Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией
Этот зверский сюжет часто неявно присутствует в психотерапии, когда терапевт рычит: «Подумай, кто ты!», а пациент блеет: «Интеллиге-е-ент!» Терапевт орет: «Что ты чувствуешь к своей матери?», а пациент, теряя сознание, шепчет: «Любовь и уважение». Этот сюжет предполагает, что человек может в собственной сущности быть вовсе не продуктом и даже не естественной частью среды, с которой он отождествляется. Что его сущность может быть отдельной, уникальной и грозной. Что он может перестать прикидываться хорошей-девочкой или кем он там привык, а дать раскрыться своему нутру и честно посмотреть, что оно такое.
Тигр прекрасен, величественен. Тигр грозен. Он чрезвычайно, потрясающе силен. Тигр замечательно приспособлен для убийства. Тигр грациозен, пластичен. Тигр одинок. Большинство тигров на этой планете на сегодняшний день выбиты людьми.
Есть ли в нас что-то подобное?
Две истории, связанные с тиграми, на подступе к этой теме. В обоих случаях речь идет о сказочных группах, где люди сочиняли сказки про себя. В обоих случаях молодые закомплексованные, на вид довольно болезненные и не дышащие силой женщины представили себя в виде тигра. Меня это поразило оба раза.
Первая сочинила сказку «про себя» как про тигра, который отправился из своей зоопарковской клетки на прогулку по городу, погулял и вернулся. Всю группу, следующие несколько дней она представляла из себя существо слабое и часто обижаемое. Мир вокруг полнился (в ее рассказах) тупостью и жестокостью, но никакой агрессии к этому миру она проявить «не могла». И вот в конце группы мне как-то совсем надоело это «молчание ягнят». Когда она взяла слово, я хамски принялся ей мешать. Она ныла, но никак не защищалась. Тогда я прямо ей предложил хоть как-то проявить агрессию. Она и тут «не чувствовала злости» и «не могла». Тогда я предложил такую веселую игру, которая способствует тому, что человек в себе агрессию «открывает» – подушить ее подушкой. Она согласилась (зачем?) и легла на пол, сняв очки. Я накинул ей на лицо здоровую подушку и сел сверху. Постарался прижать подушку хорошенько. Сижу. Она вяло барахтается вначале, а потом и вовсе перестает. Хотя в норме такое должно вызвать импульс к сопротивлению – ну хотя бы через минуту. А тут я сижу на ней уже минуты две, она лежит без движения, я думаю – эй-эй, что там происходит? И в какой-то момент приподнимаю подушку. И вижу – она нашла себе щелочку для дыхания, какую-то крохотную, и лежит, вся красная, с трудом, но как-то дышит.
Красивая была картинка. Мощная метафора жизни.
И тогда я увидел тигра. Он, шикарный, махнул ярчайшим хвостом и сказал: «Приведи ее ко мне».
Через месяц я устроил мистерию «Игры в тигры», на которой эта дева танцевала стриптиз, ходила босиком по битому стеклу, ложилась на него полуголая (уже по собственной инициативе), исповедывалась, что живет с двумя мужчинами, ела псилоцибиновые грибы и под конец демонстрировала явное неповиновение ведущему. Очень мне нравилось все это наблюдать.
***Я слышу – у вас такой литературный разговор, дай, думаю, и я к ним присяду, выпью и заодно расскажу, как мне за Пушкина разбили голову и выбили четыре передних зуба…
В связи со второй «девушкой-тигром» можно поговорить о такой жуткой теме, как кровавое жертвоприношение.
Когда я родился, я пролил кровь моей матери. Я – её кровинушка. Говорят, у неё после родов меня ухудшились зубы и волосы. Неисчислимы живые существа, которые погибли, поскольку встретились на моем пути. Чтобы вырастить свои овощи, я постоянно полю огород, из-за каждого «моего» растения я убиваю десятки «сорняков». Мясо и зелень, которые я ем; люди, которые пострадали из-за меня; женские аборты и выкидыши; комары и муравьи, которые мне «просто» надоели; лягушки и кошки, убитые в университете во время практикума по физиологии; улитки, разрезанные живыми, когда я делал курсовую и диплом… Неисчислимо их количество; а я живу.
Почти все боги любят кровь и любят жертвы; я не объясню вам почему, просто, по факту. Почти нет мифов без крови. Почти нет религий без жертв.
Кровь течет внутри меня, она роднит нас всех. Кровь – самое очевидное ценное, что остается у меня, когда отваливаются всякие побрякушки-денежки-внешности. Кровь должна течь внутри и быть невидимой для мира; она выходит на поверхность в важных случаях. Когда она выходит на поверхность, она прекрасно отрезвляет.
