Николай Козлов - Философские сказки для обдумывающих житье или веселая книга о свободе и нравственности

Николай Козлов

Философские сказки для обдумывающих житье,

или Веселая книга о свободе и нравственности

Эта книга рождалась под звездой моей милой Чуды. Ей она с любовью и посвящается.

Самой большой неожиданностью после выхода книги для меня оказались письма читателей: огромный поток писем с искренней теплотой и благодарностью. Не верилось: благодарность – за все эти резкости, за колючий, на грани фола, юмор и уколы на каждой странице! Но, видимо, у читателя хватило мудрости увидеть за колючками приглашение улыбнуться вместе, а за формулировками наотмашь – доверие к нему и искреннюю боль за наши общие человеческие глупости. Вы разглядели это. Спасибо.

Правда, до меня дошла достоверная информация и о том, что кто-то из читателей требовал скупить весь тираж – именно для того, чтобы его уничтожить. Весь.

Как форма проявления внимания, приятно и это.

Однако чаще всего приходили письма другие. Например, такие, как это:

Добрый день, Николай Иванович!

Продолжаю читать вашу книгу (не спеша).

До чего же ясно, понятно, просто, сложно, увлекательно, остроумно, весело, талантливо – и лично для меня неожиданно. Я искала НЕЧТО для своей души в серьезнейших учениях, в которых есть всё: колоссальный опыт – знания – мудрость – любовь – путь к Свету, но почему-то этот путь был всегда с надрывом и на пределе человеческих возможностей…

У вас тоже путь к Свету, и он тоже нелегок. Но ваш путь – через РАДОСТЬ!

К Свету – через Радость, а не через Страдания, вот что меня потрясло!

А на душе хорошо-то как! Вовремя пришла ко мне эта книга, спасибо, жизнь!

Наталья Г.

А также ко мне прилетали рисунки. Вот такие светлые:

Их прислала замотанная хозяйка и озабоченная мамаша трех замечательных детей. И таким образом у книги появился художник:

Иринушка, спасибо тебе за улыбки и Солнышко.

Как всякая серьезная философская работа, эта книга изначально предназначалась для очень избранного круга читателей, а именно толковых и бодрых юмором и духом. Поэтому быстро разошедшийся стотысячный тираж второго издания явился, несомненно, крупным комплиментом нашей читательской аудитории.

Значит, живые люди еще не вымерли.

Более того, появились все приятные основания осознавать себя законодателем полиграфической моды, поскольку теперь самые разные авторы выпускают свои книги с обложками «под Козлова» и даже с вот так оформленными

комментариями. С такой точкой, шрифтом и наклоном.

Поток читательских писем не ослабевает, заранее прошу прощения за редкие ответы. На половину писем могу ответить оптом, ибо каждое второе письмо рефреном повторяет: «От души спасибо за вашу замечательную книгу, она мне очень понравилась, хотя со многими вещами я в ней не согласна». Отвечаю: «От души пожалуйста, со многими вещами в этой книге я тоже не согласен, но нравится она мне по-прежнему».

Очень много пишут женщины. Я уже понял, что, если в России развернется феминисткое движение, то его основоположником, будет, несомненно, Козлов. А как же? Немало спокойно дремлющих женщин, прочитав его Книги, возмутились настолько яро, что стали писать опровергающие его большие статьи и маленькие книги. Судьба Женщины, требующей уважения, стала их судьбой. А все благодаря чему?

Книгам Козлова.

Ну и хорошо. Используя возможность, от души обнимаю всех своих читательниц-писательниц, жалея, что только заочно. На вредных мужиков я всегда попенять готов вместе с ними, тем более что знаю: письма у женщин боевые, но личные встречи проходят задушевно.

Законы жанра?

Что в этом, третьем, издании – нового?

Много небольших дополнений и мелких вставок, из серьезных новостей – «Вредные лекции о Науке». Еще более серьезные новости в том, что на многое у меня (возможно, к сожалению) взгляды уже изменились, но про это уже в следующей книге.

Как называется? «Истинная правда, или Учебник для психолога по жизни». Про что? Про жизнь и не только душевную. Про Клуб «Синтон», то есть тоже про жизнь, и про психологов, то есть про отношение к жизни.

Самое же приятное для меня в этом, третьем издании – новые картинки от Иры Чекмаревой!!

Ура!

Предисловие

Лучше делать и каяться, чем не делать и каяться.

