Зигмунд Фрейд - Психоаналитические этюды
Недавно в продажу поступил небольшой прибор под названием «вечный блокнот», дающий нам большие возможности, чем лист бумаги или грифельная доска. На первый взгляд это не что иное, как грифельная доска, с которой можно легко стереть запись. Но если исследовать его подробнее, то в его конструкции можно найти заслуживающую внимания аналогию с предположенной мною структурой нашего воспринимающего аппарата и убедиться в том, что он обладает обоими качествами: всегда готовой воспринимающей поверхностью и длительными следами воспринятых записей.
«Вечный блокнот» представляет собой окаймленную бумагой смолистую или восковую массу, над которой протянут тонкий просвечивающий лист, прикрепленный к верхнему концу восковой пластинки и свободно прилегающий к нижнему ее концу. Этот лист является наиболее интересной частью этого небольшого прибора. Он состоит из двух слоев, которые вне обоих поперечных краев могут быть отделены друг от друга. Верхний слой представляет собой прозрачную целлулоидную пластинку, нижний – тонкую, тоже просвечивающую восковую бумагу. Когда аппарат не находится в употреблении, то задняя поверхность восковой бумаги легко приклеивается к передней поверхности восковой пластинки.
При пользовании этим «вечным блокнотом» делают запись на целлулоидной пластинке, покрывающей восковую пластинку. Для этого не нужно ни карандаша, ни мела, так как запись основана не на том, что материал фиксируется на воспринимающей поверхности. Мы имеем здесь возврат к письму древних народов на глиняной или восковой поверхности. Остроконечная палочка (стиль) скользит по поверхности, углубления на которой представляют собой «письмо». При «вечном блокноте» палочка скользит не непосредственно по воспринимающей поверхности, а через посредство покрывающего ее листа. Палочка (стиль) вдавливает заднюю поверхность воскового листа в восковую пластинку в тех местах, с которыми она соприкасается, и эти углубления просвечивают в виде неясного письма через гладкую серовато-белую поверхность целлулоида. Чтобы уничтожить запись, достаточно легким движением приподнять покрывающий лист за свободный конец и отклеить его от восковой пластинки. Благодаря этому разрушается внутренний контакт между восковой бумагой и восковой пластинкой в тех местах, где были углубления; на этом контакте было основано просвечивание письма, и оно больше не восстанавливается даже в том случае, когда обе поверхности опять приходят в соприкосновение друг с другом. Теперь «вечный блокнот» свободен от записи и готов к восприятию новых заметок.
Разумеется, некоторое несовершенство этого прибора не представляет для нас никакого интереса, так как мы хотели проследить лишь приближение его к структуре воспринимающего душевного аппарата.
Если осторожно отклеить целлулоидную пластинку от восковой бумаги, когда «вечный блокнот» исписан, то письмо видно ясно также и на поверхности последней, и тогда может возникнуть вопрос о том, зачем вообще нужна целлулоидная пластинка. Опыт показывает, что тонкая бумага легко собирается в складки или разрывается, если писать непосредственно на ней острой палочкой (стилем). Таким образом, целлулоидная пластинка является защитной оболочкой для восковой бумаги, причем назначение этой оболочки состоит в том, что она должна предохранять бумагу от вредных воздействий, идущих извне. Целлулоид является «защитой от раздражений»; собственно воспринимающим раздражения слоем является бумага. Я хочу указать здесь на то, что в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» я установил, что наш воспринимающий душевный аппарат состоит из двух слоев, из наружного, служащего защитой от раздражений, понижающего величину поступающих возбуждений, и из воспринимающей раздражения поверхности, системы В – Сз.
Эта аналогия не имела бы ценности, если бы мы не могли проследить ее глубже. Если отклеить всю покрывающую пластинку – целлулоид и восковую бумагу – от восковой пластинки, то письмо уничтожается и, как было указано выше, потом не восстанавливается. Поверхность «вечного блокнота» свободна от старой записи и способна к восприятию новой записи. Однако легко установить, что длительный след написанного сохранился на самой восковой пластинке и может быть прочитан при соответствующем освещении. Таким образом, «вечный блокнот» дает нам не только всегда пригодную к употреблению воспринимающую поверхность, подобно аспидной доске, но и длительные следы написанного, подобно обыкновенному бумажному блокноту; он разрешает проблему объединения обоих моментов благодаря тому, что он состоит из двух обособленных, но находящихся в то же время в связи между собой составных частей – систем. Но точно таким же способом выполняет свою функцию восприятия, согласно вышеприведенному предположению, наш душевный аппарат. Воспринимающий раздражения слой – система В – Сз – не образует длительных следов;
базис для воспоминания заложен в других, примыкающих к нему системах.
