Этери Чаландзия - Стадия зеркала. Когда женщина знает, чего хочет
Гаишники работают как диверсанты и тоже не дают расслабиться и к чему-нибудь привыкнуть. Повинуясь их воле, дорожные знаки в одном и том же месте могут сегодня показывать тупик, завтра – улицу с двусторонним движением, а послезавтра вообще падение в реку. На одной улице «кирпич» крутился, как флюгер на ветру, заставляя опытных автолюбителей засылать пеших казачков, чтобы не сорить лишними деньгами в пользу хитрых сотрудников госавтоинспекции. К их импровизациям всегда готовы присоединиться люди в оранжевых халатах, которые с помощью отбойных молотков за ночь способны превратить тихий переулок в дорогу войны, устроить фонтан на перекрестке или потерять все крышки от канализационных люков. Вы хитрите и привыкаете объезжать свежевырытый трубопровод тайной тропкой через дворы, но тут на сцену выходят еще более хитрые дворники и создают такие проблемы, что оказывается проще бросить машину в кустах бузины, чем прорываться домой огородами. А главное, что происходит все это спонтанно, без предупреждения, заставляя вас вновь и вновь хвататься за голову, понимая, что привычным способом никуда не добраться и вместо расслабляющей поездки опять придется бороться с обстоятельствами и как-то выкручиваться.
В Германии полицейские, обнаружив неправильно припаркованный автомобиль, отправляются на поиски владельца. К нашему хорошему знакомому, хозяину отеля, приходили люди в форме и уточняли, не у них ли остановился господин Штрудель и не будет ли он столь любезен переставить свой шарабан в положенное место, пока за деньги налогоплательщиков этого не сделали городские службы. У нас зимой городские службы чистили на улице снег, а потом полдня по всему району бегали полуголые граждане с выпученными глазами и кричали друг другу, в каком переулке видели красный Mercedes, а куда перепарковали зеленый Opel.
Переменная величина – безусловная константа мегаполиса. Бизнес так крутится и изворачивается, что ни в чем нельзя быть твердо уверенным. Все течет, все неудержимо меняется. Хорошо, если вы успеваете за окружающей действительностью, а если от непрекращающихся перемен вас начинает мутить и подташнивать?
Мне очень нравится быть завсегдатаем. Даже в непродолжительной поездке я предпочитаю пить кофе в одном и том же месте и страшно радуюсь, когда через пару дней хозяин ресторана приветствует меня как нормального человека, а не одноразового туриста. И дома я всегда стараюсь довести до совершенства свои отношения с продавцами зелени, приемщицами в химчистке, аптекаршами, обувщиком, тетей Валей, у которой я беру газеты в киоске, и только с кассиршами в супермаркете до сих пор все никак не удается наладить контакт. Только к ним привыкнешь, как они исчезают и на их местах за кассами появляются такие же, но уже новые женщины с пустыми глазами, с которыми опять надо начинать все сначала.
Вообще, город находится в постоянном движении. Автомобили, общественный транспорт, пешеходы, мотоциклисты, велосипедисты – все это месиво целыми днями перемещается во все концы и страшно нервничает, когда начинает увязать в пробках. Кроме видимых глазу изменений есть менее заметные, но более существенные. Почти половина моих знакомых мигрирует по городу из одной квартиры в другую, в зависимости от карьерного роста или спада – от периферии к центру или в обратном направлении. Меняются адреса, фамилии, места работ, номера телефонов. Порой все происходит так быстро, что не успеваешь разобраться, что к чему.
Еще вчера эти двое были парой, ты звонила им и поздравляла с рождением ребенка. Прошло несколько месяцев, и те, что жили душа в душу, планировали родить второго мальчика и построить домик в деревне, плюнули друг на друга и разошлись. А ты – ни сном, ни духом. Звонишь поздравить с Новым годом и не понимаешь, отчего собеседник отчетливо коченеет на том конце провода, когда ты передаешь приветы и поздравления Лене, его жене.
Или, тоже был эпизод, встречаешься со старым другом, который всю жизнь работал на телевидении и слыл прекрасным профессионалом. Только откроешь рот расспросить его о творческих планах, как вдруг более ушлая подружка лягает тебе сапогом под столом, не прекращая жизнерадостно улыбаться. Ты тоже пытаешься сохранить подобие улыбки, наскоро прикидывая варианты расправы с крашеной ведьмой, опять набираешь воздуха в легкие, и опять тебя жестко травмируют под столом. Только спустя некоторое время, прекратив наконец возить подругу головой о кафель в туалете, ты узнаешь, что ваш приятель пропил дорогую камеру, и его так жестоко уволили, что теперь при слове «телевидение» он начинает бить посуду в общественных местах. Ты кое-как приводишь подружку в порядок, возвращаешься к столу и заводишь ни к чему не обязывающий разговор о дроздах, которые клюют клубнику на родительских грядках.
