Зигмунд Фрейд - Толкование сновидений
Есть еще другой ряд возражений против нашего метода толкования сновидений, которыми мы должны заняться сейчас. Мы поступаем ведь следующим образом: мы опускаем все целевые представления, господствующие обычно над нашим мышлением, обращаем свое внимание на какой-либо элемент сновидения и замечаем, какая из наших нежелательных мыслей соответствует ему. Затем мы берем следующую составную часть содержания сновидения, повторяем над ней ту же работу и, не обращая внимания на тот путь, на который увлекают нас мысли, устремляемся вслед за ними. При этом мы все время твердо уверены в том, что в конце концов без всякого содействия с нашей стороны мы придем к мыслям, из которых возникло сновидение. Против этого критика возражает приблизительно следующее. В том, что каждый элемент сновидения приводит к чему-либо определенному, нет ничего удивительного. С каждым представлением можно что-либо связать по ассоциации; странно только, что при этом бесцельном и произвольном мышлении доходят как раз до мыслей, скрывающихся за сновидением. По всей вероятности, это просто самообман; от одного элемента следуют по ассоциативной цепи до тех пор, пока она без всякой видимой причины неожиданно не обрывается; когда затем включается второй элемент, то вполне естественно, что первоначальная неограниченность ассоциации претерпевает сужение. Прежняя нить мыслей свежа еще в памяти и потому при анализе второго представления легче можно найти отдельные мысли, которые имеют нечто общее и со звеньями первой цепи. При этом аналитик уговаривает себя, что ему удалось найти мысль, которая служит узловым пунктом между двумя элементами онови-дения. Так как обычно при соединении мыслей позволяют себе всякие вольности и, в сущности, исключают лишь переходы от одного представления к другому, вступающие в силу при нормальном мышлении, то, в конце концов, не трудно уже из ряда «промежуточных мыслей» состряпать что-нибудь, что именуется затем мыслями, скрывающимися за сновидением, и выдается бездоказательно за психический базис сновидения. Во всем тут, однако, царит произвол и остроумное использование случайности, и каждый, кто решится на такого рода бесцельный труд, сумеет дать любое толкование любому сновидению.
В ответ на такие возражения мы можем сослаться на впечатления от вашего толкования сновидений, на неожиданную и примечательную связь с другими элементами сновидения, которая обнаруживается при прослеживании отдельных представлений, и на невероятность того, что нечто, что так исчерпывающе полно раскрывает сновидение, как наше толкование может быть достигнуто иначе, чем раскрытием ранее составленных психических соединений. В свою защиту мы могли бы сказать еще, что наш метод толкования сновидений идентичен с методом «разрешения» истерических симптомов, где правильность метода подтверждается появлением и исчезновением симптомов, где, таким образом, разъяснение текста опирается на сопутствующие иллюстрации. Мы не имеем, однако, основания избегать проблемы, каким образом благодаря прослеживанию произвольно и бесцельно развивающейся цепи мыслей достигается вполне определенная цель, – эту проблему мы можем, хотя и не разрешить, но зато всецело устранить.
Дело в том, что, безусловно, неправильно утверждение, будто мы прослеживаем бесцельный ход представлений, если, как при толковании сновидений, заставляем появляться наружу нежелательные представления. Можно доказать, что мы всегда можем отказываться лишь от известных нам целевых представлений и что вместе с исчезновением последних появляются неизвестные, или, как мы их неправильно называем, бессознательные целевые представления, которые и обусловливают затем течение нежелательных представлений. Мышления без целевых представлений, благодаря воздействию нашей собственной душевной жизни, вообще не существует: я не знаю даже и того, при каких состояниях психической неуравновешенности оно вообще мыслимо. Психиатры слишком рано отказались здесь от прочности психической сети. Я знаю, что беспорядочный ход мыслей, лишенный целевых представлений, столь же редко проявляется при образовании истерии и паранойи, как и при образовании или толковании сновидений. При эндогенных психических заболеваниях[116] он вообще, может быть, не имеет места; даже бред умалишенных, по остроумному предположению Лёре, вполне осмыслен и непонятен для нас лишь благодаря его отрывочности. При своих наблюдениях я приходил к аналогичным заключениям. Бред – результат деятельности цензуры; она не дает себе больше труда скрывать эту деятельность и вместо того, чтобы способствовать переработке, беспощадно отбрасывает все, что идет против нее; остающееся и кажется нам непонятным и бессвязным.[117]
