Виктор Кротов - Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире

171

Возможность восприятия чужих воззрений предпочтительнее и безразличной терпимости к ним (каковы бы они ни были), и непременного приятия каждого из них близко к сердцу. Эту восприимчивость не воспитать в себе раз и навсегда – нужно постоянно её поддерживать и развивать.

172

Рассуждая о живом, воплощённом в людях учении, можно указать на какое-то его положение, как указывают на орган тела: «вот нога», «вот сердце», – но странно было бы при этом забывать про остальной организм. Все принципы оказываются так или иначе зависящими друг от друга.

Однако и усвоение должно быть работой самостоятельного душевного организма – не автоматическим подражанием всему (он хромает, и я буду), а терпеливой прививкой родственных идей на существующие в сознании представления. Цельность приятия носит совсем иной характер, нежели цельность восприятия.

173

Как психофизиология учит снимать напряжение мускулов и нервов, так философия должна учить замечать измышленность противоречий между отдельными учениями. Не просто отдельными – более того, насильно отделяемыми друг от друга. На это направлены старания ретивых ортодоксий, забота которых не столько о человеке, сколько о процветании той или иной организации, одного из человеческих кланов.

Преданность клану может составить чьё-то счастье, но только тогда это счастье надёжно и честно, не уворовано целиком или по крохам у тех, кто остался по другую сторону ограды, когда оно проникнуто терпимостью к ним, признанием их прав на собственные поиски.

174

Опаснейшая и, к сожалению, наиболее распространённая болезнь в философии – ксенофобия, неприязнь к чужому.

175

Невнимание к поискам общности, к культуре единства, которая помогает прощать несогласие во имя согласия, пренебрежение этой культурой, приводит к самым уродливым явлениям в восприятии чужих взглядов и в отстаивании собственных. Мало того, что оказывается вполне допустимым обрубать или растягивать чужое учение на прокрустовом ложе своего собственного, – часто даже сходство чужих воззрений со своими является лишь поводом для обличения «противника».

Мы скорее готовы похлопать по плечу того, кто далёк от нашего мировоззрения, но в ком мы заметили намёк на подобие, – снисходительность взрослого к подражающему ему ребёнку. Тот же, кто отличен от нас лишь немногим, кто позволяет себе быть другим по соседству с нами, вызывает обычно в нас бурный или устойчивый протест. Мы не хотим делить с ним истину, а умножать её стремлением к единству – не всегда умеем.

176

Ах, если бы научиться те усилия, которые мы тратим на поиск и подчёркивание различий, сосредоточивать на выявлении родства и единства! Если бы такой подход вошёл в обычай вместо принятого сейчас обличения иноверцев!.. Наши споры оказались бы намного мудрее и плодотворнее. Наши размышления были бы спокойнее и глубже. Давайте, а?

177

Рвение, с которым защитники определённого учения выискивают малейшие соответствия своему учению у неприемлющих его, сравнимо разве что с рвением, направленным на обличение отклонений от догмы у недостаточно преданных последователей учения. Сплотившись вокруг Своего, они стараются усилить всякую центростремительную тенденцию и ликвидировать всякую центробежную при самом её зарождении. Но даже если искренне и без сомнений считать Своё действительным центром жизни мира, нужно всё-таки сочувствовать и помогать «непросветлённым», стремиться понять их, а не соперничать с ними.

178. Притча о слепых, повстречавших слона

Четверо слепых впервые в жизни повстречали слона. Один из них дотронулся до хобота и сказал: «Слон похож на толстый канат». – «Слон похож на столб,» – откликнулся другой, ощупав ногу слона. Третий коснулся слоновьего живота и заявил: «Слон похож на огромную бочку». – «Он похож на циновку», – потрогав слона за ухо, возразил четвёртый.

С тех пор, как я включил эту притчу в книгу, я встречал её множество раз и понял, что она давно стала уже общим местом. Но при первой встрече я был потрясён её выразительной силой. Вряд ли я решился бы использовать эту древнюю метафору сейчас, но не решаюсь и выбросить её из книги, написанной давно. Пусть остаётся – ради читателя, который встретит её впервые.

