Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
Глава сорок седьмая
Что рассказала жена брата
Возможно, здесь, как ни в какой другой главе этой книги, важен не столько текст, сколько подтекст, то, что можно угадать между строк. Кроме того, считаю полезным сообщить читателю факт, нашему П. ко времени нижеприведённого разговора не известный: жена брата В., Ольга (отец — крупный в строительном деле начальник, мать — учительница), несмотря на свои 22 года, — дипломированный экстрасенс-целитель. Это от П. почему-то все дружно скрывали: сама В., её брат, сама Ольга. Но заработки её с целительством не связаны — она получает ошеломляюще большую зарплату за простенькую, в сущности, работу пишбарышни в банке. И ещё, чтобы не запутаться: в тексте упоминаются три сестры и три брата — В. (Галя) и её брат Сергей; Ольга (вторая жена Сергея) и её странно погибший брат; «дорогой экстрасенс» и его сестра, тоже практикующий целитель и провидица, с ней мы впервые познакомились, когда В. вытаскивала из себя после неё спицу.
… Ольга: Не могу больше. Надоело — хоть разводись!
П.: Подожди. Ты мне лучше скажи: ты знаешь, что там, в Центре, групповухи организовывали?
Ольга: А что это такое?
П.: Что?
Ольга: Групповуха.
П.: А ты не знаешь?
Ольга: Нет.
П.: Это когда не двое, так сказать, занимаются, а, скажем, одновременно десять.
Ольга: !..
П.: Разве, не знала?
Ольга: Я? Откуда?
П.: Значит, тебя не привлекали…
Ольга: А кто их знает, может, и занимались. От этого деятеля можно вообще чего угодно ожидать. И ведь убедит, что всё так и надо. Это просто удивительно, насколько легко ему удаётся всех убеждать! Скажет: так, — и всё!
П.: А это и называется: гипноз.
Ольга: Разве?
П.: Да. Или, что то же самое, сильные подавляющие способности. Итак…
Ольга: Групповой массаж они, видела, устраивали.
П.: В обнажённом виде?
Ольга: Когда среди своих оставались, может, и в обнажённом. От него всё что угодно можно ожидать. Я же говорю: он на этом помешан! Я однажды туда двух девиц привела лечиться…
П.: И ты… Ничего-ничего, продолжай.
Ольга: Так они выходят и говорят: ну и что такого? Обыкновенный бабник, только и думает, что под юбку заглянуть. Целитель фигов. Смешно даже.
П.: Но тогда ты же во всё это верила?!
Ольга: Верила. А я не виновата: меня мать настроила. Она, перед тем как меня туда отвести, так всё расписала, что я уже ничего не могла сделать. А что сейчас смеюсь — просто настроение хорошее. После того, как ты со мной позанимался. Спасибо. Теперь бы ещё от этих гнойников избавиться…
П.: Помнится, он и тебя тоже домогался.
Ольга: Да. У меня тогда женские дела болели. Лежу я там на кушетке, сеанс значит, в голове всё плывёт, ничего не соображаю, — и в этот момент он меня начинает целовать! И всё такое. А я — всё, ничего от меня не осталось, только ноги осталось раздвинуть — и пожалуйста. Не знаю, как с силами собралась, оттолкнула его и говорю: всё, ещё немного, и мы отсюда не выйдем. Поднялась — и ушла.
П.: А лечение?
Ольга: А мне его сеансы всё равно не помогли. А теперь, как выяснилось, даже наоборот.
П.: Да, железа повытаскивали много.
Ольга: Да. А потом, ты что думаешь? После того как выяснилось, что я его могу на фиг отправить, он тут же ко мне всякий интерес потерял. О каком тут лечении говорить? К тому же меня почти сразу и вылечили.
П.: Кто?
Ольга: А там в этот Центр женщина одна ходила полы мыть — она и вылечила.
П.: Уборщица? Она тоже из этой команды?
Ольга: Нет. Там в соседней комнате или вообще в этом помещении депутат, что ли, принимал — так вот там. Знали, конечно, что она тоже практикует, но к себе не звали. Да и она, вроде, тоже не стремилась. У них своя практика, у неё — своя. А полы — подрабатывала… Кстати, он же меня к ней и послал. Говорит, я не помог, может быть, она поможет.
П.: Значит, вылечила…
Ольга: Во всяком случае, боли прекратились. За два сеанса. Надо мной молитвы отчитала — и всё. Это у неё особый дар. Из поколения в поколение передаётся. Ещё какая-то там у неё прабабушка этим, говорит, занималась.
П.: А как же так получилось, что ты перед ним устояла?
Ольга: А на фиг он мне такой нужен? Хорошо ещё, если бы по возрасту мне подходил, а то разница-то какая! Я же соображаю. Да, хорошо бы… Вот бы… О чём это я? Ах, да! А вот Гале он ещё туда-сюда. Сколько ему? 45? Или больше?
П.: Если столько было тогда, то сейчас больше. Минимум 12 лет с Галей разницы.