Свободное передвижение представлений по любой ассоциативной цепи проявляется, быть может, при деструктивных органических мозговых процессах; что разумеется под этим, при психоневрозах может быть раз и навсегда объяснено воздействием цензуры на ряд мыслей, который выдвигается на передний план продолжающими быть скрытыми целевыми представлениями. См. блестящее доказательство этого положения у К. Юнга. «К психология dementia praecox» (раннего слабоумия). Несомненным признаком ассоциации, лишенной целевых представлений, считалось то, когда появляющиеся представления (или образы) связывались, по-видимому, между собой узами так называемых поверхностных ассоциаций, то есть при помощи созвучия, словесной двусмысленности, совпадения по времени вне отношения к смыслу, словом, при помощи всех тех ассоциаций, которыми мы пользуемся в анекдотах и в игре слов. Этот признак относится к тем соединениям мыслей, которые от отдельных элементов содержания сновидений приводят нас к «коллатералям», а отсюда уже к истинным мыслям, скрывающимся за сновидениями; во многих анализах мы встречались с примерами этого, и они, вполне естественно, должны были вызывать наше удивление. Ни одна ассоциация не считалась при этом ничтожной, ни одна острота не казалась настолько незначительной, чтобы не послужить мостом от одной мысли к другой. Однако правильное понимание такой снисходительности не представляет труда. Всякий раз, как какой-нибудь психический элемент связывается с другим при помощи странной и поверхностной ассоциации, имеется еще и другая более естественная и глубокая связь между тем и другим, претерпевающая сопротивление цензуры.
Гнет цензуры, а не устранение целевых представлений служит причиной преимущественного господства поверхностных ассоциаций.[118] Поверхностные ассоциации замещают в изображении более глубокие, когда цензура делает недоступными эти нормальные пути соединения. Это похоже на то, как если какая-нибудь катастрофа, например, наводнение, преграждает в горах все большие широкие дороги; сообщение поддерживается тогда по неудобным и крутым пешеходным тропинкам, по которым бродит обычно только охотник.
Тут можно различить два случая, которые, в сущности, сливаются воедино. Или цензура направляется лишь против соединения двух мыслей, из которых каждая в отдельности не возбуждает ее протеста. Тогда обе мысли входят в сознание по очереди; их связь остается скрытой, но зато мы замечаем поверхностную связь между ними, которая иначе не пришла бы нам в голову и которая обычно исходит из другого пункта комплекса представлений, чем тот, из которого исходит подавленное, но существенное предоставление. Или же обе мысли сами по себе ввиду своего содержания подлежат цензуре; в этом случае обе они предстают не в правильной, а в модифицированной форме: мысли, заменяющие их, избираются таким образом, что при помощи поверхностной ассоциации выражают ту существенную связь, в которой находятся заменяемые ими мысли. Под гнетом цензуры в обоих случаях происходит смещение с нормальной естественной ассоциации к поверхностной и представляющейся абсурдной.
Учитывая это смещение, мы спокойно доверяемся при толковании сновидения и поверхностной ассоциации. Те же соображения относятся, разумеется, и к тому случаю, когда поверхностные ассоциации проявляются в самом содержании сновидения, как, например, в обоих сновидениях, сообщенных Мори (см. выше pelerinage – Pelletier – pelle, километр – килограмм – Гилоло – лобелия – Лопец – лото). Ид анализов невротиков я знаю, какое воспоминание находит себе обычно выражение при этом: воспоминание о чтении энциклопедического словаря (и словаря вообще), из которого большинство в период зрелости удовлетворяет свое любопытство относительно раскрытия половых тайн.
Психоанализ неврозов[119] широко пользуется обоими этими положениями: как тем, что с устранением сознательных целевых представлений господство над ходом представлений переходит на таковые же скрытые, так и тем, что поверхностные ассоциации лишь заменяют собой подавленные и более глубокие; оба эти положения служат даже основой всей техники этого психоанализа. Когда я заставляю пациента отбросить все размышления и рассказать мне, что приходит ему в голову, то я предполагаю при этом, что он не может отогнать от себя представлений о цели лечения, и считаю себя вправе заключить отсюда, что все то мнимо невинное и произвольное, о чем он мне сообщает, стоит в связи с его болезненным состоянием. Второе целевое представление, о котором пациент не догадывается, это представление обо мне. Полная оценка и подробное рассмотрение этого вопроса относится ввиду этого к изложению психоаналитической техники как терапевтического метода. И тут мы подошли к одному из пунктов, выходящих за пределы проблемы толкования сновидений.
