Владимир Леви - Наемный бог
— Все спящие меня слышат. Все слышат только меня… Все вы сейчас проснетесь и будете слышать только меня… Всем — открыть глаза!
Открыли тринадцать, двое не смогли — транс летаргический… Теперь действовать легко, все определилось и нужна только энергия до конца сеанса, импровизация…
Сажусь за рояль, играю. Все тринадцать сомнамбул с упоением танцуют под мою музыку, зрителям не верится, что эти веселые, возбужденные люди глубоко спят… А теперь страшновато: упоительный танец продолжается в мертвой тишине — музыка галлюцинаторная…
— Стоп! Так и остались!..
Все застыли в позах, в которых их застигло внушение, как на остановленной кинопленке: замороженный танец.
— Теперь каждый займется своим делом. Вы, девушка, вяжете сиреневую кофточку. Вы — чистите картошку. Вам три года, поиграйте в песочек… Соберите букет цветов вот на этой поляне. А вам в руки скрипка, вы великий скрипач Давид Ойстрах, играйте.
Молча, пластично… Какие точные, богатые, тонкие, изысканные движения… Невидимый смычок вдохновенен. А ведь парень, скорее всего, не держал никогда скрипки в руках. Но, конечно, скрипачей видел…
— Вы, девушка — дерево, вы раскидистое, ветвистое дерево… (Непередаваемое выражение лица… Руки раскинуты… Чуть покачивается.) — Идет сильный дождь… Ветер… Ветер…
(Что делается с ее руками!.. Трепещут листья…)
— Вы, юноша — неандерталец, пещерный человек. (Лицо принимает суровое выражение.) Возьмите эту дубину. Вон там — там саблезубый тигр… Он готовится к нападению… Будьте мужчиной!
Юноша бросается на невидимого тигра, замахивается на него галлюцинаторной дубиной, в ложе шарахаются…
— Все в порядке, с тигром покончено.
Тяжело дыша, победитель принимает позу горделивого торжества; потрясает дубиной, затем отбрасывает ее и ставит одну ногу на шею убитому галлюцинаторному тигру — ставит на воздух, чуть приподняв, — с таким подлинным переживанием, настолько естественно, что тигр становится почти видимым!..
— Теперь подойдите к своей жене… Вот она… (Белокурая подруга в джинсах довольно-таки индифферентна. Летаргическая жена.) Такая жена ни к чему, да? Лучше быть свободным охотником?.. Сейчас сделаем ее невидимой… ("Неандерталец" пытается куда-то пройти сквозь «жену» — он уже не видит ее.
"Жена" не реагирует, спит. Надо подзавести…)
— Девушка, вы меня очень хорошо слышите, будьте внимательны, вы — будильник!.. Я вас завожу… Завожу… Зазвонить ровно через восемь минут… Зазвонить через восемь минут!
Вижу по движению глазных яблок под закрытыми веками — контакт есть, внушение принято… Пора подключить вон того, черненького, усатенького — весь вибрирует, очень медиумичен…
— С вами особый разговор, молодой человек. Вы наделены незаурядным политическим дарованием и при слове ЧЕТВЕРГ немедленно станете Президентом Соединенных Штатов Америки.
Гул возбуждения…
— Тише… Внимание… Наступил ЧЕТВЕРГ!
— Юрка, проснись!! Юрка!!! — отчаянно, во всю глотку орет из зала перепуганный приятель, но бесполезно — Юрки уже нет…
Идет пресс-конференция. «Президент» с открытыми глазами легко и спокойно отвечает на вопросы «корреспондентов». Из зала несутся вопросы один другого каверзнее. «Президент» ловко выходит из положения.
— Как вас зовут?
— Вы за меня голосовали, неужели забыли? Или проверяете мою память? Я пока что еще не склеротик, меня зовут Линдон…
— Кого вы любите больше всего?
— Собак, детей, негров и женщин.
— Сколько расходуете на вооружение?
— Это вопрос к министру обороны.
— Сколько у вас детей?
— Спросите у моей жены, она точно помнит.
— Ваше любимое времяпрепровождение?
— Играю в гольф на моем ранчо в Техасе. (Газеты читает, но, похоже, перепутал с предыдущим президентом…)
— ДЗЗИНЬ! — ДЗИИИИИИИИИНННЬ!!!
Ага, зазвонил «будильник», на минутку раньше, не страшно, сейчас выключим…
— Спасибо, девушка, теперь вы — снова вы и проснулись совсем. Свободны. (Некоторых нужно отпускать со сцены пораньше, так веселее и больше подлинности впечатления.)
— Все остальные — все вместе — играем в футбол! Ворота здесь — и ворота здесь… Команда вот — и команда вот… Вратари на местах?.. Вы — судья. По свистку — начали с центра поля!