В мире, полном неожиданностей и постоянных перемен, непросто живется. А таким, как я, важно знать, что он все-таки держится на нескольких основных гвоздях. Что родительский дом там, где он должен быть и будет по истечении времен. Что в спортзале, в который я уже сто лет хожу, в один прекрасный день не откроют ветклинику. Что моя редакция не закроется, дом моей подруги не снесут, а на месте моего любимого сквера не выроют десятиметровую яму. Что три семьи, в которые я верю, не развалятся без предупреждения и что под моими окнами не построят пятнадцатое транспортное кольцо.
Я знаю, что, если это или что-то другое все-таки произойдет, мне все равно наверняка придется смириться и привыкнуть. Мне и самой нравятся сменные экспозиции и вернисажи, но как приятно знать, что, когда захочется, можно прийти в любимый музей и встать столбиком перед любимыми голубыми танцовщицами. И медитировать от счастья. И какие бы бури ни бушевали у меня в голове и в сердце, мне важно знать, что у внешнего мира есть свои более или менее прочные границы и формы. Я хочу быть хоть в чем-то уверенной. Хорошо, если не в своем расписании на год вперед, то хотя бы в завтрашнем дне. И в том, что моя машина за ближайшую ночь никуда не денется.
Простое человеческое желание…
Неизменное.
Песок в трусах
Если в отношении мира вокруг нас мы ждем стабильности, то в отношении собственной личности все не так просто.
Среди моих знакомых есть только один тип, который за пятнадцать лет умудрился практически не измениться сам и ничего не поменять в своей жизни. Он все так же весел, беспечен и незлобив, как в юности. Любит походы в горы и отдых на песчаных пляжах, живет по тому же адресу, где родился, и, если вечером набрать его домашний телефон, наверняка возьмет трубку. Он даже живот не наел, а отсутствие печали в глазах и морщин на лбу заставляет подозревать, что у него нет нервов и, соответственно, совести. Этот человек-консерва портит настроение окружающим, потому что всем хочется видеть динамику, прогресс, регресс, ускорение, замедление – не важно – признаки жизни. Но он никому делать приятное не собирается и считает, что в постоянстве его сила. С одной стороны, это позиция, с другой – она как-то настораживает. Однако оказалось, что и у этого вечнозеленого кипариса есть свои проблемы. Обобщая, я бы назвала их «песком в трусах».
– Понимаешь, – признался он однажды, – я люблю море. С детства люблю, с юных, можно сказать, лет. Больше всего я обожал, наплававшись до синевы, выбраться на берег, распластаться на горячих камнях и греться, пропекаться, как рыба-гриль, до тех пор, пока станет совсем невмочь, и тогда раскаленной ракетой опять врубиться в прохладные морские волны.
Я слушала и кивала, поскольку, как человек, выросший у моря, прекрасно понимала и про «рыбу-гриль», и про «раскаленную ракету».
– Но недавно я обнаружил, – всхлипнул он, – что теперь «наплаваться до синевы» – это по-быстрому доплыть до буйка и обратно, что валяться на камнях страшно неудобно, а песок, набившийся в мокрые трусы, не дает спокойно лежать в шезлонге! Теперь, для того чтобы расслабиться, мне надо принять душ, смыть соленую воду, вытереться, сменить мокрые плавки на сухие и только после этого, получив свой Кампари, наслаждаться жизнью. Причем лед в стакане не должен растаять, а апельсин обязан горчить.
Его скорбные речи наводили на размышления. Человеческое существо подвержено изменениям. Предположим, биологическое старение не в счет. В личностном и социальном плане кто-то со временем прогрессирует, набирает вес в обществе и счет в банке, а кто-то деградирует: получает блестящее образование, подает то тут, то там всевозможные надежды, а потом теряет ко всему интерес и однажды засыпает с непотушенной сигаретой в алкогольных парах. Но есть тип изменений, которые обычно появляются с возрастом и носят легкий оттенок или тяжелый характер занудства.
Я прекрасно помню, как в свое время с группой товарищей-студентов мы скопили полторы копейки, навешали лапшу на уши родителям, положили в карманы зубные щетки, надели на себя пару лишних свитеров и укатили на неделю в горы кататься на лыжах. Курорт был дрянной, еда паршивая, лыжи прокатные, а мы нищие и неприхотливые, как воробьи. Мы жили вшестером в двух комнатах, на завтрак ели кашу с хлебом, вечером пили дешевое кислое вино и курили вонючие сигаретки, но были до потери пульса счастливы. Мы были далеко от дома, и тогда это было счастье, мы были сытые, пьяные, не обремененные ни багажом, ни заботами, катались в самых прекрасных, как нам тогда казалось, горах в мире, и нам было плевать, что в номере всего один душ на шестерых. Прошлой зимой я расстроилась, когда обнаружила, что на кухне фешенебельного курорта закончился зерновой хлеб, и совсем раскисла, когда поняла, что забыла дома пилку для ногтей.
