Михаил Швецов - Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы
«С. 30. Поразительное спокойствие хранили органы правосудия, когда дело касалось маленьких граждан, рождённых от матерей-злодеек. Никто не бил в тревожный колокол, никто не возмущался разнузданным попиранием прав маленького человечка, которому уже от рождения была уготована участь пойти по стопам родителей.
С. 38. После рассказов «трудовика» о жизни детского дома у меня сложилось довольно нелестное мнение о [директоре детдома] Людмиле Семёновне. Да я уже и сама стала замечать, что она была полновластной правительницей этого заведения и единолично решала все вопросы. Однако власть эту она ухитрилась делить с бывшими — отдавая им на откуп некоторые сферы детдомовского бытия. Это был удивительный в своём цинизме «воспитательный» тандем: диктатура официального начальства сверху и деспотия снизу со стороны бывших, бессовестно обворовывавших и терроризировавших тех, кто помладше. Конечно, между директрисой и бывшими отношения были «ножевые». Но как я понимала — больше для виду: «Милые бранятся — только тешатся»…Директрисе нужны были уголовно настроенные бывшие, а им было на руку её бросовое отношение к детдомовскому хозяйству. Для бывших это служило оправданием — в большей степени моральным — их собственного поведения. А для директрисы бывшие являлись теми самыми козлами отпущения, на которых при случае можно было списать любую пропажу: воровство здесь процветало… Воспитанники детского дома, поначалу огульно ненавидя и «верхи» и «низы» эшелонов деспотической власти, оставались практически беззащитными между «молотом» и «наковальней». В этой ситуации самые «сообразительные» быстро смекали, какому богу надобно служить, — и охотно шли в шестёрки к бывшим, а то и к Людмиле Семёновне. Уже к десяти-двенадцати годам они усваивали нормы детдомовской этики — здесь царит закон джунглей, если не ты сверху, то — тебя подомнут… (Вот так просто делаются автором открытия: власть, которая путает правых и виноватых, которая сама порождает дурные «игры» и защищает интересы «грабителей» — и есть избранница шизофрении).
«С. 41. — Бывает, — ответила она грустно. — Ведь дети не всегда понимают, кто виноват в том, что им плохо. Чаще всего винят воспитателя. Да и директор старается при случае намекнуть на это — при детях. Разумеется! Не все выдерживают такую нагрузку. Лучшие уходят, садисты приживаются… И вот их почему-то Людмила Семёновна всегда выгораживает — и перед комиссиями, и перед детьми».(Начальство опять путает — где «свои», где «чужие»? Или это обыватели, такие как Лариса Миронова, ошибаются на счёт функции власти? Пока она заворожена детьми и собственными педагогическими ухищрениями).
«С. 50. По квартире летала как вихрь — и соседи смотрели на меня с нехорошей ухмылкой (что это со мной происходит?). Свою новую профессию пока не афиширую. В трёх словах не объяснишь, ради чего бросила престижную работу у известного академика. Неужто чтобы возить грязь за полсотней малолетних головорезов? Не дура ли? В наш прагматический век такое сродни умопомешательству. Потому предпочитаю помалкивать. (А если добавить, что у Ларисы есть свои дети, но нет мужа? В отличие от подлинной шизофрении она сохраняет контроль на чувствами и мыслями — выделено мною).
«С. 50. Ровно в семь начинаю обход спален. Сначала захожу к мальчикам — ужасные сони! — Доброе утро!
Никакой реакции.
— Просыпайтесь поживее. Как бы в школу не опоздать!
— А пошла ты… — и натягивает одеяло на голову». (А вот воспитанники утратили контроль, хотя и не полностью.)
«С. 57. С «ликбезом» ясно, что делать, а вот с отбоем сущий кошмар…
Уложить детей в постели ровно в десять — полная безнадёга.
Но как только на смену заступала ночная дежурная, совершенно ошалевшая орава мелюзги начинала ходить на головах. Продолжалось это до полной потери пульса….Ночью жизнь в детском доме (выделено мною) бьёт ключом. Главное развлечение — традиционные походы на кухню. Отмычки есть у всех «основных». («Основной» — условное обозначение неформального лидера. Чтобы остановить завравшегося, говорят: «Основной, что ли?»)
«Шмон» на кухне — самый безобидный промысел. Случались и настоящие погромы. Проводили их бывшие, конечно же, не без помощи наших воспитанников. Делали это так: взламывали замок на двери кладовой. Затем ломиком сбивали навесной замок на холодильнике — и тогда на следующий день детский дом оставался без масла, сыра и колбасы, в общем — без всего, что можно унести из кладовки в сумках. Ну, ещё мясную тушу пообрежут, филейные части.
