Роберт - 33 стратегии войны

Войска были нужны Гитлеру и на других фронтах, поэтому Канарису вменялось оценить вероятность капитуляции Италии. Он встретился со своим коллегой из итальянского правительства, генералом Чезаре Аме, затем договорился о совещании между высокопоставленными служащими разведывательных управлений обеих стран. На встрече Аме горячо отрицал все предположения о том, что Бадольо может предать Германию, — маршал абсолютно верен фюреру и их общему делу. Слова Аме звучали очень убедительно, значит, Гитлер мог не волноваться относительно Италии. Однако по прошествии нескольких недель Бадольо сдался-таки Эйзенхауэру, и итальянский флот попал в руки врага. Канариса провели — или это сам Канарис вел нечестную игру?

Вальтер Шелленберг, возглавлявший отделение иностранной разведки СС, начал исследовать историю с Бадольо и обнаружил двух людей из службы Аме, которые оказались свидетелями одного из разговоров Канариса с их боссом. Канарису, сообщили они, с самого начала было все известно о намерениях Бадольо, они с Аме сговорились о том, чтобы дезинформировать Гитлера. На сей раз шефа Абвера поймали за руку на месте преступления, теперь он заплатит за предательство жизнью. Шелленберг собрал толстое досье на адмирала, где были приведены различные случаи, вызывавшие сомнение в его намерениях. Досье он передал Генриху Гиммлеру, который, однако, велел своему подчиненному хранить молчание до поры до времени — нужно выбрать подходящий момент, чтобы представить материалы Гитлеру. Шли месяцы, но Гиммлер, к возмущению Шелленберга, ничего не предпринимал, если не считать того, что Канариса за это время с почетом проводили на заслуженный отдых.

Вскоре после отставки Канариса в руки СС попали его дневники. Из них явствовало, что с первых дней службы в Абвере Канарис действовал против Гитлера, даже участвовал в подготовке покушения на убийство фюрера, которое не удалось лишь по случайности. Канариса отправили в концентрационный лагерь, где его подвергали пыткам и в апреле 1945 года казнили.

ТОЛКОВАНИЕ

Вильгельм Канарис был преданным своей родине и весьма благонадежным человеком. В первые же дни власти нацистов у него сложилось твердое убеждение, что Гитлер приведет его любимую страну к развалу. Но мог ли он сделать что-то, чтобы это предотвратить? Он был один и, подняв голос против Гитлера, мало чего добился бы, кроме, пожалуй, собственной безвременной кончины. Для Канариса имело значение лишь одно — добиться результата. Поэтому он затаился, а когда ему предложили должность шефа разведки, воспользовался этой возможностью. Сначала он выжидал, стараясь завоевать доверие первого лица в Германии службой в Абвере, изучая систему и разбираясь в принципах взаимоотношений в нацистском правительстве. Тем временем он тайно собрал группу единомышленников, целью которых было убрать Гитлера, — ими было разработано и предпринято несколько заговоров, однако успеха достичь не удалось. Высокое положение Канариса давало ему возможность защищать своих сторонников, всякий раз направляя следствие по ложному пути. К тому же он сумел получить серьезнейший компромат на высокопоставленных нацистов уровня Гиммлера, что дало возможность шантажировать их, угрожая разоблачением и гибелью в случае, если они попытаются хоть чтото предпринять против него.

Получив задание подготовить операцию «Морской лев», Канарис постарался, чтобы разведданные по Англии выглядели намного более устрашающими, чем на самом деле. Выполняя задание Гитлера по Испании, он вел секретные переговоры с испанским руководством, убеждая его в том, что впустить германскую армию в страну было бы катастрофой: заняв Испанию, Гитлер уже не выведет из нее войска. Результатом этих переговоров стало резкое охлаждение Франко к германскому лидеру. В обоих случаях Канарис играл на нетерпеливости Гитлера, его стремлении к быстрым и легким победам — благодаря этому удалось погасить его интерес к двум операциям, убедив, что они потребуют слишком больших усилий. Между тем успех был в действительности легко достижим и, несомненно, необратимо улучшил бы положение дел, обеспечив Германии общую победу в этой войне. Наконец, в случае с Бадольо Канарис точно нащупал слабое место Гитлера — его параноидальную подозрительность и боязнь измены — и подсказал Аме, как можно использовать это свойство, подчеркнуто напирая на безграничную преданность Италии общему делу. Надо признать, что подрывная работа Канариса возымела успех: практически в одиночку ему удалось оградить от серьезных бед Англию, Испанию и Италию, что, разумеется, не могло не сказаться на общем развитии событий. Получив, по сути дела, доступ к ресурсам германской военной машины, он немало сделал для нейтрализации и подрыва ее деятельности.

