тревога бесцеремонно отнимает территорию у спокойствия.

Когда вы получаете реальный сигнал — это может быть фраза, событие, неожиданная неприятная перспектива, чье-то мнение или негативный опыт, чья-то болезнь, смерть, — вы тревожитесь. И это нормально (помните, в главе 1 я рассказывала о чувственном отклике на раздражитель).

У тревоги ситуативной есть базовая задача: подать сигнал, предостеречь, встряхнуть, направить ваше внимание в ту сторону, где необходимо насторожиться или уже среагировать.

Тревога с физиологической точки зрения:

«Между тем это очень простое психосоматическое событие. Тревожность — это переживание трудности дыхания во время заблокированного возбуждения. Это переживание попытки набрать больше воздуха в легкие, скованные мышечным сжатием грудной клетки»[10].

У пролонгированной тревоги нет задачи. Но есть власть над вашим воображением. В этой тревоге вы застреваете, подобно стрелке на часах с подсевшей батарейкой, которая вздрагивает между настоящим и нафантазированным пугающим будущим, и не продвигаетесь вперед.

«Тревога — это напряжение между сейчас и потом»[11].

***

Первая учительница в жизни первоклашки и его мамы — значимый человек. И подозрения о неполноценности ребенка из уст педагога звучат для матери особенно тревожно. Тревога рисовала в воображении Евгении неприятные сцены: вот сын не может построить отношения с девушкой и создать семью, вот ему не удается постоять за себя в армии, а вот он сидит дома замкнутым интровертом.

Я предложила Жене прекратить бесполезные поиски «плохой матери» в себе, «зерен правды» в словах учительницы и неудач в еще не наступившем будущем сына, а вместо этого принять устойчивую позу в своем здесь и сейчас и обратить внимание на главного героя событий. Я предложила задать сыну несколько вопросов: почему отмалчивается, что чувствует, что думает про свою первую учительницу.

Разговор был недолгим.

— Мамочка, я не хочу особо с ней разговаривать — она мне не нравится. Наталья Ивановна в садике мне нравилась больше, и мне хотелось с ней общаться, потому что она добрая и веселая. А эта строгая и скучная. Можно я не буду с ней разговаривать? — ответил сын.

— Имеешь право, — развела руками мама и выдохнула.

Тревога ретируется, когда вы обнаруживаете опору здесь, сегодня, в этой минуте.

Женя смогла захлопнуть выдуманную «книгу судьбы» с плохим концом после того, как ответила себе на вопросы:

Если бы сын страдал, я бы об этом знала? Да, первая. Это было бы заметно, и он бы сказал мне об этом.

Сын не может общаться со взрослыми, с детьми, для него это сложно? Это не так. Да, он долго присматривается и не всех к себе подпускает. У него такой характер. Он с малых лет таким был.

На что ориентируется учительница, оценивая особенности ребенка? Исключительно на свои ощущения, которые формирует в период с первого по четвертый урок. Ведь она не видит полной картины, а вникать и разбираться не станет: в классе двадцать шесть детей, и у педагога другие задачи. Значит, это просто субъективное мнение.

Максиму понадобились:

три терапевтические сессии, чтобы распрощаться со своей идеей о стабильной работе на всю жизнь;

два часа, чтобы предположить и прописать варианты своих действий, если реализуется то самое устрашающее «а вдруг»;

тридцать минут для размещения своего резюме на сайтах по поиску работы.

Максим стал засыпать без таблеток и просыпаться без тревоги после того, как получил два приглашения на работу.

Тревоге становится тесно среди прописанных запасных вариантов действий, среди «а вдруг» и «что, если», которые продолжились размашистым «ТО…».

В терапии со Светланой мы не работали над ее самооценкой и не касались отношений с мужем. Тревога покинула Светлану после того, как она разъединила:

прошлый болезненный опыт и свои текущие отношения;

настоящее и прошлое с никем не предсказанным будущим;

фразу мужа и дополнительный смысл, которым Света ее наделила.

Тревоге становится не на что опираться, когда вы перестаете насыщать свое неслучившееся будущее сложными переживаниями.

Резюме главы

Тревога проявляется на физическом уровне, это переживание можно обнаружить в теле.

Первым делом важно определить степень тревожного расстройства.

Тревога способна обволакивать человека и просачиваться в каждую молекулу его жизни.

Тревога — это напряжение между сейчас и потом.

Это переживание ретируется, когда вы обнаруживаете опору здесь, сегодня, в этой минуте.

ГЛАВА 8

«Меня стало все раздражать»

Как запретить себе злость и проиграть ей

— «Расширяем» ребра, соединяем лопатки, язык прижат к небу. Правая ноздря зажата большим пальцем, через левую ноздрю — вдох, зажать указательным пальцем, через правую ноздрю — выдо-о-ох, — пропела «девушка-гепард» и по совместительству преподаватель йоги Катя.

Лиловые, синие, зеленые коврики, словно припаркованные ковры-самолеты, поддерживали своих йогинь, парящих в пранаяме Нади Шодхана. Кремовые шторы на панорамных окнах «дышали» вместе с дамами, пропуская в прохладу зала брызги солнечного света. Восемь макушек тянулись к потолку, выпрямляя спины, как учила Катя.

«Да что же она так громко сопит! Неужели нельзя это делать потише!» — ерзала на коврике Дина, раздражаясь из-за своей немолодой соседки и приоткрывая то правый, то левый глаз. Катя бесшумно материализовалась возле Дины и мягко нажала на ее плечи тонкими пальцами.

— Девочки, следим, чтобы плечи были расслаблены. Делаем последний вы-ы-ыдох, медленно выпрямляем ноги и входим в гомукхасану, — полушепотом объявила Грация поверх зашевелившихся макушек.

«Да что ж над ухом-то мне кричать! Названия эти все равно запомнить невозможно нормальному человеку», — злость пульсировала где-то в сжатых челюстях, пока Дина выдергивала затекшую стопу из-под ягодицы.

Не от того, что подвздошные кости не хотели подтягиваться к нижним ребрам, а пальцы рук — сцепляться в замок за спиной, и не от того, что чувствовала себя поленом, раздражалась Дина. Она раздражалась от того, что раздражается… От того, что пришла на