Вильгельм Райх - Анализ личности
Только тогда, когда характерологическая застенчивость станет патологической стыдливостью, когда компульсивно-невротическая приверженность к порядку превратится в компульсивный обряд; иными словами, когда невротический характер обострится невротически, только тогда человек ощутит себя больным.
Естественно, есть симптомы, которые не осознаются или понимание которых несущественно. Существуют некоторые черты характера, которые иногда выглядят патологическими, например - иррациональные приступы ярости, крайняя неряшливость, склонность ко лжи, пьянство, хвастовство и тому подобное. В целом, однако, осознание болезни показательно для невротического симптома, а отсутствие его говорит о черте невротического характера.
Второе важное различие состоит в том, что ни истерическая рвота, ни абазия, ни компульсивный счет, ни компульсивное мышление не могут быть рационализированы. О смысле симптома не может быть и речи, тогда как черта невротического характера имеет достаточно рациональную мотивацию и поэтому не выглядит патологической или бессмысленной.
Более того, чертам невротического характера есть объяснение, которое будет немедленно отвергнуто как абсурдное в приложении к симптомам. Мы нередко слышим: <Я просто такой>. Смысл этого утверждения состоит в том, что этот человек просто не может вести себя по-другому - таков его характер. Однако это не соответствует фактам, ведь анализ их развития показывает, что характер стал таким, а не каким-нибудь иным, по весьма специфическим причинам. Поэтому он подлежит анализу и может измениться, как и симптом.
Иногда симптомы так укореняются в личности, что становятся похожи на черты характера. Например, это компульсивный счет, полностью вошедший в основу необходимости человека быть методичным, или компульсивная методичность, проявляющаяся в каждодневных ригидных действиях (жестких ограничениях), например перед началом работы. Такие модели поведения считаются скорей эксцентричными, чем патологическими. Итак, понятие о болезни может быть весьма расплывчатым и иметь множество оттенков - начиная с симптома как отдельного инородного элемента, включая черту невротического характера и <дурную привычку>, и вплоть до рационально объясняемого поведения. Впрочем, поскольку эти оттенки для нас практически бесполезны, рекомендуется разграничивать симптомы и черты невротического характера, несмотря на искусственность всех подобных разграничений.
С учетом этой оговорки мы хотим предложить еще один подход, относящийся к определению структуры симптома и черт характера. В процессе анализа обнаруживается, что симптом имеет очень простую структуру в сравнении с чертой характера. Действительно, симптом также бывает весьма неопределенным; но чем глубже мы проникаем в его причины, тем больше мы выходим за пределы симптома и тем ясней понимаем, что его основа лежит в характере. Следовательно, с теоретической точки зрения, основа реакции, связанная с характером, может выражаться в любом симптоме. Симптом впрямую определен ограниченным числом бессознательных позиций; истерическая рвота, например, основывается на вытесненном желании феллации или оральному желанию к ребенку. Все это выражено в характере: первое - в виде ребячества, второе - в материнском отношении. Но истерический характер, определяющий данный симптом, основан на разнообразии - в основном антагонистических - стремлений и обычно выражается в специфических поведении и образе жизни. Анализировать поведение не так легко, как симптом; в целом, однако, и первый и второй можно проследить и понять на основе влечений и переживаний. В то время как симптом соответствует определенному переживанию или одному ограниченному желанию, характер, т. е. специфический образ жизни человека, представляет выражение всего прошлого этого человека. Так что симптом может проявиться неожиданно, в то время как развитие каждой отдельной черты характера требует многих лет. Мы также должны учитывать, что симптом не проявится, если основа невротической реакции не существует в характере.
При анализе невротическая черта характера в целом проявляется как компактный механизм защиты против наших аналитических усилий, и, когда мы прослеживаем происхождение этой защиты, мы видим, что она имеет и определенные структурные функции. С одной стороны, она защищает от внешних раздражителей, с другой - служит средством взять верх над либидо, которое постоянно выдвигается ид, поскольку либидозная и садистская энергии используются при формировании невротических реакций, при компенсации и т. д. Тревожность постоянно связывается в процессах, лежащих в основе формирования и сохранения этой защиты, - поскольку, согласно утверждению Фрейда, тревожность связана с компульсивными симптомами. Следовательно, нам нужно подробнее остановиться на структуре формирования характера.