Подъём — дело каторжное. Старших не разбудишь, а младшие почти все «жаворонки». Едва рассветёт, уже вскочили с постелей и унеслись куда-то — главное, чтобы подальше от детдома! Ускользали через окна — лазать по карнизам обучались с первых дней пребывания в госучреждениях. Это совершенно необходимое условие: чтобы и от воспитателя скрыться, и в чужую бытовку забраться». (В детском доме получают развитие функции, возвращающие человека к далёким предкам, или атавизм. Усилиями разумных взрослых проложена дорога в шизофреническую жизнь).
С. 68. Самое страшное, что дети воспринимали это как норму (выделено мною). Почти после года работы кое-кто мне рассказывал, что «знакомство» с противоположным полом у них начинается буквально «с пелёнок»….Матрона просветила: «Никому до них дела нет, в случае чего — пошлют девочку на аборт…» Так оно и было. Когда я, впервые обнаружив такой вандализм в столь деликатном вопросе, примчалась к [директору] Людмиле Семёновне и сказала, что надо срочно что-то делать, она усмехнулась своей обычной в таких случаях загадочной улыбкой Джоконды и спокойно сказала: «А что вы хотите? Они — дети алкоголиков и проституток. А у нас — не пансион для благородных девиц».
— Но это же вовсе не означает, что каждый из них тоже должен стать алкоголиком или проституткой! — завопила я, едва сдерживая себя, чтобы не запустить в Людмилу Семёновну чем-нибудь тяжёлым.
— Станет, — всё так же спокойно ответила она, откровенно любуясь моим бессильным гневом. — Станет! Не может не стать…У каждой династии своя планида.
К сожалению, «династии» такого рода сегодня уже имеются — и в третьем поколении. Рожать начинают рано, лет в пятнадцать. И часто — сразу же оставляют детей в роддоме, почти наверняка обрекая своих чад на генетическое беспамятство. (Вот так шизофрения ходит по кругу, захватывая и саму власть). Тогда я ещё не понимала, каких масштабов достигло это явление. Мне всё ещё казалось, что наверху об этом не догадываются…Какая же я была простофиля! Не только догадывались, но и делали всё, чтобы язва как следует, разрослась, всеми способами, старательно маскируя её наличие на теле общества».
Теперь посмотрим, как государство даёт «жизнь» шизофреническим росткам…
«С. 94. Бывшие — полновластные правители дома (что и говорить — взаимовыгодный тандем с директрисой!). И все молчаливо принимали этот правопорядок. Расстановка акцентов была такой: педагогами заправляла Людмила Семёновна, в среде воспитанников верховодили бывшие…В иерархии детдомовского уклада бывшие — высшая каста. За ними следовали те, кто находился в детском доме последний год. Особое положение занимала группа воспитанников, уже побывавших в местах изоляции — в детприёмниках (для устрашения), в спецшколах, в колониях. Несколько отдельно от них, но всё же рядом — те, кто прошёл «курс лечения» в психиатрической больнице.
…Привыкнув жить на всём готовеньком, они не могли распределять свой скромный бюджет так, чтобы на всё хватало.
С. 96. Бывшие обычно приходили к кормёжке и, сидя перед входом в столовую, ждали, когда шестёрка вынесет чью-нибудь порцию. Некоторые так и жили годами, прикармливаясь в детском доме. Одежду тоже здесь добывали. В день выдачи новых вещей жди шмона. Налётчики уносили куртки, сапоги, шапки. Районная милиция знала об этом; и про рынок, где всё сбывалось, тоже знала, но особого рвения в борьбе с воровством не проявляла, когда-то, давным-давно, отчаявшись пресечь злодейство на корню (Что же это, как не отрицание реальности? Неужели шизофрения власти? — Ну, да!) Относились к выходкам бывших как к неизбежному стихийному бедствию.
Но справедливости ради надо сказать, что наш участковый не раз выручал воспитателей. Так было и с Олей Тонких…
Прошла первая «осенняя» полоса краж. Только-только разобрались с одеждой — вдруг пропала малогабаритная мебель. Без фургона её не увезёшь, значит, где-то здесь стульчики-полочки, поблизости. А поблизости жила только одна бывшая — Ольга Тонких. Вожак женской половины бывших. В своё время она держала в страхе весь детский дом — кому охота ходить с отбитыми почками? Жила по-королевски: еду ей подавали «в постель», собирая лучшие куски с чужих порций. Но вот уже второй год Ольга обитала отдельно, в маленькой комнатке за выездом….Её устроили на АТС, но работать она не хотела. Зачем? Рано вставать, корячиться за девяносто рублей в месяц (Шизофрения прижилась…)… Ведь всегда можно взять, что плохо лежит. Покупать вещи за деньги для Ольги было чем-то безнравственным. Когда ей понадобилось благоустроить свою комнату — почти год она жила в четырёх стенах, ничего не имея. Кроме кушетки и платяного шкафа (дали шефы из гостиницы), — она быстро организовала на это дело шестёрок, ещё не забывших силу и жестокость Олиных кулаков, и… проблема с мебелью решилась. Вынесли всё спокойно, ведь охраны в детском доме никакой!