Игра с галлюцинаторным мячом — никакие мимы так не сыграют, фантастика! — люди носятся по сцене, толкаются, бьют «головой», забивают "голы"…
Вот судья почему-то хватает мяч сам…
А, вот в чем дело — он назначает пенальти, но наказываемая команда с этим не соглашается!..
Страсти, кажется, чересчур разгораются…
— Стоп! Игра окончена. Боевая ничья, отлично, спасибо всем… Все отдыхают, все спят… А вот вы проснитесь, и вы… Вы уже отдохнули, теперь можно сыграть и в настольный теннис…
Галлюцинаторный пинг-понг заставляет не просто вообразить, но и видеть — стол, сетку, ракетки и шарик… Отчаянно режется «Президент» с «Ойстрахом», закручивает подачу… Быстро бежит за «укатившимся» галлюцинаторным шариком…
— Стоп… Отдохните, поспите… А вы, ребята, садитесь на велосипеды! Поехали! Кто быстрее?!
Ух, как жмет на невидимые педали бывший неандерталец!.. В зале хохочут, про гипноз почти все забыли…
— Внимание, все меня слышат. Все стали самими собой. Скоро восьмое марта. Купим подарки женщинам. Сейчас мы откроем новый универсальный магазин, где вы сможете приобрести по умеренным ценам интересные вещи… Для себя и своих подруг…
Воспроизводим знаменитую сцену из "Мастера и Маргариты". Мессир Воланд концентрируется. Ассистент Гелла становится за галлюцинаторный прилавок.
— Подождите, еще не открыто… Народу много, займите очередь.
Опрометью бросаются, начинают толкаться. Если бы дверь не была галлюцинаторной, а взоры слегка мутноватыми…
— Позвольте, я впереди вас…
— Вас здесь не стояло…
Как легко воспроизводится потребительская лихорадка, коллективный невроз. Мир делится на тех, кто стоит в очереди и кто не стоит: непримиримо враждебные партии. Время течет убийственно медленно. Кассиршу, опаздывающую на восемнадцать секунд, словесно линчуют, но лишь появляется, все забыто и прощено…
Гражданин Первый с бдительностью носорога охраняет свое место. Посматривает на часы.
— На ваших сколько?
— Без пяти.
— А на моих без двух. Открывали бы уж!.. Пора!.. (Стук в галлюцинаторную дверь.)
— Тише, минутку терпения… Сейчас, открываем… Считаю от буквы «ка» до девяти… Большой выбор — при слове «эн»… Открывать можно?
— Нужно!!!..
— Ка-девять… эн!
— Мне вон тот мохеровый шарф.
— Мне французские туфли.
— Коробку шоколадных конфет… Галлюцинаторные французские туфли, матовые или лаковые, можно надеть тут же, оставив свои на сцене, — все по Булгакову… И конфеты можно сразу попробовать самому и угостить соседку — какая важность, что это сапожная щетка…
На научном симпозиуме по проблемам бессознательного в Тбилиси я частично рассказал о своих наблюдениях и экспериментах с загипнотизированными искусственными коллективами. Доклад назывался: "Гипноз как метод социального моделирования". Я продемонстрировал, что взаимодействующая группа сомнамбул, режиссируемая гипнотизером, — разъемная модель и метафора любой человеческой общности: от пары и семейной ячейки до нации, от религиозной секты до государства… Сегодня эти люди благожелательны, вежливо улыбаются, шутят, любят друг друга, сотрудничают. Завтра в их подсознание внедрится иная программа — и…
Почему завтра? — Через секунду!
Разница между экспериментальным гипнодурдомом и жизненным только в том, что на один мы с изумлением и ужасом, не веря глазам своим, взираем со стороны и аплодируем гипнотизеру или возмущаемся им, а в другом — участвуем, не ведая, что творится и что творим.
Массовые сеансы показывают крупным планом, как нами движет слепая вера, принимаемая за сознание.
Под конец каждого выступления почти обязательно приходит записка с вопросом: состоят ли гипнотизеры на особом учете? Обычный мой ответ: да.
Гипнотизеры состоят на учете у гипнотизеров.
* * *Эти строки я пишу в 2004 году. Позади 40 лет психотерапевтической и гипнотической практики.
Пришла пора основательно свериться с тем единственным всесторонним учетом, на котором я состою, как и всякий, чем бы ни занимался.
Мы все на учете у Того, кому невозможно наврать и кто любит каждого больше всех.
Мне можно уже не проводить массовые сеансы — опыта и наблюдений достаточно, даже слишком.
Дело мое сейчас все это поглубже понять и, как мед в банки, запечатывать понимание в тексты.
Не могу избавиться от дурацкой надежды, что понимание даст прозрение, а прозрение переменит жизнь.