Поскольку в этой структурной функции как защитном комплексе черта невротического характера устанавливает определенный, хотя и невротический баланс, анализ представляет угрозу для этого баланса. Именно из такого механизма нарциссической защиты эго вытекает сопротивление, придающее специфические черты анализу каждого отдельного случая.
О технике анализа сопротивления характера
Кроме содержания сновидений, ассоциаций, оговорок и других сообщений пациента, заслуживает особого внимания то, как пациенты рассказывают о своих сновидениях, делают оговорки, производят ассоциации и формируют сооб-щения.*
Случаи строгого соблюдения основного правота достаточно редки, и требуются долгие месяцы аналитической работы, чтобы исподволь внушить пациенту необходимость открытости. То, как пациент говорит, смотрит, здоровается с аналитиком, лежит на кушетке, изменения его голоса, соблюдаемый им уровень общепринятой вежливости и т.д.- важные ключи к пониманию скрытых сопротивлений, с помощью которых пациент противостоит основному правилу. А поскольку они поняты, то могут быть устранены с помощью интерпретации. Должно интерпретироваться не только то, что говорит пациент, но и то, как он это говорит. Аналитикам часто приходится сталкиваться с тем, что анализ не продвигается, ибо пациент не производит <материал>. Под материалом обычно понимается содержание ассоциаций и коммуникаций. Но когда пациент молчит или однообразно повторяет одно и тоже-это также материал, который должен быть использован полностью. Редко встречается ситуация, когда пациент вообще не выдает никакого материала, и мы должны обвинять лишь себя, если не можем использовать как материал само поведение пациента.
* Форма выражения является гораздо более важной, чем собственно содержание. Сегодня, чтобы добраться до решающе важных детских переживаний, мы используем только форму выражения. Именно форма выражения, а не содержание, приводит нас к биологическим реакциям, лежащим в основе психических проявлений.
Конечно, нет ничего нового в утверждении, что поведение и форма коммуникаций имеют аналитическое значение. Мы хотим этим сказать, что они дают нам возможность для анализа характера очень определенным и относительно сложным способом. Отрицательный опыт, полученный при анализе некоторых невротических личностей, учит нас, что вначале форма коммуникаций имеет гораздо большее значение, чем их содержание. Скрытые сопротивления очень часто встречаются у бесконечно вежливых и корректных пациентов, более того, всегда проявляющих обманчиво позитивный перенос или восторженно и монотонно кричащих о своей любви к аналитику; у тех, кто воспринимает анализ как своего рода игру; у <надежно защищенных>, исподтишка смеющихся над всем и вся. Это перечисление можно продолжать до бесконечности.
Чтобы подчеркнуть, что отличает анализ характера от анализа симптома, и лучше разъяснить общую идею нашего тезиса, рассмотрим два случая. Первый относится к двум мужчинам с преждевременной эякуляцией, у одного из них пассивно-женственный характер, у другого - фаллически-агрессивный. Второй случай - две женщины с расстройствами приема пищи, одна с компуль-сивным характером, вторая с истерическим.
Преждевременная эякуляция пациентов-мужчин имеет одинаковое бессознательное значение: страх перед (отцовским) фаллосом. На основе страха перед кастрацией, лежащего в основе симптома, оба пациента производят перенос негативного восприятия отца на аналитика. Они ненавидят аналитика (отца), потому что чувствуют в нем врага, ограничивающего их удовольствие, и каждый из них чувствует бессознательное желание избавиться от него. В то время как фаллически-садистский характер хочет избавиться от опасности кастрации с помощью брани, пренебрежения и угроз, пассивно-женственный становится все более и более доверчивым, все более пассивно преданным, все более идущим навстречу пожеланиям аналитика. У обоих характер формирует сопротивление: первый реагирует на угрозу агрессивно, второй убирает ее с помощью компромиссов, уклончивости и показной преданности.
