Почему мы убиваем? Злость, ненависть, агрессия и так называемое «зло» - Конрад Захариас Лоренц
Не все из дименсий важны для каждой эмоции. Смит и Элсворт в основном согласны с анализом провоцирующих гнев событий, предложенным Вайнером. Они нашли, что, когда люди испытывают чувство гнева, обычно они оценивают возбуждающую эмоции ситуацию как обусловленную чьими-то действиями (т. е. кто-то ответствен за неприятное событие) и думают, что случившееся могло быть подконтрольным (т. е. от кого-то зависело, произойдет оно или нет). Однако Смит и Элсворт расширили концепцию Вайнера следующим положением: большинство людей рассматривает возбуждающую гнев ситуацию как решительно неприятную и требующую значительных усилий. (По существу, это означает, что индивид, оказывающийся в подобной ситуации, испытывает интенсивное возбуждение и должен прилагать усилия, чтобы справиться с неприятным событием.) Теоретически Джейн была бы рассержена в такой степени, в какой она была бы уверена, что мужчина был лично ответствен за то, что не явился на свидание, и был в состоянии контролировать случившееся. Ситуация также была бы исключительно неприятной для нее и, по всей вероятности, вызвала бы у нее сильное эмоциональное возбуждение.
Вне зависимости от того, говорят ли они об «оценках» или об «атрибуциях», другие теоретики доказывают, что необходимы еще и другие убеждения (суждения, мнения) для того, чтобы вызвать у субъекта чувство гнева. Как я уже отмечал, Джеймс Эверилл утверждает, что гнев – это обвинение в том, что с нами поступили дурно. Мы, вероятно, будем испытывать гнев не только потому, что нам не удалось получить то, что мы хотели, и обвиняем кого-то за эту неприятность (т. е. мы считаем, что кто-то был ответствен и мог повлиять на то, что случилось), но также и потому, что считаем действия этого другого человека несправедливыми или нарушающими социальные нормы. Иными словами, согласно Эвериллу, Джейн была бы рассержена в той степени, в какой она считала бы, что этот мужчина намеренно поступил с ней нехорошо. Лазарус идет еще дальше. С его точки зрения, гнев возникает только лишь в том случае, если событие трактуется как лично значимое, а также когда подвергающийся воздействию человек неуверен в своей способности справиться с ситуацией. Джейн испытывала бы чувство гнева лишь в той степени, в какой она думала бы, что поведение мужчины, не пришедшего на свидание, представляет для нее какую-то угрозу (Averiil, 1982; Lazarus & Smith, 1989).
Схематическое описание двух когнитивных концепций гнева
Но что, если нет возможности кого-либо обвинить?
Я хочу на время отложить обсуждение недостатков этих концепций, но должен остановиться на одном важном моменте, отмеченном некоторыми когнитивистски ориентированными теоретиками. Разумеется, читателю известно (и я уже упоминал об этом), что люди иногда приходят в состояние гнева, даже если обвинять совершенно некого. Вы можете рассердиться из-за своей машины, если она вдруг сломается во время поездки, или начать беситься из-за погоды, если гроза испортила вам пикник, и даже можете разразиться проклятиями, если полка, которую вы только что прикрепили, вдруг оборвалась. В этих, как и во многих других случаях неприятные события не могут быть приписаны чьему-либо злонамеренному действию, но гнев все равно возникает. Почему? Часто встречаемый ответ на этот вопрос состоит в том, что люди действительно думают, что те или иные конкретные обстоятельства ответственны за постигшие их разочарования. Они расценивают вещь – машину, грозу, полку или любой раздражающий их объект – как некое «существо» или «сущность» и обвиняют его в злонамеренности. «Эта проклятая штука опять меня подвела», – так, вероятно, они думают и, как следствие, злятся на вещь, которая «поступила с ними нехорошо или несправедливо».
Многие из читателей, несомненно, согласятся с такой возможностью. Разве нам не знакомы подобные мысли, приходящие в голову, когда мы попадаем в неприятные ситуации? Быть может, мы склонны приписывать наши неприятности некой специфической «сущности», даже когда ответственной на самом деле была та или иная имперсональная естественная сила. Я вернусь к рассмотрению этой возможности несколько позже.
Экспериментальное подтверждение роли атрибуций в детерминировании эмоций
Большая часть эмпирических данных, подтверждающих представленный выше анализ, была получена в исследованиях, проводимых в естественных условиях, когда обычных людей спрашивали об их эмоциональных состояниях. Эти сообщения являются источниками ценной информации об эмоциях, но они подвержены искажающим влияниям. В их числе помыслы респондентов о желаемом (wishful thinking), попытки постфактум представить данное событие в лучшем свете, ранее усвоенные представления о природе того или иного специфического эмоционального состояния и т. д. Единственный способ исключить подобные источники ошибок состоит в том, чтобы дополнить исследования в естественных условиях экспериментами, в которых ситуационные влияния подвергаются намеренным манипуляциям. К счастью, социальными психологами было проведено немало экспериментов, продемонстрировавших влияния атрибуций на эмоциональные реакции.
Двухфакторная теория эмоций Шехтера – Зингера
Большинство современных теоретических построении относительно роли атрибуций в порождении эмоций берет свое начало от широко известной когнитивной теории эмоций, опубликованной Стэнли Шехтером и Джеромом Зингером в 1962 году (Schachter, 1964; Schachter & Smith, 1962). Любое обсуждение роли когниций в развитии чувства гнева было бы существенно неполным без рассмотрения этой теории.
Шехтер и Зингер начали свой анализ с того, что подвергли сомнению идею (выдвинутую У. Джеймсом и другими) о том, что конкретные эмоции являются функцией специфических телесных реакций. Согласно Щехтеру и Зингеру, мы не потому чувствуем гнев, что наши мышцы напрягаются, челюсти сжимаются, пульс учащается и т. д., но потому, что мы испытываем общее возбуждение и у нас имеются определенные когниции относительно природы нашего возбуждения.
Согласно этой теории, когда люди сталкиваются с возбуждающим эмоцию событием, они, вероятно, вначале испытывают нейтральное и недифференцированное физиологическое возбуждение. Теоретически то, что происходит дальше, зависит от того, знают ли они о том, почему возбуждены, и что они чувствуют. Если люди не уверены относительно того, какую эмоцию они переживают, то, вероятно, будут искать в ситуации ключевые сигналы, которые могли бы помочь им объяснить природу данных ощущений. «Что я чувствую?» – спрашивают они себя, быть может, на бессознательном уровне. «Я боюсь, взволнован, рассержен или что?» Они ищут ответ. Однако если С самого начала они понимают, чем вызвано их возбужденное состояние и каковы их чувства, то им не приходится искать информацию о происходящем: они уже знают,
