Самовлюбленные, бессовестные и неутомимые. Захватывающие путешествия в мир психопатов - Джон Ронсон
Эсси кивнула.
— С помощью попавших в тюрьму психопатов можно оценить ущерб, который они наносят обществу. Они составляют где-то 25 % от всех обитателей тюрем. Однако на них приходится 60–70 % насильственных преступлений, совершенных уже в стенах тюрьмы. Их мало, но лучше с ними не встречаться.
— А сколько их среди людей вне тюрем? — поинтересовался я.
— Примерно один процент.
Эсси посоветовала найти работы Боба Хаэра — основателя современных исследований по психопатии, если я хочу понять, что это за явление и как этим людям удается подняться на вершину делового мира. А Тони, без сомнения, останется в заключении, потому что набирает по вышеупомянутому тесту слишком высокие баллы.
* * *
После беседы с Эсси я действительно нашел статью Боба, где психопатов называли «хищниками, которые используют все свое обаяние, умение влиять на людей, самые разные способы запугивания, а также секс и насилие, чтобы манипулировать окружающими и достигать собственных эгоистических целей. У них практически отсутствует совесть и способность к сочувствию, поэтому они берут что хотят, нарушают нормы общежития, не испытывая ни малейшего чувства вины. Иными словами, эти люди лишены того, что дает возможность жить в гармонии с окружающими».
Мне снова позвонил Тони. Я больше не мог его игнорировать, поэтому глубоко вдохнул и поднял трубку.
— Джон?
Он звучал очень тихо, словно издалека, как эхо. Я представил, как он звонит с общего телефона, расположенного в больничном коридоре.
— Да. Добрый день, Тони, — спокойно ответил я.
— Вы куда-то пропали.
Тони говорил как ребенок, к которому внезапно, без какой-либо причины охладели родители.
— Профессор Мэйден говорит, что вы психопат, — сказал я.
Он резко выдохнул в трубку.
— Это не так!
Мы немного помолчали.
— Почему вы так уверены? — спросил я.
— Говорят, что они не испытывают ни чувства вины, ни угрызений совести, — заговорил Тони. — А я чувствую вину! Но когда я говорю об этом врачам, они уверяют меня, что психопаты отлично делают вид, будто чувствуют угрызения, при этом ничего не испытывая, — он замолчал на какое-то время. — Это магия. Поразительно, как им удается переворачивать все с ног на голову.
— Но почему тогда вас считают психопатом?
— В 1998 году, когда я симулировал психическое заболевание, я по глупости разыграл и психопата тоже. Как Тед Банди. Помните, я вам говорил, что брал кое-какую информацию из его книги? А он был типичным психопатом. Я думаю, в этом проблема.
— Вот как… — с сомнением ответил я.
— Доказать, что ты не психопат, еще сложнее, чем доказать, что ты психически здоров, — усмехнулся Тони.
— А как вам поставили диагноз?
— Выдали тест на психопатию. Чек-лист Роберта Хаэра. Там оценивают двадцать личностных черт: внешнее обаяние, неспособность сосредотачиваться, сочувствовать окружающим, отсутствие угрызений совести, гипертрофированное чувство собственной значимости и еще кучу всего. По каждому пункту ставят оценку от ноля до двух. Если общий балл где-то между тридцатью и сорока, то вашим диагнозом будет психопатия. И все. Вы прокляты. Ярлык «психопат» остается с вами на всю жизнь. Говорят, что вы не можете измениться. Что это неизлечимо. Что вы опасны для окружающих. А потом вас навсегда запихивают в место вроде этого…
От злости Тони заговорил громче, и до меня донеслось эхо, которое раскатывалось по коридору отделения. Однако он быстро собрался с мыслями и понизил голос:
— А потом вас навсегда запихивают в место вроде этого. Если бы я просто отсидел, меня бы выпустили еще семь лет назад.
— Расскажите мне подробнее об этом тесте.
— Ну, например, чтобы оценить вашу безответственность, они спрашивают: «Общаетесь ли вы с преступниками?» Конечно, я общаюсь — я же в чертовом Бродмуре!
* * *
Он, несомненно, был по-своему прав. Однако и Брайан, и Тони понимали, что могут меня упустить. Поэтому первый позвонил мне и спросил, не хочу ли я еще раз навестить Тони. Брайан сказал, что хочет задать Тони один вопрос и хотел бы, чтобы я услышал ответ. Поэтому мы снова встретились в Центре здоровья Бродмура в воскресенье за чаем с шоколадками.
В этот раз на Тони не было костюма в полоску, но все равно он был самым нарядным потенциально страдающим от тяжелого и общественно опасного личностного расстройства. Сначала мы просто побеседовали. Я сказал, что хотел бы в печатной версии истории изменить его имя, и попросил подобрать псевдоним. Мы остановились на «Тони». Он пошутил, что при его везении у него диагностируют и дис-социативное расстройство личности, если врачи прочитают мою статью.
Внезапно Брайан наклонился вперед и спросил:
— Вы испытываете угрызения совести?
— Я чувствую угрызения, — мгновенно ответил Тони, — по той причине, что испортил жизнь не только тем, с кем плохо поступил, но и себе самому, и членам семьи! Вот что меня мучает. Я переживаю, что многого не совершил в жизни, переживаю за каждый потерянный день.
И посмотрел на меня.
Не слишком ли быстро он это отбарабанил? Я задумался и посмотрел в ответ. Не репетировал ли он речь? Не разыграл ли представление специально для меня? Если бы это было откровенное раскаяние, он сказал бы иначе: «Я чувствую угрызения, потому что не только испортил собственную жизнь, но и жизни тех, с кем поступил плохо». Разве не так? Такой порядок слов мне казался логичнее. А может, и нет, может, он все сказал правильно?.. Я не понимал. Должен ли я хотеть, чтобы его освободили? Или нет? Как узнать? Меня вдруг осенило, что можно начать кампанию по его освобождению так, чтобы она казалась активной, но при этом была не особо эффективной благодаря зернам сомнения, которые я смог бы подкидывать в печати. Небольшие.
Я ощутил, что прищурился, словно пытаюсь просканировать голову Тони, разглядеть его мозг и мысли. У меня на лице, скорее всего, появилось такое же выражение, как и у Деборы, когда она передавала мне книгу «Бытие или ничто». И Тони, и Брайан тут же прочитали мои мысли и откинулись на спинки стульев. В их взглядах я прочитал разочарование.
— Вы
