О добывании огня - Зигмунд Фрейд
Опираясь на сновидения, психоаналитические исследования открывают дорогу к психологии неврозов, которая непрерывно дополняется и развивается. Предмет нашего обсуждения – психологический интерес к психоанализу – побуждает подробнее вникнуть всего в две стороны этой обширной темы: во‐первых, многие патологические явления, прежде считавшиеся сугубо физиологическими, на самом деле суть психические акты; во‐вторых, процессы, приводящие к аномальным последствиям, обусловлены психическими движущими силами.
Первое из этих утверждений можно наглядно подтвердить несколькими примерами. Истерические припадки давно признаются признаками повышенного эмоционального возбуждения и приравниваются к аффективным вспышкам. Шарко пытался сократить разнообразие способов их проявления с помощью описательных формул; Пьер Жане распознавал бессознательные идеи, стоящие за такими приступами; психоанализ же показал, что они представляют собой миметические изображения сцен, пережитых фактически или вымышленных, которыми занято воображение пациента, причем сам он того не осознает. Смысл этих пантомим скрыт от зрителей посредством сгущения и искажения тех актов, которые они изображают. В равной степени сказанное справедливо и для так называемых хронических симптомов у истерических пациентов. Все перечисленное – миметические или галлюцинаторные представления фантазий, бессознательно господствующих в эмоциональной жизни индивидуума и направленных на исполнение тайных, вытесненных желаний. Мучительный характер этих симптомов обусловлен внутренним конфликтом, в который ввергает психику больных потребность бороться с такими бессознательными желаниями.
При другом невротическом расстройстве (невроз навязчивых состояний) пациенты становятся жертвами мучительных и, по-видимому, бессмысленных церемоний, которые принимают форму ритмического повторения банальнейших действий, например умывания или одевания, подразумевают выполнение неких нелепых предписаний или подчинение таинственным запретам. Подлинный триумф психоаналитического исследования состоялся, когда удалось показать, что все эти навязчивые действия, даже самые незначительные и тривиальные из них, имеют смысл и являются переведенными в безличное выражение отражениями конфликтов в жизни пациентов, борьбы между искушениями и нравственными ограничениями, то есть отражениями запретных желаний, наказания и последующего искупления. При иной форме того же расстройства жертва страдает от одержимости навязчивыми идеями, которые сопровождаются аффектами, причем характер и стойкость последних нередко (и совершенно неправильно) объясняются через сами навязчивые идеи. Аналитическое исследование показало, что аффекты отнюдь не случайны, что они соответствуют упрекам, которые индивидуум обращает к самому себе и которые опираются на психологическую, по крайней мере, реальность. Но идеи, с которыми связаны эти аффекты, вовсе не первоначальны; они заняли свое текущее положение в результате воздействия смещения или замещения чего-то, ранее вытесненного. Если удастся обратить смещение вспять, откроется путь к выявлению вытесненных мыслей, благодаря чему отношение между аффектом и идеей оказывается вполне осмысленным.
При другом невротическом расстройстве (раннее слабоумие – парафрения или шизофрения), которое на самом деле неизлечимо, больной в наиболее тяжких случаях впадает, насколько можно судить, в состояние полной апатии. Часто он производит единственно возможные для него действия – определенные движения и жесты, которые повторяются монотонно и потому получили обозначение «стереотипных». Аналитическое исследование стереотипий, выполненное Юнгом[69], показало, что перед нами следы значимых миметических действий, которые когда-то выражали господствующие желания индивидуума. Самые безумные речи и самые причудливые позы, принимаемые такими больными, становятся понятными и могут быть включены в цепочку психических процессов, если трактовать их на основании психоаналитических гипотез.
Сходные рассуждения применимы к бреду и галлюцинациям, а также к бредовым состояниям у самых разных душевнобольных. До сих пор казалось, что во многом здесь преобладает своевольная прихоть, но психоаналитическое исследование ввело в эту область закон, порядок и связь – по меньшей мере дало повод заподозрить их наличие там, где работа еще не завершена. Наиболее разнородные формы психических расстройств проявляются как результаты процессов, в основе своей тождественных и поддающихся пониманию и описанию с помощью психологических понятий. Открытия в области изучения сновидений доказывают свою пользу: мы опять наблюдаем и психические конфликты, и подавление инстинктивных позывов, которые вытесняются обратно в бессознательное другими психическими силами, и реактивные отклики со стороны вытесняющих сил, и замещения, создаваемые влечениями, которые были вытеснены, но не лишились полностью своей энергии. Сопутствующие процессы уплотнения и смещения, столь знакомые нам по сновидениям, тоже встречаются повсюду. Множественность клинической картины, наблюдаемой психиатрами, зависит еще от множественности психологических механизмов, которыми располагает вытесненный процесс, и от множественности возможностей развития, позволяющих вытесненным позывам прорываться в замещающие образования.
Психоанализ предлагает психиатрии обращаться за помощью к психологии для целого ряда случаев. Но ошибочно думать, будто психоанализ привержен чисто психологическому взгляду на психические расстройства. Нельзя упускать из вида то обстоятельство, что немалое число психиатрических проблем обусловлено влиянием органических факторов (будь то механические, токсические или инфекционные) на психический аппарат. Даже при легчайших расстройствах, то бишь при неврозах, психоанализ не настаивает на чисто психогенном их происхождении; нет, он прослеживает их этиологию до влияния на психическую жизнь того несомненно органического фактора, о котором будет сказано позже.
Число важных психоаналитических открытий, полезных для общей психологии, слишком велико для того, чтобы перечислять их здесь. Упомяну только следующие два факта: психоанализ без колебаний приписывает первенство в душевной жизни аффективным процессам – и показывает, что сильное аффективное расстройство и ослепление интеллекта свойственны нормальным людям ничуть не меньше, чем больным.
Часть II
Притязания психоанализа на интерес со стороны непсихологических наук
А. Интерес со стороны филологии
Разумеется, будет выходом за общепринятое лингвистическое словоупотребление приписывать интерес к психоанализу языковедам, то есть знатокам речи. Ибо в дальнейшем под «речью» будет пониматься не только выражение мыслей словами, но также язык жестов и всякий другой способ общения – например, письмо как еще один способ выражения умственной деятельности. Если так, то можно утверждать, что психоаналитические толкования суть прежде всего переводы – с чуждого способа выражения на те, которые нам знакомы. Истолковывая сновидение, мы просто переводим определенное содержание (скрытые мысли сновидения) с «языка сновидений» на нашу бодрствующую речь. В ходе истолкования мы изучаем особенности языка сновидений и осознаем, что это часть чрезвычайно архаичной системы выражения. Скажем, в языке сновидений нет особого указания на отрицание. Противоположности могут свободно замещать друг друга в содержании сновидений и представляться одним и тем же элементом. Или можно сказать так: в языке сновидений понятия двойственны и объединяют в себе противоположные значения, как было, по предположениям филологов, в древнейших корнях исторических языков[70]. Язык сновидений
