Катастрофа (не) случится? Тревога и что с ней делать - Ирина Юрьевна Млодик
Когда клиент окончательно уходит в депрессивный радикал, он может отказываться от любой деятельности и проявлении себя в мире. Если же тревога все-таки присутствует, то она несет с собой хоть какое-то возбуждение и намерение с миром провзаимодействовать, пусть и тщательно готовясь и отслеживая возможные проколы и ошибки. А это означает, что у депрессивно-тревожного есть надежда на более-менее позитивный сценарий, если у него появляются силы и желание что-то пробовать и предпринимать.
Так мы и движемся: от разделенных переживаний полного одиночества, отчаяния и тщетности усилий – к надежде, постепенно переводя непродуктивную тревогу в способность преодолевать реальные, а не фантазийные препятствия и сложности. Если научиться чуть больше верить в свои силы, присвоить агрессию, которая не даст миру растоптать тебя в один миг, опираться на постепенно появляющуюся способность видеть не только невозможности, но и позитивный потенциал любой ситуации и самого человека, то можно обнаружить, что мир не всегда враждебен и устремлен к разрушению, что он значительно больше наших мрачных представлений и предсказаний о нем.
Возможно, до воодушевленного представления о будущем клиент так и не долечится, и свободной спонтанности с авантюризмом у него так и не появится, но выдерживать эту жизнь, получать от нее больше удовольствия и удовлетворения и хотя бы иногда расслабляться – он вполне сможет.
Ну будет нам о тоскливом и сложном – перейдем к тем видам тревоги, что свойственны каждому.
Сепарационная тревога
Это переживание не то чтобы встречается поголовно, но достаточно распространено. Оно связано со взрослением, отделением от каких-то сильных фигур, с идеей «я могу сам не справиться без…». Таким образом, сепарационная тревога – это переживание, так или иначе связанное с отдельностью и способностью выжить, будучи отдельным, но не одиноким.
Первая сепарация на нашем пути – это, конечно, процесс рождения. Согласно психоаналитическим взглядам, тревога может быть напрямую связана с нарциссической травмой рождения. Эта травма появляется из того, что в утробе матери ребенок был «маленьким богом»: все его желания исполнялись волшебным образом, и ему не нужно было предпринимать никаких усилий. Если беременность развивалась нормально, то там, внутри материнской утробы, еще не было времени, пространства и резких, непредсказуемых изменений: все было спокойно, постоянно, безопасно.
Само рождение – это суровая травма и утрата «богоподобия», резкий переход от полной защищенности и божественных возможностей к совершенной незащищенности и невозможности все получать просто так. Рождаясь, мы перестаем быть богами и становимся людьми – маленькими, уязвимыми, вброшенными в неопределенность и непредсказуемость этого мира и зависящими от окружения и его готовности помочь нам вырасти.
В зависимости от того, как происходило это символическое вхождение в мир (какими были роды и как встречал нас мир: с какими чувствами, с каким посланием), мы легче или тяжелее принимаем этот подарок – жизнь.
Следующий сепарационный момент наступает, когда младенец начинает быть тотально зависимым и одновременно все более отдельным от матери.
Тревога, как считает Г. Салливан, возникает в межличностном мире младенца из боязни неодобрения со стороны значимого другого. Ребенок начинает переживать тревогу с помощью эмпатии, ощущая неодобрение матери задолго до того, как в нем появляется способность сознавать. Без сомнения, это неодобрение оказывает огромное влияние на младенца. Оно ставит под угрозу взаимоотношения между ребенком и миром людей, которые критически важны для младенца, – ведь от них зависит не только удовлетворение физических нужд, но и ощущение безопасности. Поэтому тревога воспринимается как тотальное, «космическое» чувство. Тревога ограничивает действия младенца, заставляя выбирать лишь те действия, которые вызывают одобрение значимых других. Салливан высказывает следующую чрезвычайно важную мысль: «Я» формируется на основе потребности ребенка управлять теми переживаниями, которые порождают тревогу.
Таким образом, неодобряющая или невзрослая, неспособная переносить тотальную зависимость младенца от нее, или слишком тревожная мать, которая не готова справляться с собственной тревогой, а уж тем более контейнировать детскую, может быть причиной развития сильной тревоги у ребенка, что значительно затруднит его сепарацию. По К. Хорни, из-за этой зависимости ребенок испытывает еще и ненависть, которая тоже порождает дополнительную тревогу.
Еще М. Малер определяла нормальную сепарацию как ощущение себя отдельным, но связанным. Если мать не могла организовать надежную привязанность тогда, когда ребенок в этом больше всего нуждался, то страх внезапной утраты такого важного объекта приводит к тому, что ради сохранения связи с ней ребенок может отказаться от индивидуации, то есть от обнаружения себя.
Таким образом, тревога сепарации – это страх не справиться самому при переживании опыта нарушенной привязанности. Это восприятие себя маленьким, одиноким и беспомощным перед огромным и опасным миром, которое встречается в любом возрасте – как у детей, так и у взрослых. Особенно ярко сепарационная тревога проявляется, если:
– мать не выдерживала близости с ребенком: обрывала с ним связь разными способами или не могла ее создать. Тогда выросшие дети уверены, что близость и связь эфемерны, что любое движение, желание или нежелание могут привести к потере близких и важных отношений. Из-за этого они вынуждены подстраиваться, пытаться удерживать тех, кто им нужен, поглощать, контролировать, делать все, чтобы важный объект был рядом. Они не могут, да и не хотят заниматься своей жизнью, пока остается риск потери (а в их случае он все время мерещится);
– детям поручали слишком сложные задачи, не соответствующие их возрасту. В этом случае они были вынуждены справляться с тем, с чем справедливо и естественно боялись не справиться. Страх неудачи и тревога перед неизбежной ошибкой или провалом начинали преследовать их с раннего возраста и оставались надолго. В результате это привело к постоянному контролю и попыткам все предусмотреть, высокой неуверенности и огромным душевным затратам при подготовке к любому новому процессу. У них может появляться ощущение тяжести от жизни, потому что все, что в ней происходит, кажется им преждевременным и сложным;
– попытки ребенка быть отдельным вызывали сильную тревогу, обиду или ярость матери. Отсутствие у ребенка права на отдельное или громадное чувство вины за собственные желания, в том числе за желание иметь право и выбирать собственную жизнь, приводит к тому, что, став взрослым, он продолжает свое служение каким-то фигурам (матери, мужу, детям, работе, начальству), потому что неспособен иметь дело с виной или чужими обидами и гневом;
– детская зависимость высмеивалась или осуждалась. Родителям могло очень не нравиться, когда дети естественно зависели от них, нуждались в их помощи, внимании и поддержке. В случае если ребенок рассчитывал на участие взрослых, для него повышался риск оказаться застыженным, раскритикованным и отвергнутым. А когда он становился взрослым, избегание