1

На что похожа эта книга? Как и моя предыдущая, «Как относиться к себе и людям, или Практическая психология на каждый день», видимо, ни на что. Тем она и прекрасна. Но если та книга писалась с оглядкой на читателя и делалась во многом для него, эта писалась мною для себя. И практически без внутренней цензуры.

Ну, может быть, еще для друзей. И с мягкой цензурой моей жены.

Это точно не Наука, хотя росла книга из науки и плотность использованного в ней собственного и заимствованного научного материала значительно превышает среднестатистическую. Скорее, это Литература, в своих лучших местах становящаяся Поэзией.

Действительно, если поэзия, по Ахматовой, вырастает и из мусора, и из сорняков, то почему бы ей не вырастать и из науки?

2

Первое, оно же рабочее, название этой книги – «Как относиться к себе и миру: практическая философия на каждый день». Соответственно и первая, и вторая книги очень похожи: формальное отличие только в том, что в последней акцент перенесен с «людей» на «мир» и изменен масштаб взгляда – не «психология», а «философия».

Автор смотрит на то же самое и так же, просто он взлетел повыше над землей. А космос открывает и другие перспективы, и рождает другие чувства…

Философия и психология – это просто языки разного уровня. Психолог – это мудрый практик, который, не взлетая высоко, разжевывает философию применительно к житейской конкретике. А философ – это мудрец, который по поводу самых разных житейских проблем, не вникая в конкретику, говорит одни и те же вещи – те, которые эти проблемы снимают. Философия в буквальном переводе – любовь к мудрости.

Не путайте с метафизикой – учением о строении мира. Я не люблю эти учения: в них легко верить, но невозможно проверить, и, самое главное, какое мне до всех этих проблем дело? Если болит душа, нужно что-то о душе, а не о материи, пространстве и времени.

Философия этой книги, как и психология предыдущей, – прикладная. Она для повседневности, для живого и чувствующего человека с утра до вечера его дня и жизни, в привычном окружении близких и далеких, для работы и праздников, болезней и телевизора.

Философия, как и психология первой книги, – практическая.

3

Если считать эти книги детьми, то мой первый ребенок родился экстравертом и милашкой-для-всех, хотя не без глубины и с изюминкой. Второй ребенок – глубокий интроверт и мудрец от рождения, но такой же озорной и общительный.

Более поздние дети вообще, как правило, по всем параметрам оказываются гораздо дальше от статистической середины: чаще отклонения и к гениальности, и к патологии. Будем считать, что этому ребенку повезло.

Ребенок, впрочем, сильно насмешлив, ироничен, а то и просто ехиден, хотя в целом брызжет здоровьем и оптимизмом. Его редкую злость, думаю, стоит простить – она горька и порождается, по-видимому, еще не совсем изжитой сентиментальностью. Свои истории этот прелестный ребенок воспринимает исключительно как Сказки и в упор не понимает вопроса: «А это Правда?»

Его ответ: «Мне это глубоко безразлично. То, что я рассказываю, – это Сказки, и все, что мне от них нужно, – чтобы они работали. Обычные сказки должны детей усыплять, а мои – будить. А правдивы ли они – кому до этого дело, если с детьми, их слушающими, происходит все, что и должно происходить?»

4

С радостью и совершенно искренно признаюсь: эти «Сказки» – моя самая любимая книга. Как ни открою, как ни начну читать – так восхищаюсь и стилем, и содержанием. Это надо же так здорово написать!

Ай да Пушкин! Ай да…!

Всегда читаешь с удовольствием то, что было с огромным удовольствием написано.

Кстати, о нас с Пушкиным. Многие упрекают меня в цинизме, но это недоразумение. Любой реализм в отношении к людям не рождает ничего, кроме грусти, а когда этот уже грустный реализм подается на веселом фоне – да, это называют цинизмом. Но ваш автор, делая это – а автор делал это с нескрываемым удовольствием! – автор лишь продолжал традицию великой русской литературы.

Отрицать цинизм Пушкина могут только те, кто давно его не читал. Но что другое придает «Евгению Онегину» такое очарование?

5

Многие сравнивают эту книгу с произведениями Ницше – если мне это и льстит, то постольку-поскольку. Я читал Ницше, и некоторые вещи достаточно внимательно. Но мою книгу мне читать интереснее. Ницше, как импровизатор, с блеском растекается – но растекается, а я лаконичен. Он мучительно страдал желудком, глазами, головной болью и депрессиями, и его веселое буйство на этом фоне местами то неустойчиво, то болезненно. А у меня со здоровьем полный порядок, и пишу я веселее. Как первооткрыватель, он еще осторожничал – а я уже смелее и жестче. Но и, как ни странно, добрее.