Плохая терапия. Почему дети не взрослеют - Эбигейл Шрайер
Плохая терапия Шаг пятый: Контролируйте, контролируйте, контролируйте
В прошлые десятилетия родители в основном беспокоились о физических опасностях для детей: незнакомцы, переход улицы и тому подобное. Но когда воспитание приняло терапевтический характер и мы стали беспокоиться об эмоциональном ущербе, мы поняли, что никогда не сможем отвести взгляд. В конце концов, ребенок, сломавший руку, издает крик. Но ребенок, травмированный дразнилкой, не издает ни звука. Нам требовалось гораздо больше информации, причем круглосуточно. Нам нужны были взрослые, следящие за нашими детьми: терапевты, школьные психологи и консультанты, готовые провести инфракрасную тепловизионную съемку эмоциональной жизни наших детей. Мы ожидали, что они будут следить за ситуацией и сообщать нам о ней.
"Современные дети всегда находятся в ситуации наблюдателя", - говорит Питер Грей, профессор психологии Бостонского колледжа и автор классического вводного учебника по психологии. "Дома за ними наблюдают родители. В школе за ними наблюдают учителя. Вне школы они занимаются под руководством взрослых. У них почти нет личного пространства".
Потребовалось всего лишь минутное размышление, чтобы понять, что это правда и что это кардинальное отличие от опыта предыдущих поколений. В школе у моих детей есть "контролеры на переменах" - учителя, которые ввязываются в каждый спор во время игры и предупреждают детей, когда обезьяньи брусья могут быть мокрыми от дождя. В автобусе - "автобусные контролеры". После школы многие дети, которых я знаю, отправляются на запланированные занятия - боулдеринг, укулеле или джиу-джитсу - под руководством взрослого.
Можно подумать, что это лучше, чем отпускать детей бродить по миру без присмотра. Взрослые обычно демонстрируют лучшее поведение, чем дети. Родители дают лучшие советы, чем друзья. Учителя, скорее всего, будут настаивать на соблюдении справедливых правил и пресекать хулиганство. И все они будут следить за тем, чтобы дети не экспериментировали в сексуальном плане или с наркотиками. Больше контроля - это лучше, не так ли?
На самом деле, говорит Грей, добавление контроля в жизнь ребенка функционально равносильно добавлению тревоги. "Когда психологи проводят исследования, в которых они хотят добавить элемент стресса и сравнить людей, делающих что-то в условиях стресса и без стресса, как они добавляют стресс? Они просто добавляют наблюдателя", - говорит Грей. "Если за вами наблюдает человек, который, похоже, оценивает вашу работу, это и есть стресс".
В прошлом поколении мы привыкли считать время, проведенное без присмотра, опасным - местом для детских травм, издевательств и жестокого обращения. Лучше, чтобы контролер на перемене установил четкие правила игры в кикбол на школьном дворе и настоял на том, чтобы все играли честно, чем ребенок будет чувствовать себя обделенным. Лучше нанять контролеров в автобусе, чем рисковать тем, что какой-то ребенок возьмет чужие деньги на обед. Пусть лучше родители отслеживают местонахождение подростков с помощью приложений, чем будут гадать, где они находятся, и верить, что они благополучно доберутся до дома. Но этот постоянный контроль заразил детство стрессом.
Правда, подростки не могут вступать в сексуальные отношения, если за ними наблюдают. Но они также не могут вступать в интимные отношения, отмечает Грей. Иными словами, "свидание под присмотром" - это вовсе не игра, если вы имеете в виду эволюционную деятельность, которая дает огромные психосоциальные преимущества и учит нас ладить с другими людьми.
Настоящая игра, полезная для развития, предполагает риск, переговоры и уединение от взрослых: форт или домик на дереве, построенный, чтобы закрыть взрослым обзор. Вместо этого, предупреждает Грей, мы живем в условиях "эксперимента по лишению игры", когда учителя, родители и терапевты бесконечно инструктируют детей о чувствах и эмоциях, но редко предоставляют им пространство или уединение для развития тех способностей, которые являются предметом их бесконечных наставлений. "Мы убрали то, что радует детей, и заменили это вещами, вызывающими тревогу, а они вызывают тревогу и у нас с вами", - говорит он.
То, что радует детей: опасность, открытия, грязь. Игры, правила которых они придумали вместе с тем нелепым набором персонажей, которых они называют друзьями. Их сердца не обманут мамины симулякры: гипоаллергенная, нетоксичная "слизь", которую она просит всех детей сделать вместе с ней из набора, пришедшего с Amazon. Разве это не весело? Это так мерзко! Правда, девочки?! Вполне безобидно, но это не помогает ребенку выпустить пар, проверить свои границы или договориться о взаимоотношениях со сверстниками. Это не помогает ей познать себя и в процессе узнать, какие виды деятельности или людей она может однажды полюбить.
Плохая терапия Шаг шестой: Свободно расставляйте диагнозы
Ваш пятилетний сын бродит по классу своего детского сада, отвлекая других детей. Учительница жалуется: он не может высидеть ее увлекательные уроки по изучению двух звуков, которые произносит буква э. Когда учительница приглашает всех детей сесть с ней на ковер для исполнения песни, он смотрит в окно, наблюдая за танцующей по ветке белкой. Она хотела бы, чтобы вы отвели его на обследование.
И вы так и делаете. Это хорошая школа, и вы хотите понравиться учителю и администрации. Вы ведете его к педиатру, который говорит вам, что это похоже на СДВГ. Вы чувствуете облегчение. По крайней мере, вы наконец-то знаете, в чем дело. Приступайте к лечению, которое превратит вашего сына во внимательного ученика, каким его хочет видеть учитель.
Но получение диагноза для вашего ребенка не является нейтральным действием. Нет ничего страшного в том, что ребенок вырастет с верой в то, что с его мозгом что-то не так. Даже профессионалы в области психического здоровья с большей вероятностью будут интерпретировать обычное поведение пациента как патологическое, если их проинформируют о его диагнозе.
"Диагноз означает, что у человека не просто есть проблема, а он болен", - говорит доктор Линден. "Один из побочных эффектов, который мы наблюдаем, заключается в том, что люди узнают, насколько сложна их ситуация. Раньше они об этом не думали. Это деморализация".
Наше благородное стремление общества к дестигматизации психических заболеваний также не защищает подростка от детерминизма, который настигает его - осознания ограниченности - после постановки диагноза. Даже если мама облекла это в радостную речь, он все равно улавливает суть. Трудотерапевт признал его неспособным к обучению, а нейропсихолог - нейродивергентом. У него больше нет возможности перестать лениться. Его чувство собственной значимости уменьшилось. Официальное заключение врача означает, что он не может самостоятельно улучшить свои обстоятельства. Только наука может его исправить.
Идентификация серьезной проблемы часто оказывается правильным решением. Друзья, которые годами страдали от дислексии, рассказывали мне, что открытие названия их проблемы (и следствие: что они не глупые) принесло каскадное облегчение. Но я также разговаривал с родителями, которые отправились за диагнозом - в одном случае для совершенно нормального дошкольника, который не слушал свою мать.
