Анжела Варданян - Этюды по детскому психоанализу
С этого момента можно говорить о бурном скачке в развитии Мари. Она начинает подробно описывать свои переживания, самостоятельно ищет причины своего состояния, анализирует их. «Я знаю, почему у меня болит живот иногда, – говорит она на одном из последующих сеансов, – у меня в Спитаке была любимая подруга, у нее умерла мама». Далее выясняется, что девочки расстались, так как бабушка увезла сироту в Грузию. Когда Мари вспоминает свою подругу, у нее начинает болеть живот.
Вспомним первую травму Мари в 4 года. Похороны дяди. Неподвижное тело матери на полу, обморок, воспринятый как смерть. «Умерла мама» – этого сознание еще воспринять не может. Но теперь Мари уже осознает связи – переживания, симптом – и вербализует их. Продолжение терапии позволило вскрыть еще одну более раннюю психотравму девочки.
Особенности ассоциаций и выражения эмоций в связи с образом пьяного отца создавали постоянный фон отрицательных переживаний, наличие страха, тревоги, ощущение возможности насилия, связанного с ним: «Пьяный – он может убить», – говорит Мари на 24-м сеансе. (На данном этапе психотерапии уже была возможность обозначить проблему.)
Я:
– Как турок?
Она тут же подхватывает:
– Да.
Неожиданность собственного высказывания как бы оглушила ее.
Наступила пауза, которую я выдержала достаточно долго. Она прервала затянувшуюся паузу и произнесла тихим голосом, но очень отчетливо:
– Не знаю, правда это или нет, но я помню.
Далее она рассказала, что когда ей было 2 года, она сидела на коленях у матери, а пьяный отец ударил ножом мать в ногу, пошла кровь.
Вот где скрывалось ранее вытесненное. Первый кошмар и проекция насилия на замещающий отца обобщенный образ насильника-турка. Инцестуозного отца сознание не приемлет.
На дальнейших сеансах вскрываются изменения, происшедшие с Мари. Она заметно прибавила в весе, цвет лица стал естественным. Появилась уверенность в себе, интерес к своей внешности, одежде. Общее настроение ее бодрое, жизнерадостное. Мари начала отделяться от матери, критично к ней относиться, отстаивать свое «Я». На сеансы она начала ходить одна, при отсутствии транспорта приходит пешком, хотя гостиница находится довольно далеко, никогда не опаздывает. На сеансах темы для беседы выбирает сама, в ответах определенна, речь активна, эмоциональна по интонациям и мимике. Теперь Мари – милый подросток-проказник.
Последний сеанс наметила Мари; она объявила, что через две недели нам придется завершить работу, она уезжаетдомой в Спитак; рассталась она со мной с легкостью: поцеловав Кетука, обещала мне писать.
Анализ данного клинического случая, как и случаев многих других пациентов из зоны землетрясения, позволяет сделать вывод о том, что землетрясение сыграло роль пускового механизма. Оно подняло массив ранних травм на новый уровень, слило воедино невротические и соматические симптомы. Новая травма – землетрясение – вызывает необходимость появления более сложного типа механизмов защиты, симптомы усиливаются и становятся разнообразнее.
Случай Мари, как и некоторых других пациентов, показывает, что, подобно бреду, фобия также может иметь социальную основу, – туркофобия наблюдалась у многих детей и подростков. Достаточно вспомнить социальную ситуацию, предшествующую и сопутствующую землетрясению – Сумгаит, разбудивший исторические символы насилия в памяти народа, связанные с турецким геноцидом армян, – чтобы понять, почему у Мари образ турка так легко замещает символы насилия и кастратора. Инцестуозного отца цензура пропустить не может. У таких пациентов сейсмофобия не наблюдалась.
Сложности ментализации и актов вербализации разрешаются с легкостью в невербальной продукции пациентов. Работа с Мари показала, что рисунки (их в процессе терапии выполнено 18) не только являются материалом для интерпретации, но прежде всего помогают пациенту выразить невербализуемые аффекты и фантазмы бессознательного. Возможность дать сообщение рисунком развивает воображение, процессы ментализации, осмысление, свободу ощущения, актов вербализации и параллельно – художественные способности.
Появление переходного объекта в психотерапии Мари и более старших подростков[39] позволяет расширить зону приложения этого феномена и указать на отсутствие для него возрастных границ.[40] Выражение сильных устойчивых связей с объектом, приписывание ему своих «слабых» свойств, отношение к нему как к частице своего «Я» выявляет его несколько иное по смыслу, но подобное по значению переходное содержание.