Ольга: Да и потом, бабника, что ли, не видно? Зачем он нужен? Я и Гале говорила, что он и ко мне приставал… А она: а я зна-а-аю, он мне расска-а-азывал, это у него ме-е-етод такой… А что он ей рассказывал? Что лечил? Или что? Мы ей: вот он с той-то и с той-то. А она: а я зна-аю, в этом-то и е-есть благоро-одство — зна-а-ать и не обра-а-ащать внима-а-ание.
П.: А мне Галя говорила, что он — импотент.
Ольга: Разве??!
П.: Да. Не удивляйся: распространённое, между прочим, среди гипнотизёров явление. Взять того же Месмера. Или ещё кого-нибудь из известных… Этого пытались лечить многие, но вылечила — Галя. Поэтому-то он, как она объясняет, наконец, и женился.
Ольга: Импотент? Да у него семья вроде есть. В Прибалтике.
П.: Так он ещё и приезжий?
Ольга: Да. Сюда на заработки приезжает.
П.: Так он — приезжий…
Ольга: Да.
П.: Приезжий…
Ольга: А почему это так для тебя важно?
П.: Нет-нет, всё в порядке. (Ох, как больно… Больно-то как… Приезжий… Это очень важно…) Нет-нет, неважно. Значит, говоришь, семья… Что, и дети есть?
Ольга: Наверное. А хотя кто его знает — всё это, может быть, враньё, и никаких детей нет. Или не от него. От него всё что хочешь можно ожидать… Импотент, значит?.. Он же там с какой-то лестницы упал, позвоночник, говорил, повредил — может, у него после этого? А может, дело не в лестнице, а просто внутри весь насквозь гнилой. Он же весь гнилой! Почему бы и не это тоже? А Гале: помоги мне, несчастненькому… Какая гадость, какая гадость!
П.: Галя мне говорила, что она не его одного в Центре от импотенции вылечила.
Ольга: Она? Исцеляла кого-то? Что-то я сомневаюсь! Нет, не может быть!.. Хотя… Знаю, у одной на работе горло вылечила. Точно. Но импотентов? Нет, не знаю. Ничего не могу сказать.
П.: А как же он мог жениться, если, говоришь, у него семья?
Ольга: А ну и что? С него и это станется. А может, никакой семьи и не было никогда…
П.: А как долго это у них продолжалось?
Ольга: Сколько встречались? С год, наверное. Или полгода. Я точно не знаю.
П.: А как ты думаешь, кто из них был инициатором отношений?
Ольга: Он, конечно. Я же говорю: ни одной юбки не пропускал. И в любви объяснялся. И Гале тоже. Хотя, в сущности, она ему ни на минуту не была нужна.
П.: (Больно, очень больно… Опять приезжий… Почему именно приезжий? Что-то здесь не то… Сталин — с Кавказа, Гитлер — из Австрии, Наполеон — с Корсики…) Так… А закончилось по чьей инициативе?
Ольга: По его же. Очень некрасиво, причём, всё это сделал.
П.: Как?
Ольга: Так. Некрасиво — и всё. Даже не хочется рассказывать. Ему же нужно было жениться. В Москве обосноваться.
П.: Галя, знаю, в дом свой его не ввела.
Ольга: Да.
П.: А почему?
Ольга: А ты спроси: ему нужно было это? Нужды ему не было — вот она и не ввела. А если бы была, то, наверное, сделала бы, как ему нужно…
П. не случайно обратил внимание на ту деталь, что «дорогой экстрасенс» был приезжим. В который уже раз в его жизни воспроизводилось одно и то же положение. Любая его более или менее продолжительная связь заканчивалась однотипно: после того как очередная дама предавала, у неё вскоре (!) случалась страстная, до лихорадки, любовь. Начиналась она грязно, заканчивалась и вовсе омерзительно. Так что же тут важного? То, что женщины предают, — это не новость, то, что страстная любовь случается, — тоже, то, что вскоре и после, — занятно, но поразительно то, что объектом страсти всякий раз оказывался приезжий. Или история приключалась на выезде. Причём объект вовсе не был интеллектуалом из какой-нибудь другой столицы, вовсе нет, они были, на удивление, даже не из провинции, а из самой что ни на есть тупорылой глубинки. Принюхивающиеся — да, но выраженных говнюков сотни тысяч и в городах, тем более в столицах, почему же непременно — глубинка? Наш П. и раньше обратил внимание на эту закономерность, ещё до того, как стал писать, и даже прежде, чем стал углублённо изучать психологию. Но заметить закономерность — одно, осмыслить её — нечто иное. Обратил внимание — и правильно сделал: в этой закономерности отражался способ существования и его самого, и тех женщин, которые оказывались рядом с ним… И вот — снова пример страстной любви, грязное начало, омерзительный конец, и опять, опять приезжий!! Правда, есть и отличие: у Гали не после, а до. Расширение пространства для размышления… В чём же разгадка? Приезжий, неважно откуда, отличается от местных немногим: манерой говорить, манерой кивать, манерой не соглашаться, и т. д. Таким образом, те, кто привык, скажем, визуально (по мимике, жестам и т. п. — это во многих случаях надёжный способ) определять скрываемые за потоком слов истинные намерения собеседников, не давая себя провести своим, с приезжими могут обмануться.
