Михаил Леонтьев - Идеология суверенитета. От имитации к подлинности
Этот подход, безусловно, обладает тем преимуществом, что он инерционен, неконфронтационен, естественен для действующей ныне модели глобального мира. Это шанс не только подзаработать на подряде, но и понравиться хозяевам этого мира. Шанс, что не будут обижать, и даже, возможно, пустят дальше передней.
Однако в контексте нынешнего кризиса всё это просто неверно. Поскольку это кризис именно данной глобальной системы, которая в процессе его перестанет быть и глобальной, и системой. Проще говоря, все эти радужные мечты базировались на концепции непрерывного и неограниченного роста, концепции продуцирования новых и новых ресурсов, достаточных для освоения и адаптации «развивающихся» стран и народов. Это всё напоминает мечты Украины о евроинтеграции. Построенные на древних сказках, как Евросоюз поднимал какую-нибудь Испанию и Португалию. Или Грецию. Кстати, где она теперь, эта Греция?
Ничего этого больше не будет. Нынешняя экономическая эпоха этим кризисом заканчивается. Даже игнорируя то обстоятельство, что Россия не сможет сохраниться как единый субъект и вообще как субъект, вписавшись на подсобные роли, — бог бы с ним, с субъектом, для настоящего либерала это не существенно, — даже в этом случае никаких надежд «вписаться» нет. Внешняя конъюнктура для России на обозримую перспективу будет негативной (послушайте хоть того же Кудрина). А вышеописанная модель полностью определяется внешней конъюнктурой.
«Новая индустриализация»: Россия на стройке
«Новая индустриализация» предполагает восстановление индустриальной мощи России на новой технологической и социальной базе. Это единственная возможная модель сколько-нибудь автономного развития. То есть единственная модель развития в условиях неблагоприятной внешней конъюнктуры. И, естественно, это модель, ориентированная на внутренние ресурсы и внутренний рынок.
Страна нуждается в такой индустриализации, поскольку объективно потребность в обновлении материальной базы экономики колоссальная. Мы находимся на стадии массового выбытия машин и механизмов всех видов — станков, турбин, движков, самолётов.
Эта потребность не рождает коммерческого спроса, поскольку в конечной фазе, потребительской, он закрывается лавиной импорта. Эта лавина, оплаченная сырьевой рентой, не только развращает страну, но и добьёт её в ближайшей перспективе, обрушив положительное торговое сальдо — единственное, на чём держится стабильность нашей системы. То есть для выполнения такой задачи необходимо системно приступить к дестимулированию сначала импорта, а затем и экспорта. Поскольку экспортная зависимость ничуть не менее опасна, чем импортная.
Опять же из задачи автономизации возможностей развития вытекает необходимость максимальной постсоветской реинтеграции: нынешняя РФ просто мала для такой задачи с точки зрения потенциала внутреннего рынка. И одновременно — строящаяся Россия станет гораздо более привлекательным центром интеграции, чем разрушающаяся.
В этом контексте хотелось бы уточнить выведенную Александром Дугиным формулу «патриотизм минус либерализм». Это всё абсолютно верно, если речь идёт о политическом либерализме. Много раз говорилось, что русский политический либерализм — это даже не концепция или мировоззрение, а геополитическая ориентация. Посему в России либеральная партия — это всегда партия национального предательства. Что касается либеральных экономических моделей, то они имеют право и обязанность существовать там, где им место. Поскольку более эффективного экономического механизма, чем рынок там, где вмешательства государства не требуется по каким-то особым причинам, человечество не придумало. И одна из задач будущей рабочей модели «русского прорыва» — это отделить конкурентный рынок от финансовых паразитов.
При наличии воли, в первую очередь воли к самосохранению, задача всякой модернизации решается одинаково. На стартовом этапе — это массовая закупка, иногда под ключ, предприятий, технологий, знаний и их носителей. В этом смысле модернизации Петра, Бисмарка, Мэйдзи, Сталина ничем не отличаются друг от друга. Различия только в источниках средств, способах их добывания и использования.
И, наконец, с точки зрения сохранения политической и социальной стабильности, которая в конечном итоге опирается на легитимность действующей власти, «Новая индустриализация» — это насущная необходимость. Хватит делить, гнить и ныть! «Россия на стройке» — это единственно возможный конкретный материально воплощаемый лозунг, способный вернуть нашему народу смысл существования.
