Зигмунд Фрейд - Этот человек Моисей

Фрейд Зигмунд

Этот человек Моисей

Зигмунд Фрейд

Этот человек Моисей

... К осени 1938 года у Фрейда уже оставалось мало сил. Все их остатки он вложил в свое последнее, прозвучавшее как взрыв, произведение. То был "Моисеи и монотеизм", по сути - три эссе и два предисловия, написанные значительно раньше и подкреплявшие психоаналитическими соображениями гипотезу (уже выдвигавшуюся неоднократно другими) о том, что Моисеи был египтянин. Даже проведенное кем-нибудь другим, это исследование, где делалась попытка доказать столь спорную идею, обречено было вызвать бурное недовольство; вышедшее из-под пера человека, который - несмотря на свое отрицание еврейской религии - утверждал, что "в главном" он заедино с евреями, оно легко могло быть расценено как интеллектуальная измена.

Страстное ощущение Фрейдом своего еврейства не может быть поставлено под сомнение, и поэтому "Моисей и монотеизм" произвел тем большее впечатление на ортодоксальные круги. За много лет до того, в письме Максу Графу, который хотел крестить своего сына, Фрейд недвусмысленно писал: "Если вы не дадите своему сыну вырасти, как еврею, вы лишите его таких источников силы, которые не могут быть замещены ничем другим. Пусть он борется с жизнью как еврей, а вы - помогите ему обрести всю ту силу, которая ему для этого понадобится. Не лишайте его этого преимущества". А еще в 1909 году он говорил Карлу Юнгу, что тот призван стать Иошуа бин-Нуном, который завоюет обетованную страну психоанализа, куда ему, Фрейду, подобно Моисею, не суждено вступить. Артуру Шницлеру, в ответ на поздравление с 70-летием, он писал: 'Эмоционально еврейство все еще весьма существенно для меня", - а издателю швейцарско-еврейского еженедельника "Юдише прессен-централе": "Я всегда очень сильно ощущал родство со своей расой и укреплял это чувство в своих детях..." Когда местное отделение "Еврейского научного института" приветствовало его прибытие в Англию, он ответил его членам весьма решительно: "Вы, несомненно, знаете, что я всегда охотно и с гордостью принимал свое еврейство, хотя мое отношение к любой религии, включая нашу, критически негативно".

Однако понадобился приход к власти Гитлера с его теорией еврейства как особой и зловредной разновидности людей, чтобы Фрейд всерьез задумался над вопросом о подлинной сущности еврейства, об особенностях его исторического развития и о причинах традиционно ведущих к его преследованиям. Его ответом на эти вопросы было возрождение к жизни гипотезы о том, что Моисей был египтянином, который разошелся с официальной религией фараонов и, собрав вокруг себя группу последователей, вывел их из Египта. Арнольду Цвейгу он однажды сказал, что его книга будет называться "Этот человек Моисей", с подзаголовком "исторический роман" - и добавил, что эта работа, видимо никогда не будет опубликована. Свой пессимизм Фрейд причудливо обосновывал тем, что Австрия находится под властью католицизма, а такая гипотеза оскорбит католиков. К тому же, выдвинутая основателем психоанализа, она может привести к запрету этого учения и психоаналитических публикаций в стране.

Другое, более серьезное объяснение своих колебаний Фрейд дал спустя несколько недель в письмах тому же Арнольду Цвейгу и Эйтингтону. Он признавал, что ощущает шаткость своих исторических обоснований. Специалистам - писал он, - легко будет дискредитировать меня как профана. Цвейгу он добавлял "Так что оставим лучше эту затею ".

Но он не сумел надолго ее оставить, потому что она "мучила (ею) как бездомный призрак". В 1937 году он решил свою проблему тем, что довел до конца два из трех очерков, составляющих книгу, и опубликовал их в своем журнале "Имаго". В первом он снова выдвигал довольно простой тезис, что Моисей был египтянином, а во втором ("Если бы Моисей был египтянином ") изобретательно пересматривал библейскую версию истории, исходя из предположения, выдвинутого в первом. Как ни провокативна была публикация, она обходила главный анализ, содержавшийся в третьем и самом пространном очерке который, по словам самого Фрейда "был действительно открыт для возражений и опасен (поскольку там содержалось) - приложение (моих выводов) к проблеме происхождения монотеизма и религии вообще". Этот анализ он тогда сохранил в тайне, видимо полагая, что не опубликует его никогда.