179

«Разногласие – это величайшее невежество, хотя и кажется мудростью».76

Дело не только в последствиях разногласия, но и в его истоках.

«Мы мыслим о жизненных явлениях не столь различно, как рассуждаем».77

И в зависимости от того, на мысли или на рассуждении мы сосредотачиваем своё внимание, оно склоняется к восприятию общности или розни.

180

«В сфере чистого разума не бывает настоящей полемики. Обе стороны толкут воду в ступе и дерутся со своими тенями, так как они выходят за пределы природы, туда, где для их догматических уловок нет ничего, что можно было бы схватить и удержать. Они могут бороться сколько угодно; тени, разрубаемые ими, мгновенно срастаются вновь, как герои в Валгалле, чтобы опять развлекаться бескровными битвами».78

181

«Там, где господствуют теоретические разногласия, – речь разумеется не об индифферентных или отдельных вещах, – там вскоре появляются разногласия совсем иные; ибо теоретическое разногласие есть лишь выражение разногласия бытия, характера, личности».79

182

Основной принцип поиска истины – выявление относительности понятий, их изменчивости, их развития. Но сколь значительны ни были бы достигнутые при этом успехи, смысл их начинает постепенно выветриваться по мере замыкания найденного в систему, претендующую на свою безусловность – вместо прежних безусловностей, разрушенных и преодолённых.

«Никогда ещё ключ от истины не был в руках безусловного».80

183

Многие религиозные, философские, а иногда и научные представления являются своего рода притчами. Попытки опровергнуть такие представления или указать в них логические неточности лежат вне сферы их существования. Судить о них можно лишь по тому, чем они обогащают сознание и чем за это обогащение приходится расплачиваться.

184

Критика учений, философских и религиозных систем – особенно религиозных! – обычно сводится к критике их догматов. Но догматы представляют собой лишь положения, позволяющие учению сохраниться в целостном виде, не растечься по тем произвольным направлениям, которые склонна ему придавать душа каждого самостоятельно мыслящего адепта. Это поношение формы сосуда, в котором сберегается вода, грустно и нелепо, потому что никак не относится к вкусу самой воды. И самое жуткое – когда упрёки слетают с пересохших от жажды губ.

185

«Мы, не признающие за суждением своим права выносить приговоры, должны снисходительно относиться к самым различным мнениям, и если мы с ними и не согласны, будем их все же спокойно выслушивать. Если одна чашка весов совсем пуста, пусть на другую, колебля её, лягут хотя бы сонные грёзы какой-нибудь старушки».81

186

«Истины вокруг нас так многочисленны, что почти каждый человек, даже самый злой, имеет своей советчицей и путеводительницей какую-нибудь глубокую и внушительную истину».82

«Каждое заблуждение заключает в себе зерно истины, и каждая истина может быть зерном заблуждения».83

187. Притча о правоте

К судье домой пришел истец рассказать о своей тяжбе. Судья внимательно выслушал обстоятельства дела и сказал: «Да, ты прав». На следующий день явился ответчик, изложив происшествие совершенно иначе. И этот разговор судья закончил словами: «Ты прав». После ухода ответчика жена судьи, которая не преминула подслушать оба разговора, стала упрекать его в неискренности. «Ведь не может так быть, – говорила она, – чтобы оба были правы, раз один опровергает другого». – «И ты права», – согласился судья.

Эрудированный читатель узнавший в герое притчи Ходжу Насреддина, удивится: зачем же лишать текст его экзотического обличья. Ещё более эрудированный – вспомнит, что суфийские учителя использовали притчи о Насреддине как инструмент в системе эзотерического обучения и засомневается, нет ли тут профанации. Но автор старался лишь выделить в притчах образно-смысловую, символическую суть, поэтому упрощал их до предела.

188

«Суеверие гораздо смелее в своих системах и гипотезах, чем философия, и, тогда как последняя довольствуется указанием новых причин и принципов для явлений видимого мира, первое строит собственный мир и рисует совершенно новые события, существа и объекты».84

189

«Истина страдает часто более от горячности своих защитников, чем от своих противников».85