Борис Диденко - Хищная любовь
О распространённости большинства сексуальных аномалий нет сведений вовсе, и даже приведённые оценки носят очень приближённый и не вполне достоверный характер. К тому же в этой статистике никак не учтены расовые и национальные особенности, своеобразие обычаев и специфика разных культур и, наконец, влияние среды. Например, очевидно, что среди южных народностей с более «жарким» темпераментом (арабов, кавказцев, негров, латиноамериканцов) проявления аномального сексуального поведения должны встречаться несколько чаще, чем у флегматичных народов севера, что напрямую обусловлено климатом. Сказываются на сексуальности и социальные условия жизни людей. Вряд ли полуголодные жители Бангладеш в такой же степени пристрастны к педерастии или упомянутому «свинингу», как зажравшиеся обитатели мировой «столицы гомосексуализма» – Сан-Франциско.
То, что мы можем видеть – лишь верхушка айсберга человеческой извращённости. Возможно ли при подобной пестроте и неоднозначности выявить математически выраженную корреляцию сексуальной извращённости с человеческой хищностью? Очевидно, нет. Возможно лишь попытаться определить хотя бы основные, «магистральные» связи. Понятно, что это будут те сексуальные извращения, которые так или иначе связаны с повышенной и/или извращённой агрессивностью. Это позволяет выделить из всего имеющегося «аномально-сексуального множества» те сексуальные – самые страшные – отправления, которые, вне сомнении, предпочитают именно хищные гоминиды.
Ситуация усложняется ещё и тем, что и без того интимная сексуальная сфера, тем более утаивается, если она имеет извращённый, и особенно – преступный характер. Чем выше интеллектуальный уровень сексуального девианта, тем большую осторожность и изощрённость он проявляет в осуществлении своих действий. Значительная часть их не имеет никаких конфликтов с законом. Многие ведут просоциальный (внешне благонамеренный) образ жизни, оттесняя все свои глубинные комплексы в подсознание, и находя для них выход лишь в сублимированных формах: мерзкие формы искусства, литературы, конъюнктурная деятельность в самых различных областях. Но в первую очередь и главным образом, они стараются найти себя в деятельности, которая так или иначе связана с социальным доминированием, с властью, т.е., – в политике, в структурах организованной преступности, в религии (как в официальной церковности, так и в изуверском, тоталитарном сектантстве).
И уж тем более скрыты для «стороннего» наблюдателя предельно чудовищные формы сексуального поведения хищных гоминид – невменяемых морально, но весьма хитроумных и изощрённых по части утаивания следов своих любовных утех: закапывания и растворения серной кислотой трупов или, наоборот, хозяйственной, спорой разделки, консервирования и маринования частей туш партнёров. Но когда для хищного субъекта открывается возможность безнаказанного отправления всех его хищных потенций, то тогда на историческом небосклоне вспыхивают такие «звёзды первой величины», как Нерон, Калигула, Бокасса (президент-каннибал Центрально-африканской Республики с 1966 по 1979 гг.) и многие другие.
Ясно, что при таком «неявном» положении дел очень трудно создать полностью адекватный и корректный научный труд (всё же попытаемся на этом «безрыбье» сделать хоть что-то), который следовало бы назвать не иначе, как:
СЕКСУАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ХИЩНЫХ ГОМИНИД
Ошибка Отто Вейнингера
Сексуальное поведение представителей хищных человеческих видов весьма отлично от нормативного, присущего нехищным людям, имеет свои особенности и различия по многим параметрам. Оно могло бы послужить очень важным видовым идентификатором. Единственное существующее здесь препятствие – это интимность, ненаблюдаемость данной сферы жизни представителей человеческого рода. Всё же имеется достаточно полный свод описаний «со слов потерпевших», что отображено в обширнейшей психиатрической и криминальной литературе, не считая множественных фольклорных зарисовок с натуры, сохраняющихся в устной традиции. Не осталась в стороне в этом животрепещущем вопросе и художественная литература. Это книги маркиза де Сада, Леопольда Захер-Мазоха, Эмиля Золя («Человек-зверь», «Нана» и др.), не говоря уже о потоке современной чернушно-порнушной бестселлерной беллетристики.