Редактируя две первых главы для 'Имаго", он проделал то же самое с третьей и в начале 1938 года отредактировал и ее. Она таила в себе особое очарование для Фрейда, поскольку развивала выводы, к которым он некогда пришел в 'Тотеме и табу' где религия сводилась "к коллективному неврозу, а ее невероятная власть над людьми объяснялась точно так же, как власть невроза над больными пациентами". Но вопреки его утверждению в предисловии, написанном еще до отъезда из Вены, что он не говорит тут ничего нового третья глава ("Моисей, его народ и монотеистическая религия") была намного более резкой, чем "Тотем и табу. Там он исследовал зарождение религии в доисторические времена, здесь он одним ударом подрывал основы еврейской веры и христианской церкви. Но Гитлер - "новый враг, которому я не хотел бы способствовать ни в чем куда опаснее старого (католицизма, - прим. переводчика), с которым мы уже научились жить в мире", - еще не подчинил себе Австрию. Следовало ублаготворить старого врага, и решение было очевидным. Последняя часть "Моисея и монотеизма" должна была остаться в укрытии до тех пор, пока не сможет безопасно появиться на свет или пока кто-нибудь другой, кто придет к тем же выводам, не скажет "В те мрачные времена жил человек, который замышлял то, что я сделал".

Все изменилось после "аншлюса" и эмиграции Фрейда в Лондон "Едва лишь я прибыл в Англию, как ощутил неодолимый соблазн познакомить мир с моими результатами и начал пересматривать третью часть своего эссе, чтобы согласовать ее с первыми двумя, уже опубликованными", - писал он. Результат, как он сам признавался во втором предисловии, написанном уже в Лондоне, был художественно неуклюжим. Тем не менее, его влияние на еврейство представлялось слишком существенным, и когда планы Фрейда стали известны, его стали посещать многие еврейские ученые (в том числе самый выдающийся тогда библеист профессор Яхуда), уговаривая отказаться от публикации.

Фрейд отчетливо сознавал, на что идет "Нечего и говорить, что я нисколько не хочу оскорбить свой народ - писал он Чарльзу Зингеру, - Но что я могу поделать? Всю свою жизнь я отстаивал то, что считал научной истиной, даже когда это было неприятно и небезопасно для моих последователей Я не могу кончить жизнь актом отречения".

Он торопился. Хотя в Амстердаме уже было договорено о немецком издании, он непрерывно писал Эрнсту Джонсу, жена которого переводила книгу на английский, упрашивая ускорить работу. Напомним, что и поначалу его удерживал от публикации только страх за будущее психоанализа в Австрии, а не боязнь еврейского протеста, но он окончательно разъяснил свою позицию, когда встретился с президентом "Еврейского научного института" Яакобом Мейтлисом. Не теряя времени и, наверняка, побуждаемый гостем, который, как вся еврейская община, жаждал узнать, что готовит им Фрейд, он тотчас перешел к своей теории монотеизма: "Он не отдает предпочтения ни одной религии записал Мейтлис - Все религии созданы людьми, и он не видит ни в одной следов святости. Задача науки - вскрыть эту истину и освободить духовную эволюцию от всех позднейших наслоений и чужеродных элементов. Он понимает, что его возненавидят за это. И, тем не менее, он доволен, что его книга вскоре появится. "Она рассердит евреев", - добавил он "

"Моисей и монотеизм" появился на немецком языке в Амстердаме в марте 1939 года, и в день получения авторских экземпляров Фрейд написал Гансу Захсу: "Моисей сегодня появился здесь в двух экземплярах. Мне кажется, это достойный уход". Однако Цвейгу (в числе самых немногих) он признавался и в другом, видимо сожалея, что опубликовал книгу в столь ужасное для еврейства время: "Именно теперь, когда у них все отнято, мне довелось отнять у них самого великого их человека"

"Моисеи и монотеизм" был расценен широкими кругами - и не только ортодоксальным еврейством - как одна из самых неудачных фрейдовских работ. Очевидная причина этого состояла в хаотической структуре, сложившейся в результате особенностей ее написания, редактирования и переписывания. Возраст также налагал свои ограничения... Однако в главной своей части книга, как ни странно, лучше вынесла нападки исследователей Библии, чем упреки биологов. Ибо в ней, в отличие от 'Тотема и табу", отвергаемое биологией ламарково "наследование приобретенных признаков" не только составляло неотъемлемую часть аргументации, но и объявлялось главной причиной многовекового сохранения чувства вины в еврейской истории, якобы передаваемого из поколения в поколение.

Фрейду оставалось жить всего шесть месяцев... Весь сентябрь его состояние продолжало ухудшаться. Он почти не мог есть, пить и спать*. Утром 21 сентября, когда Шур** сидел у его кровати, Фрейд сказал ему: "Дорогой Шур, вы наверняка помните наш первый разговор. Вы тогда обещали не оставлять меня, когда наступит конец. Теперь мне не осталось ничего, кроме пытки, и я не вижу смысла продолжать".