Символическая жизнь. Том 2. Работы разных лет - Карл Густав Юнг
Предисловие к книге Юнга «Психология и образование» на иврите[581]
1822 Передо мной лежит еврейское издание моих очерков по психологии и воспитанию. Не зная иврита, я не могу оценить достоинств перевода, поэтому могу только поприветствовать публикацию как своего уникального «первенца».
1823 Поскольку справедливо утверждать, что изучение детской психики и вопросы образования занимают сегодня особое положение и привлекают широкое внимание, не покажется неуместным воздать должное в этом отношении аналитической психологии. Я никогда не предпринимал специальных исследований детской психики, а просто собирал любопытные примеры из своей психотерапевтической практики. Однако мне удалось сделать ряд небезынтересных наблюдений, во‐первых, по поводу взрослых, которые так и не избавились от досадного инфантилизма, а во‐вторых, по поводу сложных отношений между родителями и детьми; в‐третьих же – в отношении самих детей.
1824 Комплексная психология ребенка и в особенности психические расстройства детей чаще всего каузально связаны с психологией родителей, и в большинстве случаев следовало бы пристально отслеживать ошибочное поведение родителей и воспитателей, а не саму детскую психику, которая самостоятельно будет функционировать правильно без вредного влияния родителей. Важнейшим вопросом здесь, наряду с воспитанием ребенка, является образование воспитателей. Надеюсь, что эти очерки окажутся полезными в обозначенных пределах и горячо рекомендую их читателям.
К. Г. Юнг,
июнь 1955
Приложение
Предисловие к первому тому «Психологических исследований»[582]
1825 Сборник «Психологические исследования» состоит из работ моих друзей и учеников, а также других коллег, а также отмечает мой собственный вклад в психологию. В соответствии с характером наших психологических интересов в эту серию войдут не только работы в области психопатологии, но и исследования общепсихологического характера. Нынешнее состояние психологии, по-видимому, побуждает школы и движения создавать собственные печатные органы, поскольку таким способом можно избежать досадной тематической разноголосицы, что мы видим на примере множества различных периодических изданий. Вдобавок общая система научных взглядов получает подходящее выражение посредством совместной публикации под одной обложкой и в одной серии.
Редактор серии К. Г. Юнг,
Кюснахт, Цюрих, май 1914 г.
Выступление на церемонии представления «Юнгианского кодекса» (расширенная версия)Черновик из архивов Юнга. См. выше, абз. 1514 и далее. Места, которые автор вычеркнул или исправил в окончательном варианте текста, выделены курсивом
Господин председатель, viri magnifici, дамы и господа!
1826 Мне доставляет большое удовольствие принять этот драгоценный дар от имени нашего Института. Я благодарю вас за эту возможность, а также за удивительную и незаслуженную честь, которую мне оказали, назвав кодекс моим именем. Хочу отдельно поблагодарить господина Пейджа, благодаря щедрой финансовой помощи которого стало возможным приобретение папируса, и доктора Майера, который своими неустанными усилиями предоставил этому тексту дом.
1827 Доктор Майер попросил меня сказать несколько слов о психологическом значении гностических текстов. Из четырех трактатов, содержащихся в этом кодексе, я хотел бы в особенности выделить Evangelium Veritatis[583], важный валентинианский текст, который дает нам некоторое представление о духовности второго века нашей эры. «Евангелие истины» – это не столько евангелие, сколько трактат, объясняющий христианскую благую весть; оно принадлежит к ряду многочисленных «явлений усвоения», и его цель – донести эту странную и трудно усваиваемую весть до эллинистического египетского мышления[584]. Автор текста явно взывал к интеллекту своего читателя, в полном соответствии с библейским речением: «Для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие»[585]. Для него Христос – прежде всего светоч, ниспосланный Отцом, дабы рассеять тьму человеческого невежества и бессознательности. Предсказанное избавление от агнозии находит параллели с рассказами Ипполита о гностиках (в частности, о наассенах и ператах) в его «Опровержении». Там же приводятся многочисленные примеры явления, которое я сам именую «явлением присвоения»: этим термином я обозначаю специфические психические реакции на фигуру и слово Христово в языческом мире, прежде всего аллегории и символы наподобие рыбы, змеи, льва, павлина и пр., характерные для раннего христианства, а еще куда более обильную символику гностицизма, которая явно привлекалась для того, чтобы разъяснить метафизическую роль Спасителя. Что касается современного сознания, это обилие символов, притч и синонимов вызывает прямо противоположные последствия, лишь углубляя тьму и опутывая светоч паутиной едва понятных аналогий.
1828 Гностическое умножение символов, которое мы встречаем у Ипполита, отчасти гимнообразно, а отчасти носит сновидческий характер, каковой неизменно обнаруживается там, где возбужденное воображение пытается прояснить некое бессознательное содержание. Это, с одной стороны, интеллектуальные, философские или, скорее, теософские рассуждения, а с другой – аналогии, синонимы и символы, психологическая природа которых по определению убедительна. Явление усвоения (присвоения) во многом представляет собой реакцию психической глубины, то есть бессознательного, которое возбуждается архетипическими образами и отвечает им, показывая тем самым, в какой степени весть проникла в недра психики и как именно толкует явление Христа.
1829 Вряд ли, конечно, гностические попытки разъяснения оказались успешными в языческом мире, тем паче что церковь вскоре выступила против них и принялась при любой возможности подавлять. К счастью, в ходе этого подавления некоторые лучшие (судя по их содержанию) произведения удалось сохранить для потомков, и сегодня мы все-таки можем оценить, как бессознательное того времени воспринимало христианское послание. Это восприятие, разумеется, имеет особое значение для психологов и психиатров, которые по роду занятий изучают психические проблемы; вот почему наш Институт так заинтересован в приобретении и переводе гностических текстов.
1830 Хотя гностические практики были постепенно отвергнуты и забылись, сам процесс усвоения знаний продолжался на протяжении всего Средневековья, да и по сей день мы наблюдаем его всякий раз, когда индивидуальное сознание сталкивается с собственной тенью или с низшей частью личности. Эта сторона человеческой личности, которая чаще всего вытесняется из-за ее несовместимости с нашим собственным представлением о себе, состоит не только из низших характеристик, но отражает все бессознательное; то есть почти всегда это первая форма, в которой бессознательное привлекает внимание сознания. Психология Фрейда занималась, так сказать, исключительно этой стороной. Однако за тенью выступают более глубокие слои бессознательного, которые, насколько мы можем установить, состоят из архетипических, порой инстинктивных структур, так называемых образцов поведения. Под влиянием чрезвычайных психических ситуаций, особенно жизненных кризисов, эти архетипические формы или образы могут спонтанно вторгаться в сознание как у больных, так и у здоровых людей. Однако общее правило гласит, что современному человеку требуется помощь специалиста для осознания тьмы в себе, поскольку большинство из нас уже давно забыло об этой основополагающей задаче христианства – о преодолении моральной и интеллектуальной агнозии естественного человека.
