Психология масс - Зигмунд Фрейд
Д. Трудности
Возможно, что в предшествующем изложении мне посчастливилось нащупать верную аналогию между невротическим процессом и процессами становления религий и тем самым указать на возможное происхождение последних. В таком переносе феноменов индивидуальной психологии в психологию масс кроются две трудности, обусловленные различиями в их природе и проявлениях. Первая трудность заключается в том, что здесь мы рассматриваем лишь один случай из богатого арсенала религиозной феноменологии, не проливая свет на другие феномены. Автор вынужден с сожалением признать, что не может предъявить больше, чем данную аналогию, поскольку его профессиональных знаний недостаточно для того, чтобы во всей необходимой полноте завершить это исследование. Правда, исходя из своего ограниченного знания, автор может добавить сюда же случай учреждения мусульманской религии, каковое представляется ему усеченным повторением учреждения иудаизма и подражанием последнему. Мне кажется, что пророк Мухаммед изначально имел намерение полностью перенять еврейскую религию для себя и своего народа. Обретение единственного великого праотца привело к чрезвычайному подъему самосознания арабов, и этот подъем, в свою очередь, привел к величайшим потрясениям в тогдашнем мире, но истощил силы арабов. Аллах проявил большую благосклонность к своему избранному народу, чем Яхве к своему, но развитие новой религии вскоре закончилось застоем. Ей просто не хватило дальнейшего углубления, что произошло в иудаизме благодаря убийству основателя религии. Рационалистические с виду религии Востока являются по сути своей культами предков, то есть они останавливаются и застывают на ранних ступенях реконструкции прошлого. Если верно, что у первобытных народов нашего времени обнаруживается культ некоего высшего существа как единственное содержание их религии, то это следует рассматривать как задержку религиозного развития, которую можно сопоставить со множеством хорошо нам известных примеров рудиментарных неврозов. Мы не знаем, почему в обоих этих случаях не произошло дальнейшего развития. Можно предположить, что причиной тому степень общей одаренности этих народов, направление их коллективной деятельности и социальные условия, в которых они живут. Однако в психоанализе существует нерушимое правило браться только за решение посильных задач и не пытаться объяснить то, чего мы не знаем.
Другая трудность нашего вторжения в область массовой психологии еще более значима, так как она высвечивает новую фундаментальную проблему. Мы вынуждены ставить перед собой вопрос о том, каким образом предания воздействуют на жизнь народов. Этот вопрос не имеет значения для индивида, так как в этом случае он исчерпывается существованием следов прошлого в его подсознании. Но вернемся к нашему историческому примеру. Мы обосновали компромисс в Кадеше тем, что у вышедших из Египта людей продолжала существовать мощная религиозная традиция. В таком случае нет никаких проблем. По нашему допущению, эта традиция опиралась на устное предание, которое жившие в то время люди восприняли от своих предков, живших за два-три поколения до Кадеша. Сами эти предки являлись свидетелями и участниками событий, вошедших в предание. Но можем ли мы полагать, что то же самое имело место спустя много столетий, что традиция по-прежнему основывалась на знаниях, которые предшествующие поколения передавали своим внукам и правнукам? Что это были за люди, хранившие и передававшие такое знание потомкам? Этого мы в отличие от предыдущего случая сказать не можем. Согласно Селлину, предание об убийстве Моисея всегда сохранялось в кругу священства в устной форме до тех пор, пока оно не было зафиксировано письменно, что и дало возможность Селлину выйти на его след. Но знать о нем могли лишь немногие, оно не было достоянием народа. Достаточно ли этого, чтобы объяснить влиятельность и силу предания? Можно ли приписать знанию немногих такую мощь, чтобы, став общим достоянием, оно могло так сильно увлечь массу? Скорее мы должны предположить, что в невежественной массе существовало нечто такое, что каким-то образом было связано со знанием немногих и пришлось весьма кстати, когда это скрывавшееся знание стало достоянием массы.
Наша задача только усложнится, если мы обратимся к аналогичным случаям из доисторического времени. В течение тысячелетий было прочно забыто само существование праотца, обладавшего известными качествами, поэтому здесь мы не можем, как в случае с Моисеем, принять на веру существование какой-то устной традиции. В какой мере вообще может такая традиция быть принята во внимание? В какой форме могла она присутствовать?
Чтобы облегчить понимание читателю, который не желает или не может в силу отсутствия специальной подготовки углубляться в сложное психологическое содержание описываемых феноменов, я представлю готовый результат предпринятого исследования. Я полагаю, что в этом пункте сходство между индивидом и массой является почти полным, так как и в коллективном бессознательном массы хранятся следы воспоминания о прошлом.
С индивидом нам все более или менее ясно. Следы воспоминания о пережитом в раннем дет-стве у индивида, несомненно, сохраняются, хоть и в несколько видоизмененном состоянии. Можно сказать, что он всегда это помнит и знает, так же как он знает вытесненные в подсознание вещи. В ходе психоаналитических сеансов нетрудно видеть, как нечто, казалось бы, давно и прочно забытое снова всплывает в сознательной памяти. Забытое не пропадает, оно просто вытесняется; следы воспоминаний хранят его в первозданной свежести, но оно изолируется, как бы блокируется. Предмет вытесненного и забытого события может не вступать во взаимодействие с другими интеллектуальными процессами; он находится в подсознании и, следовательно, сознанию недоступен. Может также случиться, что известная часть вытесненного ускользнет в процессе вытеснения, но при первой же возможности снова вынырнет на поверхность сознания, но и здесь эта часть останется изолированной и чужеродной, не связанной с остальным мышлением и сознательной памятью. Такое далеко не всегда возможно, вытеснение может быть полным, и тогда память о вытеснении перестает участвовать в психической жизни.
Однако вытесненный материал сохраняет настоятельную потребность прорваться в сознание, и эта цель достигается при соблюдении трех условий.
1) Когда ослабевает противодействие этому, подточенное заболеванием, поразившим так называемое эго, или когда происходит перераспределение энергии противодействия, что чаще всего наблюдается в состоянии сна.
2) Когда усиливаются инстинктивные побуждения вытесненного элемента; такое мы чаще всего наблюдаем в пубертатный период с началом полового созревания.
3) Когда в недавнем чувственном опыте индивид встречается с впечатлениями и переживаниями, которые так похожи на впечатления и переживания, связанные с вытесненным событием, что он может
