Казнить нельзя помиловать - Шохом Дас
Помимо достопамятного удара по голове, были и другие крайне неприятные моменты, в том числе когда меня удерживали в заложниках во время обхода. Я был не из тех заложников, за которых требуют выкуп и которых освобождают с участием вертолета и полицейского переговорщика с рупором. Нет. Это произошло в 2012 году, через целых два года после того, как меня ударили по голове, примерно на полдороге к должности врача без квалификационной категории. Я работал в судебно-психиатрическом отделении на востоке Лондона, и среди моих больных был Джонни Бенсон, мускулистый от природы детина под два метра ростом, страдавший психотическим расстройством, который когда-то был полупрофессиональным борцом – так себе зрелище. Он попал к нам, когда его обвинили в изнасиловании одной женщины в наркопритоне, хотя потом обвинения сняли. Ему совсем недавно повысили дозы лекарств, и во время обхода он был особенно склонен к паранойе и дезориентирован. Ему сообщили дурную новость, его брат умер от рака, и его состояние мгновенно ухудшилось, что естественно при такой хрупкой психике. Из-за помутнения рассудка Джонни сочинил бредовую историю о том, что сотрудники больницы, должно быть, отравили его брата канцерогенами. Он стоял перед дверью в боевой стойке, перегородив выход, и допрашивал каждого сотрудника по очереди, осыпая его угрозами и оскорблениями. Нам уже несколько раз удавалось ненадолго успокоить его. Тогда он начинал извиняться, сам себе поражаясь. Но я видел, как в считанные секунды в его дезориентированной психике нагнетаются напряжение и ярость и просачиваются наружу в виде гримас – и вот он снова принимается бушевать. А поскольку я только что пришел на работу в это отделение, это была наша с Джонни первая встреча. Помню, как сильно я сомневался, стоит ли мне вообще пытаться его успокаивать. Может быть, если к нему обратится незнакомый человек, он еще сильнее заведется. Может быть, это только усугубит паранойю и дезориентацию. В конце концов я не стал обращаться к нему прямо, а встал, небрежно перешел через комнату, плеснул себе лимонада в пластиковый стаканчик и предложил и Джонни. Он взял стаканчик и поблагодарил меня, ненадолго отвлекшись от бушевавшей внутри бури. Весь этот кошмар длился целый час. Социальный работник из нашей группы, решив, что другого выхода нет, нажал тревожную кнопку и вызвал бригаду быстрого реагирования – а она прибыла, скрутила Джонни и уговорила уйти в изолятор. Он согласился, хотя и был растерян и распален. К счастью, в тот день нам не пришлось выяснять, чего стоят наши ежегодные недельные тренинги по приемам контроля и удержания по сравнению с десятилетиями опыта ежедневных тренировок по смешанным единоборствам у Джонни. Я-то знаю, на кого поставил бы свои денежки.
Я начал понимать, что избранная профессия пробуждает самые неистовые эмоции. Пожалуй, сильнее, чем любая другая область медицины. Сострадание к Фриде Милликен, потерявшей сына, восхищение великодушием Шеймаса к Деннису и, мягко говоря, волнение, вызванное леденящими душу выходками Джонни, оставили в моей душе глубокий след. Однако один из самых трагических случаев в моей карьере, от которого у меня до сих пор ноет сердце, был еще впереди.
Глава пятая. В тихом омуте
Я постоянно вспоминаю свой первый день в Олд-Бейли. И от этих воспоминаний – о ветре, о том, как я нервно расхаживал перед зданием суда, от сигарет, от пышности, от мраморных колонн, от латинских надписей – у меня кружится голова. Для мисс Ясмин Хан это был суд по делу об убийстве; для меня – испытание огнем.
Мне было едва за 30, я был скромным врачом без квалификационной категории, средней руки психиатром, выпустившимся из медицинской школы восемь лет назад, но еще в самом начале трехлетнего последипломного образования, после которого мне предстояло превратиться из куколки в бабочку – в полностью сформировавшегося консультанта по судебной психиатрии.
Кроме того, я совсем недавно женился на Ризме, очень красивой, смешной и хитрой учительнице психологии в старших классах, которая к тому же прекрасно знает кинематограф (на чем я нагло паразитировал несколько раз за эти годы, чтобы выигрывать во всяких викторинах). Через несколько месяцев она призналась мне, что во время нашей первой встречи на вечеринке в Центральном Лондоне не поверила, что я врач – сигарета, золотой зуб и неряшливая мешковатая толстовка в черно-белую клетку сбили ее с толку. Когда она все же убедилась, что я не вру (должен отметить, не с моих слов, а наведя справки у кое-каких общих знакомых), то согласилась снова увидеться со мной по одной-единственной причине: она хотела уговорить меня выступить перед ее учениками и рассказать о профессии психиатра, что я и сделал – и с тех пор выступаю в ее школе каждый год. Роман наш развивался относительно быстро, и не прошло и двух лет, как мы поженились, обогнав в очереди многих моих особо стойких университетских друзей, которые состояли в прочных парах больше 10 лет (уверен, кое-кого из них мы подтолкнули к тому, чтобы поскорее сделать предложение). Наша свадьба стала одной из множества в 2011 году – этот год был один из моих любимых, поскольку тогда было заключено множество союзов, скрепленных священными узами, а главное – отгремело множество мальчишников. Наша свадьба выделялась из общего ряда музыкальным сюрпризом – у нас выступал «Индийский Элвис», двойник Короля рок-н-ролла, который вполне мог потягаться эксцентричностью и со мной, и с Ризмой. Помнится, чтобы нанять его, мне пришлось наврать с три короба про нашу любовь к Элвису.
Хотя в самом Олд-Бейли я еще не бывал, мне несколько раз довелось наблюдать, как мои прежние начальники дают показания в других уголовных судах, не таких грандиозных, где явно недоставало латыни. Кроме того, я практиковался с другими младшими врачами несколько раз, когда у нас были назначены обучающие сессии и была моя очередь. Но во время суда над Ясмин я оказался за кафедрой свидетеля всего примерно в четвертый раз.
Ясмин была начитанная 18-летняя школьница с незапятнанным прошлым. Никакой истории правонарушений, антиобщественных поступков, даже в детстве она не доставляла никаких хлопот. Насколько я