«Новая индустриализация» и переломные технологии
На секунду вынесем за скобки нынешний глобальный кризис, шаг за шагом неумолимо разрушающий весь действующий миропорядок. Очевидно одно: материальной формой выхода (или невыхода) из этого кризиса точно будет технологическая революция, не имеющая прецедентов в истории человечества ни по скорости, ни по масштабам влияния на экономику, трудовую деятельность и вообще всю человеческую жизнь.
Нынешней весной крупнейшая консалтинговая компания «МакКинзи» опубликовала фундаментальное исследование о перспективах и последствиях развития прорывных технологий до 2025 года. 12 лет — это исторический миг на самом деле. При этом подчёркивается, что это не футурология, а простая экстраполяция уже действующих процессов, то есть, по сути, это самый минималистский прогноз.
Авторы утверждают, что масштаб перемен в человеческой жизни и деятельности, вызванный этими процессами, во много раз превосходит результат промышленной революции. Авторы употребляют термин disruptive technologys (не вкладывая в это априори чисто негативного смысла). Disruptive — по словарю — «разрушительный», «подрывной» — в смысле переламывающий существующий порядок вещей.
Не отягощая читателя подробностями, попытаюсь обобщить итоги исследования по отдельным группам самых «подрывных» технологий.
Это мобильный интернет, облачные технологии, интернет, встроенный в приборы, предметы и т. д. Суть в том, что любые объёмы компьютерной памяти и мощности становятся доступными в любом удалении от самого «железа».
Это роботизация, беспилотный транспорт, 3D-принтеры, означающие, по сути, отказ от современного массового крупносерийного производства и от современного традиционного промышленного труда. Традиционный рабочий исчезает. «Китаец» больше не нужен. И это, кстати, предпосылка для реиндустриализации в «развитом» мире на совершенно новой технологической основе.
Это революция в области новых материалов и технологий, в том числе, что в нашем случае особенно важно, добычи энергоресурсов и производства энергии. Та самая «сланцевая революция», альтернативные источники: суть в том, что энергоресурсов — как традиционных углеводородов, так и альтернативных — становится на порядок больше, они становятся принципиально доступнее и дешевле. Это не только конец «геополитики нефти». Это, по сути, снятие энергетических ограничений для экономики.
И наконец, важнейший момент — это распространение дистанционного образования — вещь, принципиально меняющая возможности и рынок качественного образования. Зачем вам оканчивать Урюпинский университет, если вы можете заочно учиться в Оксфорде, Принстоне или MIT (или МГУ и МФТИ, если они находятся в соответствующем состоянии)? Это означает принципиальную доступность любого качественного образования при резком обесценивании образования во всех смыслах «средненького». Покупать диплом бессмысленно, как и подделывать ЕГЭ.
Такой экономике нужны только суперспециалисты и суперинтеллектуалы. Это на самом деле страшненькая картина будущего для всех аутсайдеров. Для всех, кто хотел бы отсидеться в тени, за спиной, воспользовавшись преимуществами наличия каких-либо естественных ресурсов. Суть в том, что всё принципиально доступно: энергия, информация, технологии. Нет ограничений по качеству и численности «рабсилы», потому что нет, по сути, и самой «рабсилы». По сути, нужно только одно — владение капиталом и владение уникальными навыками и умениями, обладание конечными знаниями и способность генерировать новые. Кто этим владеет, тот получает всё. Что получат остальные, даже не хочется воображать.
То есть, по сути, это идеальные условия для Русского Реванша.
Как минимум Россия (вместе со своими партнёрами по евразийской интеграции) обладает тем преимуществом при смене технологических укладов, что процессу этому в минимальной степени препятствует наличие действующих старых активов. Историческим средством для расчистки и списания таких активов служили войны. Однако мы справились с этой задачей вручную — как «красные кхмеры» с Пномпенем.
Несметных ресурсов дешёвой рабочей силы у нас нет, а тут выясняется, что они и не нужны. А умение генерировать уникальные умения всегда (во всяком случае, до сих пор) считалось нашим национальным преимуществом. А нашу традиционную способность концентрировать капитал мы тоже вроде как сохранили, хотя бы в виде кудринской кубышки.
