Вильгельм Райх - Сексуальная революция.
В вопросе об абортах мы также видим противоречия, а за ними — идеологическую опору брачной морали и оглядку на институт брака. В качестве одного из аргументов против отмены параграфа уголовного кодекса, карающего за аборты, выдвигается понятие «нравственности», как то: куда бы, мол, привело нас разрешение абортов, да и вообще, параграф о запрете абортов является препятствием для "необузданной половой жизни". Стремясь добиться прироста населения, достигают обратного результата — постоянного снижения цифр рождаемости. (Известно, что легализация прерывания беременности в Советском Союзе не нанесла ущерба росту населения — наоборот, необходимое социальное попечение, связанное с легальным абортом, обусловило резкий прирост рождаемости.)[5]
Но ведь нужны национальное превосходство и пушечное мясо, и это порождает стремление к повышению численности населения.
Ошибочно было бы полагать, что ведущим мотивом в данном случае является внимание к проблеме роста резервной армии труда. Эта проблема, вероятно, являлась определяющей раньше, когда безработица небольшой в процентном отношении части трудящихся оказывалась чрезвычайно полезной, обеспечивая давление на заработную плату. Но времена изменились.
Массовая безработица в странах Запада, превратившаяся в структурный элемент нашей экономики, обесценила этот побудительный мотив. Недопущение рационального регулирования рождаемости по причинам непосредственно экономического характера имеет меньшее значение по сравнению с соображениями идеологического, мировоззренческого порядка, также, в конечном счете, коренящимися в экономических интересах.
Итак, как уже говорилось, важнейшее обоснование наказуемости аборта — ссылка на «нравственность». Утверждают, что если разрешить прерывание беременности, то придется допустить его не только для женщин, состоящих в браке, но и для незамужних. А тем самым якобы одобряются внебрачные связи и отменяется моральное принуждение к заключению брака в случае, если женщина забеременеет, и наносится ущерб институту брака. Следовательно, с идеологической точки зрения, необходимо сохранять сексуальную мораль, несмотря на противоречащие ей факты половой жизни, так как брак является становым хребтом авторитарной семьи, а она, в свою очередь, местом производства авторитарных идеологий и авторитарных структур человеческого характера.
Этим обстоятельством до сих пор пренебрегали в имевших место до сих пор дискуссиях по вопросу об аборте. Можно было бы сделать половинчатые выводы, например, разрешить прерывание беременности женщинам, состоящим в браке, но не незамужним. Занять такую позицию означало бы принимать во внимание институт брака. Это возражение было бы правильным, если бы против него не говорил еще один факт, почерпнутый из переплетения сексуальных и идеологических проблем. Основным элементом сексуальной морали является представление о том, что половой акт не может быть независимым от продолжения рода действием, направленным на удовлетворение определенной потребности и достижение наслаждения. Официальное признание сексуального удовлетворения помимо задачи продолжения рода одним ударом покончило бы со всеми официозными, в том числе и церковными, представлениями о половой жизни. Например, Макс Маркузе пишет в коллективном труде "Брак" (глава "Предохранение от зачатия в браке"): "Если бы действительно удалось, предписывая женщинам препараты для внутреннего употребления, иногда стерилизовать их по их же усмотрению, то самая неотложная задача заключалась бы в обнаружении метода популяризации и сбыта этих средств, которые обеспечивают преимущества с точки зрения гигиены, но избавляют от неслыханной опасности, грозящей сексуальному порядку и морали, даже жизни и культуре (читай: "авторитарной жизни и культуре")".
В 1933–1945 гг. германский фашизм учел проникнутую этическими мотивами озабоченность Маркузе, либерального сторонника сексуальной реформы, выраженную в 1927 г. Хотя примерно полторы тысячи стерилизаций в "третьем райхе" не дали преимуществ с точки зрения гигиены, они "избавили от неслыханной опасности (отделение сексуальности от продолжения рода), грозящей сексуальному порядку и морали, даже жизни и культуре" ради преодоления "сексуального большевизма".