Очень прозрачная и понятная сцена из мужской африканской мистерии: мужчины, сидящие у костра, по очереди надрезают себе руку и сливают кровь в общую чашу, из которой потом пьют юноши-инициируемые.
Итак, вторая дева пришла на сказочную группу в последний день после того, как трудно и «пораженчески» поработала в предпоследний. И в самом начале этого дня она бодро рапортовала, что теперь «все поняла», что больше она не несчастная жертва обстоятельств (как это было очевидно вчера), а просветленное героизмом существо – и рассказала сказку, в которой была тигром.
А я псевдо-побед не люблю. Есть такой жанр, принятый на многих «психологических» и «духовных» группах, где в конце все всё понимают и, горячо благодаря ведущего, празднуют новую жизнь, которая оказывается пшиком, потому что личностно ничем не подтверждена и не проработана. Я люблю «как оно на самом деле». И вот что происходит.
Я ей говорю: «Так ты теперь тигр?» Она радостно кивает. Я говорю: «А не кролик?» Она буйно машет головой. Я говорю: «А тигр может спокойно убивать, ведь правда? Не заморачиваясь вопросами морали, долга и т.д.?» Она соглашается. Тогда я говорю: «Сейчас я тебе предоставлю такую возможность как испытание».
А случилось так (в стиле «1001 ночи»), что утром этого дня я ездил на рынок и купил там крольчонка (я тогда недавно поселился в деревне и наращивал хозяйство). Такого месячного серенького «шиншиллу». Приношу я его и выпускаю в центр круга. Вот, говорю, этого кролика я купил в «хозяйство». Ему предстоит умереть, скорее всего, через несколько месяцев. Но не будет трагедией, если это произойдет прямо сейчас. Ты отпразднуешь рождение своей «тигриности», а он меньше поживет в клетке. Давай.
А маленький кролик, если кто не знает, – удивительно нежное и симпатичное существо. На него дышать стремновато, не то что поднять руку. Бегает он по нашему кругу, который весь слегка ошалел, конечно, туда-сюда тычется…
Героиня берет крольчонка на руки и заливается слезами.
Никто никого не убивает, конечно, но, во всяком случае, псевдо-победу мы тоже не празднуем. (Празднуем мы в конце дня совсем по другому поводу, по моему, очень достойному).
Но эта история, как и первая, имеет продолжение через пару месяцев. Героиня приезжает ко мне в Ворон и говорит, что хочет совершить ритуал до конца. Что она понимает, что не любовь к животным ее останавливает от убийства, а «чистые» представления о себе. Что она спокойно ест животных, убитых другими, и ей просто комфортно не иметь дело с живой кровью. Но что ей это надоело вместе с бесконечным образом «хорошей девочки». И что она хочет действительно убить кролика.
Мне все это кажется разумным и достойным действия. И на скоро произошедшей мистерии она действительно в начале центральной ночи убивает кролика. Не ту шиншиллу, другого, постарше. Убивает палкой, как обычно забивают в деревне кролей. Я помогаю ей, держу его за задние лапки. Потом она снимает с него шкуру, жарит мясо, угощает всех. Шкурку потом еще пыталась выделать, но ничего не получилось, закопала.
Вот и все, ничего особенного. Из последствий мне особенно понравилось, как в конце группы один парень говорил: «И с кроликом – вот это был кайф! Только так мало!… Вот если бы каждому выдали по кролику… И можно было бы съесть его живьем!…»
***Я выступил и сказал: "Делегаты! Если у меня когда-нибудьбудут дети, я повешу им на стенку портрет прокуратора ИудеиПонтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. ПрокураторПонтий Пилат стоит и умывает руки – вот какой это будетпортрет. Точно так же и я: встаю и умываю руки. Я присоединилсяк вам просто с перепою и вопреки всякой очевидности. Я вамговорил, что надо революционизировать сердце, что надовозвышать души до усвоения вечных нравственных категорий, – авсе остальное, что вы тут затеяли, все это суета и томлениедуха, бесполезнеж и мудянка…
Справедливости ради надо сказать, что мне очень не понравились все три истории с «кровавым жертвоприношением», которые произошли на моих мистериях. Каким-то образом все эти умертвщления плоти – не для меня. То есть вроде бы ничего особенного, но и ничего особо хорошего. А по эмоциям – явно нехорошо. Была еще история с собакой, рассказанная в книге «Виткины байки»; и коза, последняя из тех, которых я держал. Все эти истории оказались тяжелы, и больше я никогда не повторял этих кровавых практик – так вот, напрямую. Я смутно думаю, что я «растительный» человек (отголосок конфликта Каина и Авеля), и все эти грубые животные штуки не по мне.