Как показывает нам история с Канарисом, если вы стремитесь противостоять чему-то или что-то уничтожить, часто разумнее всего подавить в себе пылкое желание выйти на врага с открытым забралом. Не афишируйте свое отношение, не дайте противнику возможности узнать о ваших намерениях. Конечно, прямодушие приятно, оно позволяет нам испытать чувство самоуважения и удовлетворения от того, что можно не скрывая говорить о своей неприязни. Однако теряем мы при этом много больше, лишая себя возможности нанести реальный урон неприятелю, особенно неприятелю сильному.

Вместо этого прибегните к военной хитрости: притворившись, будто вы на стороне неприятеля, постарайтесь внедриться как можно глубже, проникнуть во вражеские секреты. Только так вы сумеете добыть бесценную информацию: слабые места, по которым можно ударить, компрометирующие факты, которые можно предать гласности. Здесь могут принести огромную пользу тонкие маневры — передача дезинформации или советы, которые направят вашего соперника по ложному, гибельному для него пути. Такими действиями можно добиться куда большего, чем если бы вы нападали извне.

Сильные стороны неприятеля превращаются в оружие, которое вы можете обернуть против него, этакое оружиеоборотень, целый арсенал в полном вашем распоряжении. Редко кто из людей настолько недоверчив и обладает таким дьявольским чутьем, чтобы угадать в преданном соратнике, коллеге или приятеле тайного недруга. Благодаря этому вам будет не так уж сложно скрыть свои истинные намерения. Если же вы невидимы, то власть ваша над противником практически не имеет границ.

Разговаривай почтительно, слушай с уважением, исполняй его приказы и во всем с ним соглашайся. Он ни за что не заподозрит, что ты можешь ему противоречить. Тогда-то мы и приступим к исполнению своих коварных замыслов.

ВКРАДЧИВЫЙ ЗАХВАТ Летом 1929 года Андре Бретон, тридцатитрехлетний лидер парижского авангардного движения сюрреалистов, присутствовал на частном показе фильма «Андалузский пес». В первых кадрах картины, снятой одним из членов их группы, испанцем Луисом Бунюэлем, появлялось изображение человека, который бритвенным лезвием разрезал женщине глаз. Только что, провозгласил Бретон, они видели первый сюрреалистический фильм. «Андалузский пес» вызвал интерес, который отчасти объяснялся участием в его создании молодого художника Сальвадора Дали, друга и соратника Бунюэля, о котором уже тогда начинали говорить в Париже. Режиссер очень высоко отзывался о своем испанском друге как о личности сильной и в высшей степени необычной. Он утверждал, что полотна Дали определенно можно назвать сюрреалистическими. Вскоре о Дали заговорили и другие, кругом обсуждали его своеобразный стиль, который сам он называл «параноидально-критическим»: художник изучал свои сновидения, стараясь как можно глубже проникнуть в сферу бессознательного, и изображал явившиеся ему образы, какими бы они ни были, выписывая их с поразительной, сверхъестественной детализацией. Дали продолжал жить в Испании, но неожиданно Бретон стал замечать, что его имя встречается в Париже на каждом шагу. В ноябре 1929 года двадцатипятилетний Дали устроил первую большую выставку своих работ в парижской галерее — Бретона поразили, заворожили его работы. Он написал: «Впервые передо мной широко распахнулось окно в человеческий разум».

Конец 1920-х годов был трудным периодом в жизни Бретона. Движение, основанное им примерно пять лет назад, находилось в состоянии застоя, его участники непрерывно ссорились, рассуждая об идеологических вопросах. Все это смертельно наскучило Бретону, он видел, что сюрреализм не развивается и, по сути дела, вот-вот станет достоянием прошлого. Вот Дали, пожалуй, смог бы обеспечить приток свежей крови, так необходимой угасающему движению: его живопись, его идеи, наконец, его дерзость способны были заставить снова заговорить о сюрреализме. С такими мыслями Бретон предложил Дали стать членом их объединения, и испанец с радостью и воодушевлением принял приглашение. Дали перебрался в Париж и поселился там.