С помощью простого расчета мы можем продемонстрировать, что в действительности означали эти слова. Ни один патриотически настроенный и озабоченный дальнейшим существованием рода человеческого специалист по сексуальным проблемам не может требовать от женщины-работницы, чтобы она родила, предположим, более пяти детей. Это означало бы право на пять половых сношений на протяжении всей жизни, если акт рассматривается только как средство размножения. Природа человека, однако, устроила так, — конечно же, для того, чтобы доставить возможно больше головной боли приверженцам сексуальной реформы, — что человек, во-первых, порождает и сексуальное возбуждение и хочет полового контакта, даже если у него нет документа о браке, и, во-вторых, ощущает это влечение в среднем каждые три дня. Следовательно, если человек не придает большого значения вопросам морали, он совершает между 14 и 50 годами примерно от 3 до 4 тыс. половых актов. Если бы Маркузе хотел только обеспечить увеличение численности расы, ему надо было бы предложить — и добиться реализации этого предложения, — чтобы женщина имела право использовать предохранительные средства в 2 995 случаях, если она не использует их только пять раз, то есть столь часто, сколько нужно было бы, чтобы произвести на свет пятерых детей.
В действительности сторонника сексуальной реформы гнетет не забота о «пяти» актах продолжения рода, а страх того, что человек мог бы и на самом деле, — заметим, с согласия властей — не только желать 3000 актов наслаждения, но и совершить их. Почему же его гнетет этот страх?
1. Потому что институт брака не приспособлен к этому естественному факту и, тем не менее, должен быть сохранен как основной элемент семьи — фабрики авторитарной идеологии.
2. Потому что он неизбежно оказывается перед комплексом вопросов сексуальности молодежи, который, как ему кажется, решается под лозунгами аскетизма и сексуального просвещения.
3. Потому что его теория о моногамной предрасположенности женщин, как и человека вообще, потерпела бы жалкий крах, потрясенная биологическими и психологическими фактами.
4. Потому что он в таких условиях пришел бы к тяжелому конфликту с церковью. Маркузе ладит с ней только до тех пор, пока он, подобно Ван де Вельде в книге "Совершенный брак", пропагандирует эротизацию в рамках брака, не приводя при этом обстоятельных доказательств того, что его стремления не противоречат церковным догмам.
Общепринятая идеология нравственности является опорным элементом авторитарного института брака. Она противоречит признанию сексуального удовлетворения и имеет своей предпосылкой отрицание сексуальности. Следовательно, именно от института брака и исходят импульсы, парализующие решение вопроса о допустимости абортов.
Глава IV. Влияние консервативной сексуальной морали
1. "Объективная, аполитическая наука"
Специфический характер идеологической атмосферы, созданной вокруг сексуальных проблем, заключается в отклонении и принижении сексуального начала, что в процессе вытеснения сексуальности воздействует в авторитарном обществе на каждого индивида. При этом не имеет значения, какие компоненты сексуальных потребностей охватываются вытеснением, в каких масштабах это происходит и каковы последствия этого процесса в отдельных случаях. Важно, прежде всего, установить, какими средствами для вытеснения пользуется "общественное мнение", к которому мы причисляем и консервативную сексуальную мораль, и каких общих результатов оно при этом достигает.
Наиболее характерным и значительным носителем идеологии, о которой идет речь, является консервативная сексуальная наука. Рассматривая отдельно проблемы брака и юношеской сексуальности, мы детально исследуем и роль консервативной сексуальной науки, здесь же хотим привести только наиболее типичные примеры моральной предубежденности якобы объективной сексуальной науки.
В своей статье "Сексуальная этика" в "Настольном словаре сексуальной науки" Маркузе — труде, выражающем точку зрения официальной сексуальной науки, Тимердинг пишет:
"Для всей совокупности взглядов на половую жизнь всегда оказывалась весьма важной общая этическая установка, а предложения по реформе сексуальной сферы почти всегда обосновывались этическими принципами…