Разрыв в психотерапевтических отношениях, появление у пациента регрессии могут быть аннулированы, не оставив негативных последствий, а наоборот, послужив толчком к разрешению проблемы пациента и устранению причины разрыва при наличии надежного трансфера и осознания психотерапевтом своей проблемы.
Благодаря данному типу психоаналитически ориентированной психотерапии детей, пациент получает возможность различными способами (рисунок, конструкции, игры) выразить травму, ибо в процессе работы развивается эмоционально-образное содержание пред-сознательного и становится возможным интегрировать травму путем ментализации, переработать ее, а затем в ходе анализа осознать вытесненное и бессознательное. Тем самым роль телесных реакций и других защитных механизмов утрачивает свое значение.[41] Разрешение проблемы, ее осознание становится условием развития «Я» пациента.
Вышесказанное подчеркивает эффективность данного метода в психотерапии детей и подростков, показывает широкий диапазон его применения.
7 этюд
Ох уж эти энурезы
Дневные и ночные, эдипальные и подростковые, изводящие родителей и позорящие детей мокрые штанишки и постели – энурезы,[42] обычно вызывающие одинаковые переживания «отцов и детей»,[43] абсолютно неповторимы по индивидуальным историям.
Я представлю две истории из опыта работы в «Саду радуги» и психоаналитически ориентированную терапию, подтверждающие общность и различия этих «тушителей пожара».[44]
Рабочий день в «Саду радуги» завершился. Я попрощалась с коллегами и ждала сторожа, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояли папа с сыном. Небольшого роста худощавый мужчина, пропустив сына вперед, начал с извинений за беспокойство в нерабочее время. Продолжая стоять у двери, все извиняясь, он сбивчиво и долго объяснял, что ему необходимо узнать о возможности посещать «Сад радуги», так как сыну уже 5 лет.
Сын – точная копия отца в миниатюре, остановившись на границе прихожей и зала, украдкой заглядывал внутрь игровой комнаты.
Объясняя отцу, что сюда допускаются дети до 4 лет, я увидела, как он мгновенно потускнел и как-то сжался. А мальчик? Мальчика влекло в игровую, он нерешительно переступал с ноги на ногу, периодически поглядывая на меня с надеждой. Отец начал торопливо уговаривать сына уйти, сын не возражал, но молча топтался на месте. Как ему хотелось остаться! Стоя между ними, я ощущала, что отцу трудно лишать сына (а, может быть, и себя) надежды и что меня кое-что беспокоит в этой паре. Интуиция мне подсказывала, что есть что-то невысказанное, а может, скрываемое в многословии сбивчивых, бесконечных извинений. Возникла пауза, в которой и прошла сцена прощания. Приняв решение разобраться, в чем дело и что меня смущает, я предлагаю мальчику:
– Ты уже большой, тебе уже 5 лет, сюда ходить ты не можешь, но сегодня ты будешь нашим гостем.
Я, записав имя мальчика на доске имен, пригласила их в зал. Быстро осмотревшись, мальчик перешел в велосипедную и вскоре уже катался на небольшом трехколесном велосипеде. Мы с отцом сели в углу велосипедной, наблюдая за мальчиком, который кружил неподалеку, то отдаляясь, то приближаясь к отцу. Было заметно смущение отца, он сидел неловко, на краешке стула, почти сгорбившись.
– Если есть какие-то сложности, мы можем поговорить, – предложила я.
– Нет, – прервал он поспешно. – Унас нет проблем. Он немного покатается, и мы уйдем, – добавил он вновь извиняющимся тоном.
– Ваш мальчик очень похож на вас, вам, наверное, часто говорят об этом, – произнесла я, чтобы как-то разрядить напряжение.
– Да не только внешне, к сожалению.
– К сожалению? – переспросила я.
Мужчина стал рассказывать о своей семье, о своей старшей дочери-командирше, похожей на мать, о том, что сын, к сожалению, очень мягкий, нерешительный, не может постоять за себя. Я осторожно уточняла детали. Вдруг мужчина, прервав нить беседы, выпалил:
– Проблемы есть, конечно. Он (показал глазами на сына) до сих пор делает по ночам под себя.
– Вам нечего стесняться из-за его ночных пипи (было видно, как мужчина обескуражен, стыдится за сына). У вас прекрасный сын. Если хотите, попробуем разобраться, в чем дело, и если это серьезно, можно будет найти специалиста (по правилам «Зеленого дома», никто из сотрудников не имеет права набирать пациентов из числа наших посетителей; в случае необходимости мы предлагаем родителям список детских психотерапевтов), который ему поможет решить эту маленькую проблему.
