Лев Толстой. На вершинах жизни - И. Б. Мардов
Если видеть человека с одной только личной духовной точки зрения, то Толстой неопровержим.
11 (77)
Обычно не замечают, что общепринятое смысловое наполнение "Древа познания добра и зла" (именно как Древа познания) дал искусивший Еву Змий (см. Быт.3:5). Но он обманул людей. Оттого, что они вкусили от заповедного Древа, у них действительно "раскрылись глаза", но отнюдь не на добро и зло. Напротив, все спуталось и перепуталось в их нравственном мире, ведомом до этого Богом. Мы все знаем, что люди склонны считать "добром" то, что сплошь и рядом оказывается "злом". В лекциях Б. Бермана, изданных в книге "Библейские смыслы"*), разъяснено, что вместе с плодами от заповедного Древа люди обрели как раз ту путаницу добра и зла, в которой с тех пор они и живут.
*) Б.И.Берман "Библейские смыслы" том первый М. 1997г. глава V первого раздела.
По Толстому, государственная власть, словно библейский Змий, производит великую путаницу в душах людей. Она творит зло как добро, совершает преступления как благодеяния, выдает власть за Бога, личину за лицо, бессмыслицу за здравый смысл, обман за правду, ложь за истину, ненависть (к чужим) за любовь (к своим), подменяет справедливость законом (правом), свободу души ее рабством, общественный порядок государственным угнетением и совершает еще множество других подмен, оправдывающих существования зла. Всякое государство держится и на насилии и на этой своей мнимодуховности, все подменяющей и все оправдывающей. Насилие здесь (вернее, угроза насилия), по сути дела, играет служебную роль – психически поддерживает мнимодуховность государства. В 900-х годах Толстой все более переносил ударение своей проповеди с обличения собственно зла насилия на обличение суеверия государства, "обмана повиновения человеческой власти", как говорил он. В "Разрушении ада и восстановление его" дьявола насилия вообще нет. Мы уже говорили, что в "Пути жизни" насилие, как самостоятельная тема, даже не заявлена, более того, размыта среди других тем книги.
Нельзя не заметить и того, что Толстого в последнее десятилетие его жизни не столько волновала сущность и происхождение темного ОНО в человеке и не его действие в обществах прошлого, сколько современная модификация темного ОНО.
Человек Новейшего времени потребовал вроде бы несовместимого – свободы и несвободы вместе: свободы волеизъявления при сохранении душевного спокойствия и, следовательно, общественной стабильности. Отвергая угнетение темного ОНО, тысячелетия лежавшего в основании строя общественной жизни, современный человек должен был найти ему замену, удовлетворяющую условиям бесконфликтного существования свободы и несвободы вместе. Эту-то замену темному ОНО общественный человек нашего времени и нашел в мнимой душе, в мнимодушевности и мнимодуховности.
Темное ОНО организует общество на донравственном уровне, на животно-психической ступени жизни, работает слепо и безлично. Что ему может противостоять? Светлая организация, решили умные люди последних веков, "общественность", соединяющая людей не на животно-психическом, а на культурно-этическом ("гуманистическом") уровне. В противовес несвободе, неразумности, бессознательности, безотчетности и безответственности психической стихии "государственного союза" "общественность" несет разумную, свободную и нравственно ответственную волю. Считалось, что личностность и зрячесть этой коллективной воли, выражаемая в демократических институтах, способна одолеть безличность и слепоту всегда идолопоклоннической интерпсихической силы темного ОНО.
Люди пожелали вычеркнуть из своей жизни темное ОНО, модернизируя государство и власть, устанавливая демократические режимы; но им, говорит Толстой, не удалось сделать это, и не могло удаться такими средствами. Они только обманули себя.
На деле в основании общественной сплоченности произошла замена темного ОНО на мнимосветлое ОНО, которое исполняет те же функции, что и темное ОНО. Мнимая душа всегда выдает себя за носителя свободного сознания, тогда как на деле всегда поддерживает несвободное сознание – общепринятое ли, либо принятое кем-то или хотя бы узаконенное в таком качестве самим собою. Несвобода темного ОНО заменена не на душевную свободу, а на мнимую свободу. Она-то и положена в фундамент Демократии.
Пафос Демократии – в ее отталкивании от темного ОНО. "Порядок" темного ОНО, который казнил Пьера Безухова, сменился "порядком" мнимосветлого ОНО, при котором смертная казнь отменена. Но отменена не потому, что убийство во всех видах невыносимо для совести сегодняшнего человека, что его совесть действительно протестует против этого (как протестовала свободная совесть Толстого), а потому, что смертная казнь – символ темного ОНО, от которого отталкивается Демократия. Смертная казнь отменяется потому, что видимых признаков темного ОНО в демократическом государстве существовать не должно.
"В государстве все граждане являются угнетателями самих себя". Так оно было, так и продолжает быть. Но если в прошлые времена смысловое ударение в этой фразе само собой выставлялось на акте "угнетения", то теперь оно выставлено – на "самих себя". При темном ОНО человек откровенно угнетался несвободной интерпсихической силой. При мнимосветлом ОНО человек как бы свободно угнетает себя сам – вроде бы и не угнетается, во всяком случае, с формально-юридической точки зрения, то есть с точки зрения самой демократической государственности. Один и тот же полковник Юноша (смотри выше его описание у Толстого), живи он в конце ХХ века, скажем, в Германии, не только считал бы смертную казнь постыдной, но и вполне мог бы оправдать несчастного солдата, благо к этому были юридические основания. Ведь и толстовское "непротивление злу" вовсю используется теперь в качестве элемента мнимодушевного жизнечувствования*).
*) Как это и ни странно, многие стороны учения Льва Николаевича послужили развитию мнимодушевности. Это не только ненасилие, но и нет в мире виноватых, и отмена смертных казней, и грех мясоедения и пр. Наклеенная совесть берет толстовскую совесть и ею подымает себя за волосы.
"В наше время самые большие и вредные преступления не те, которые совершаются временами, а те, которые совершаются непрестанно и не признаются преступлениями"(45.266).
В соответствии с основным принципом мнимодушевности про человека свободного общества можно сказать, что он не подчиняется тому, чему подчиняется. "Все должны подчиняться одним и тем же командам, но каждый при этом должен быть убежден, что следует собственным желаниям", – пишет Эрих Фромм. Он же находит и рациональное объяснение происходящему:
"Современному капитализму нужны люди, которые без проблем и в больших количествах сотрудничали бы с ним, которые стремились бы все больше и больше потреблять, люди со стандартизированными, предсказуемыми и поддающимися манипулированию вкусами. Ему нужны люди, чувствующие себя свободными и независимыми, не подчиняющиеся никакой власти, догме или совести – и в