При этом нас не должно смущать, что длительные следы записи, сделанной в «вечном блокноте», не используются; довольно того, что они существуют. Ведь где-нибудь должна закончиться эта аналогия между таким вспомогательным аппаратом и органом, по образцу которого он построен. Разумеется, «вечный блокнот» не может также «репродуцировать» запись, которая когда-либо была погашена; в противном случае это был бы поистине «чудо-блокнот», если бы он мог осуществить это так, как это делает наша память. Тем не менее мне не кажется слишком рискованным сравнить покрывающую пластинку, состоящую из целлулоида и восковой бумаги, с системой В – Сз и ее защитой от раздражений, находящуюся на ней восковую пластинку – с бессознательным, просвечивание письма и его исчезновение – с появлением и исчезновением сознания при восприятии. Но я признаюсь, что мне хочется продолжить еще это сравнение.
В «вечном блокноте» письмо исчезает всякий раз, когда нарушается внутренний контакт между воспринимающей раздражения бумагой и сохраняющей впечатления восковой пластинкой. Это совпадает с тем представлением, которое я давно составил себе о функционировании нашего воспринимающего душевного аппарата, но которое я до настоящего времени еще не опубликовал. Я предположил, что иннервации, насыщающие сознание, посылаются изнутри быстрыми периодическими толчками в абсолютно проходимую систему В – Сз и оттягиваются назад. Пока система насыщается таким образом, она получает сопровождающиеся сознанием восприятия и проводит возбуждение дальше в бессознательные системы воспоминания; как только насыщение прекращается, сознание угасает, и деятельность системы прекращается. Дело обстоит так, как будто бессознательное протягивает с помощью системы В – Сз щупальца во внешний мир, которые быстро оттягиваются назад, после того как они ощутили существующие в нем возбуждения. Таким образом, я вывожу нарушения контакта, которые происходили в «вечном блокноте» извне, из прерывистости иннервационного тока; на месте действительного упразднения контакта в моем предположении стояла периодически наступающая невозбудимость системы восприятия. Я предположил далее, что этот прерывистый modus работы системы В – Сз лежит в основе представления о времени.
Если представить себе, что в то время как одна рука исписывает поверхность «вечного блокнота», другая периодически отклеивает его покрывающую пластинку от восковой пластинки, то это будет наглядным изображением того, как я мыслю себе функцию нашего воспринимающего душевного аппарата.
Отрицание
Та форма, в какую наши пациенты облекают свои свободные ассоциации во время аналитической работы, дает нам повод к некоторым интересным наблюдениям. «Теперь вы подумаете, что я хочу сказать что-либо обидное, но на самом деле я не имею такого намерения». Мы понимаем, что это есть отрицание всплывающей свободной ассоциации с помощью проекции. Или: «Вы спрашиваете, кого может изображать эта фигура в сновидении. Это – не мать». Мы поправляем: следовательно, это мать. Мы берем себе право при толковании не принимать во внимание отрицания и учитывать абсолютное содержание свободной ассоциации. Дело обстоит так, как если бы пациент сказал: «Хотя по поводу этой фигуры мне пришла в голову мысль о матери, но я не имею никакого желания допустить эту свободную ассоциацию».
Иногда можно найти искомое объяснение вытесненного бессознательного с помощью очень удобного способа. Врач спрашивает: что вы считаете наименее вероятным в данной ситуации? О чем, по вашему мнению, вы могли тогда меньше всего думать? Если пациент попадает в ловушку и называет то, о чем он меньше всего мог бы думать, то этим самым он почти всегда дает правильное объяснение. Красивый контраст к этому опыту возникает часто у пациента, страдающего неврозом навязчивости и дошедшего до понимания своих симптомов. «У меня возникло новое навязчивое представление. Мне тотчас же пришло в голову, что оно может означать то-то и то-то. Но нет, это не так, в противном случае это не могло бы прийти мне в голову». Объяснение, отвергнутое им из заимствованных у лечения оснований, является, конечно, истинным смыслом нового навязчивого представления.