Во всех таких книгах присутствует рациональное зерно объективности. Правда, объективность и непредвзятость многих таких «секс-шедевров» иногда относится к болезненным фантазия^ их авторов, а не к описанию подлинных фактов. Тем не менее реальная чудовищность затронутой сферы столь невообразима, что даже таких авторов – не иначе как подверженных неким формам сублимации сатириаза – нельзя в упрекнуть в преувеличении. Попробуйте провести мысленный эксперимент. Прочитав однажды где-нибудь сообщение о реальных сексуально-изуверских событиях, содрогнувшись невольно от ужаса и отвращения, представьте себе теперь, что вы прочли бы о том же самом в художественной книге. Наверняка вы сочли бы это нездоровой фантазией автора и отнеслись ко всему написанному недоверчиво и снисходительно. Литература, искусство для усиления художественного воздействия выделяют яркие, примечательные факты, абстрагируют, украшают или очерняют действительность, и всё же они не могут передать и доли того реального ужаса, которая поставляет людям жизнь, – с непосредственной «помощью» хищных гоминид.
Стало уже чуть ли не банальностью, по крайней мере положением не требующим доказательств (за его неопровержимостью), то утверждение, что сексуальное влечение, т.н. либидо напрямую связано с агрессивностью. Даже спутницу любви – ревность, – как полагают психологи, следует считать рудиментом и отголоском древнего соперничества – биологической борьбы самцов за благосклонность самки. Об этой органической связи, собственно, говорили уже давно, хотя и считается, что «застолбил» её только лишь З.Фрейд. Ещё задолго до рождения создателей психоанализа людьми были замечены эти «узы», связующие смертельную агрессивность, развратный секс и коварство в один страшный клубок.
Человеческая хищность не всегда лежит на виду, ибо на нравственные видовые (кардинальные!) параметры любой личности накладывается матрица вторичных психофизиологических признаков, таких как характер, темперамент, сила воли, интеллект, физиологические данные, вплоть до внешности. Всё оказывается значимым в той или иной степени для окончательного формирования социального образа индивида. Кроме того оказывают своё прямое воздействие среда и, особенно, воспитание, или, шире, – все те условия, в которых индивиду довелось родиться и вырасти.
Поэтому каждый человек уникален, даже идентичные, «однояйцовые» близнецы не могут обладать тождественным самосознанием. И всё же диапазон подобной изменчивости существует. Не станет нехищный человек, не сошедший с ума, изощрённым садистом. И, наоборот, невозможно заставить искренне раскаяться матёрого убийцу-суперанимала.
Жизнь, судьба, таким образом, в значительной степени распоряжаются тем, кем в итоге проявит себя хищный индивид – с виду добреньким мелкопакостным кляузником-педерастом, должностным садистом, жестоким политиком, коварным аферистом, серийным маньяком или громилой с топором. Очень редко хищная модель поведения может реализоваться в длительной череде поколений в одинаково «ярких» формах. Конечно, «яблоко от яблони падает недалеко», но не из всякого зёрнышка вырастает столь же «пышное» дерево. Сын того же А.Р.Чикатило Юрий, хотя и проявил себя тоже садистом и насильником, но до «масштаба» отца, которым он очень гордится, не дотянул.
Многие, заложенные в хищных гоминидах, потенциальные асоциальные «способности» не могут проявить себя «во всей красе» – общество тем или иным образом их подавляет. Есть ещё один необычайно важный фактор. Человечество давно уже, поколений этак сто (всё т.н. историческое время), не подвергается в полной мере физиологическому просеву механизмами естественного отбора, в особенности же это касается хищных гоминид. Представьте себе обширную популяцию волков, живущих длительное время в таком же «тепличном» эволюционном режиме, какой существует с некоторого времени у людей. И вот вожак такой гипотетической «человекообразной» волчьей стаи, скажем, оконфузился на охоте («Акела промахнулся»), но ему теперь не грозит отставка с «поста» предводителя, и печальная участь быть разорванным на куски претендентами на это место его минует. Более того, он давно уже не ходит на эту обрыдлую охоту, – то болеет, то просто ленится, но его содержат и у него рождаются потомки. В стае много волков еле-еле передвигающихся, хромых, глухих и полуслепых, натыкающихся на деревья, спотыкающихся о камни. Но у стаи добычи всегда много, с голоду умирают совсем уж никудышные, которые и жевать не могут. Самое главное для нашего сравнения здесь то, что все они остались внутренне теми же злобными волками, безудержными хищниками, даже способными сожрать и друг друга.
