Психопатология обыденной жизни. О сновидении - Зигмунд Фрейд
«Господин З., старый юрист и филолог, рассказывал в одной компании, как в студенческие годы водил знакомство с неким откровенно глупым студентом, над которым все вокруг потешались. При этом он не смог вспомнить имя этого студента, разве что утверждал, что то начиналось с буквы W (правда, чуть позже сам отказался от этой мысли). По его словам, глупый студент со временем сделался виноторговцем. Господин З. поведал очередную байку о глупости этого студента и снова подивился тому, что никак не может вспомнить имя. “Он был таким ослом, что я до сих пор не понимаю, как мне удалось втемяшить ему в голову латынь”. Мгновение спустя он вспомнил, что фамилия студента оканчивалась на “-ман”. Тут его спросили, помнит ли он другие фамилии с таким окончанием, и он назвал фамилию Эрдман. “Кто это? – Еще один студент времен моей молодости”. Дочь господина З. возразила, что ей знаком профессор Эрдман. После расспросов выяснилось, что этот профессор Эрдман, редактор научного журнала, недавно отказался принять статью З., с которой частично не соглашался; З. сильно расстроился, поскольку хотел опубликовать именно статью, а не заметку. (Позже я узнал, что много лет назад З. всерьез рассчитывал стать профессором той же кафедры, на которой сейчас читает лекции профессор Эрдман. Это, следовательно, могла быть дополнительная причина для недовольства и огорчения.)
Тут ему внезапно вспомнилось имя глупого студента: “Линдеман!” Поскольку он уже припомнил окончание “-ман”, долго оставалась вытесненной первая часть фамилии – “Линде” (букв. липа). Когда З. спросили, какие ассоциации вызывает у него слово “Линде”, он ответил, что никаких. Я стал настаивать, что этого не может быть, и З., уставясь в потолок, махнул рукой: “Липа – красивое дерево”. Больше ему добавить было нечего. Остальные присутствующие продолжали заниматься своими делами, но вдруг З. мечтательным голосом продекламировал следующий отрывок:
Steht er mit festen
Gefügigen Knochen
Auf der Erde,
So reicht er nicht auf
Nur mit der Linde
Oder der Rebe
Sich zu vergleichen[41].
Я торжествующе вскричал: “Вот наш Эрдман (землянин. – Ред.)! Человек, который твердо стоит на земле, который не может подняться достаточно высоко, чтобы сравниться с липой (Линдеман) или с виноградной лозой (=виноторговец). Другими словами, ваш Линдеман, глупый студент, ставший впоследствии виноторговцем, был, конечно, сущим ослом, но ваш Эрдман куда больший осел, он не идет ни в какое сравнение с этим Линдеманом!” Для бессознательного такое уничижение вполне обыденно, и мне показалось, что основная причина забывания имени в данном случае раскрыта.
Я уточнил, из какого стихотворения этот отрывок. Господин З. сказал, что это стихотворение Гете, которое, по его мнению, начиналось так:
Edel sei der Mensch
Hilfreich und gut!
(Букв. «Да будет человек благородным, заботливым и добрым». – Ред.)
Далее же в тексте были следующие строки:
Und hebt er sich aufwärts,
So spielen mit ihm die Winde.
(Букв. «А если вознесется ввысь, ветры станут с ним играть». – Ред.)
На другой день я просмотрел это стихотворение Гете, и оказалось, что этот случай еще интереснее и сложнее, чем виделось поначалу.
Первые строки, которые процитировал З., на самом деле гласили:
Steht er mit festen
Markigen Knochen…
Выражение “Gefügige Knochen” (гибкие кости. – Ред.) звучало довольно странно, однако я не буду углубляться в этот вопрос.
Далее строфа гласила:
Auf der wohlgegründeten
Dauernden Erde;
Reicht er nicht auf,
Nur mit der Eiche
Oder der Rebe
Sich zu vergleichen.
Во всем стихотворении нет ни единого упоминания о липе. Превращение “дуба” в “липу” состоялось в бессознательном З. и преследовало единственную цель – сделать возможной игру слов “земля – липа – лоза”.
Это стихотворение называется “Границы человечества”, и в нем ничтожность рода людского сопоставляется со всемогуществом богов. Начальные, по З., строки, а именно:
Edel sei der Mensch
Hilfreich und gut![42] —
относятся к другому стихотворению, в книге оно располагалось несколькими страницами позже. Это стихотворение “Божественное”, и в нем также содержатся размышления о богах и людях. Дальнейшего развития эта история не получила, могу в лучшем случае предположить, что мысли о жизни и смерти, о временном и вечном, о собственной бренной жизни и о неизбежной кончине также сыграли свою роль в этом забавном происшествии».
Как явствует из приведенных примеров, в некоторых случаях приходится использовать все ухищрения психоаналитического метода для объяснения забывания имен. Любой, кто хочет больше узнать об этом, должен обратиться к статье Эрнеста Джонса[43] (1911 г.).
т) Ференци отмечает, что забывание имен также может проявляться в качестве симптома истерии. Тогда оно обнажит действие совершенно иного психического механизма, и суть этого различия ясна из следующего наблюдения:
«В настоящее время я лечу пациентку, старую деву преклонного возраста, в памяти которой не всплывают даже лучше всего знакомые и самые известные имена собственные, хотя в остальном память ее не подводит. В ходе анализа выяснилось, что этот симптом служит для нее как бы залогом и подтверждением собственного происхождения. Нарочитое невежество на самом деле призвано бросить упрек ее родителям, которые не дали ей никакого высшего образования. Мучительная одержимость этой дамы чистотой (“психоз домохозяйки”) также частично проистекает из того же источника. Она словно хочет сказать: “Вы превратили меня в служанку”».
* * *
Я мог бы и далее множить примеры забывания имен и продолжать их разбор, если бы мне не пришлось для этого уже теперь изложить едва ли не все те общие соображения, которые относятся к последующим темам (чего хотелось бы избежать). Позволю себе поэтому в нескольких положениях подвести итоги выводам, вытекающим из сообщенных выше фактов.
Механизм забывания имен (точнее, ускользания из памяти, временного забвения) состоит во вмешательстве в предполагаемое воспроизведение имени со стороны чужой и в текущее мгновение неосознаваемой цепочки мыслей. Между именем, которое терпит таким образом урон, и комплексом, создающим эту помеху, либо с самого начала существует некая связь, либо зачастую эта связь устанавливается путем искусственных на вид сочетаний при помощи поверхностных (внешних) ассоциаций.
Среди расстраивающих комплексов наибольшую силу обнаруживают комплексы «самоотношения»
