Сергей Ёлкин - Турбулентное мышление. Зарядка для интеллекта
Исторический анекдот на эту тему. Лорд Келвин знал, с каким трудом даже признанные учёные усваивают новые идеи, и не обижался на это. И когда специалист по магнитным компасам, королевский астроном Эри осмотрел компас, изобретённый Келвином, он мрачно изрёк: «Не будет работать». Келвин добродушно заметил: «Это слишком серьёзные слова, чтобы их можно было считать мнением королевского астронома».
Да что там! Сам Рене Декарт, один из величайших мыслителей в истории, «доказывал с полным логическим обоснованием, что открытый Торричелли эффект давления воздуха невозможен. Однако Торричелли, вопреки утверждениям этого маститого учёного, удерживал столбик ртути на метровой высоте. Кроме того, он поставил опыт, показавший, что если выкачать воздух, заполняющий пространство между двумя медными тарелками, то даже четыре лошади будут не в состоянии растащить их», – приводил пример Эдвард де Боно.
«… Cкептицизм и недоверие, понятная и будничная реакция, для учёных оправданная. Хуже, когда недоверие переходит в свою ненаучную разновидность – нежелание присмотреться повнимательней … Когда Галилей изобрёл телескоп и открыл спутники Юпитера, ему упорно не верил праведный иезуит Шейнер. Несколько смущаясь лёгкой возможности разрешить спор, Галилей предложил ему взглянуть в телескоп. «Даже не хочу смотреть!» – гордо ответил Шейнер. Склонность специалистов любой отрасли знания утверждать, что на сегодня в их области мир окончательно объяснён, – лишь расписка этих специалистов в своей бесплодности» (Губерман, 1969. С. 276).
– Потенциального учёного отличает исходное состояние организма под названием «любознательность». Оно есть у любого ребёнка, просто надо его развивать. Возьмите весной школьников на экскурсию, заведите их в лужу с лягушачьей икрой: те дети, которые не уйдут из лужи, вырастут биологами, а те дети, которые не заметят икру и будут шлепать по луже, думая над тем, как получается факториал, станут математиками. На самом деле всё очень просто: надо вовремя давать детям пищу для ума, а таланты сами выпирают из организма, – говорил в одном из интервью в октябре 2012 года Симон Эльевич Шноль, наш выдающийся современник, биофизик с мировым именем, профессор МГУ, историк советской и российской науки. – Я вижу, как меняется аудитория. Мне повезло: я застал подъём активного отношения к учёбе – в конце 1950-х – начале 1960-х годов, в хрущёвскую оттепель. Таких студентов я, к облегчению своему, больше не вижу, потому что они были очень тяжелы для лектора. Они знали всё, что я им сообщал, и задавали неудобные вопросы. Например, на лекциях они тянули руки и кричали: «А вы не читали такую-то работу в Nature?» А я – не читал. «А там ведь вот что написано!» После такого наглого типа любой лектор начинал заикаться, что было, честно признаюсь, замечательно.
Пожизненная страсть к познанию у Эйнштейна, по словам того же Игоря Губермана, пробудилась в том числе и под влиянием невероятного удивления при виде как раз стрелки компаса, ведущей себя по-живому. У подлинных учёных любопытство «доходит до крайности, почти до анекдота…
Датчанин Финзен, заметивший ещё в молодости целительную силу солнечных лучей и потративший затем всю жизнь на создание дуговой лампы, имитирующей солнечное излучение. Он экспериментировал на себе самом, наживая язвы от ожогов, бедствуя, подвергаясь насмешкам и нареканиям. Лампу он успел создать незадолго до смерти, а умирая, с жадностью воскликнул: «Если бы я мог присутствовать на своём вскрытии!»…
Июльской ночью 1905 года умирающий терапевт Нотнагель, врач знаменитый и талантливый, ощутив, что ночь уже не пережить, описал классическую картину смертельного приступа сердечных спазмов. До последних минут занимался холодным самонаблюдением Павлов. Он изучал свою болезнь, ставил диагноз по ощущениям. Отёк коры. Он не ошибся в диагнозе.
За два года до смерти снялся с учёта в клинике физиолог Берштейн. Он безошибочно диагностировал себе болезнь, точно определил оставшиеся сроки. И заторопился. Писал статьи, завершил книгу, раздарил идеи ученикам…
Так умирал Мечников. «Вскроете меня, – говорил он ученику, – обратите внимание на кишки, на их стенки». Учёный посмертно проверял идеи о механизмах старения… и т. д.» (Губерман, 1969. С. 146–147).
Выдающийся философ, экономист, один из идеологов Пролеткульта, врач-естествоиспытатель Александр Богданов (Малиновский) погиб в ходе экспериментов на себе. В 1926 году он стал одним из организаторов и первым директором учреждения, ставшего затем Центральным институтом переливания крови в Москве. Два года спустя 12-й опыт по обменному переливанию крови оказался для него роковым (говорят, что из-за разницы в резус-факторах).
В исследовании американского автора Дугласа Хьюстиса указывается: «…После революции Богданов создал грандиозную программу образования пролетариата, которую Ленин закрыл, заметив, что она развивается слишком независимо от линии партии. Ленин с глубоким подозрением относился ко всему, создаваемому Богдановым, поэтому при обсуждении плана создания института по проблеме переливания крови Ленин воспринял идею в принципе, но её финансирования не обеспечил». После смерти Ленина в 1924 году Богданов убедил Сталина поддержать его предложение. Мы не знаем, какие аргументы он использовал, возможно, решающую роль сыграла военная предназначенность института. Богданов был выдающийся теоретик марксизма, и Сталин мог хотеть его участия в «ближнем круге» в качестве противовеса лидерам, в которых он видел серьёзную угрозу…» – пишут со ссылкой на зарубежного исследователя И.Ю. Мальцева и Б.К. Мовшев из Гематологического научного центра РАМН (Сб. Новое в трансфузиологии, Вып. № 42, М., 2006)
Возвращаясь к интервью С.Э. Шноля:
«У академика Глеба Франка, великого советского биофизика, был замечательный лозунг: «Не гасите пламя!» В науке – редчайший девиз. Когда совсем ещё щенок, юный студент, на семинарах пытается сказать что-то своё, а его подавляют те, кто знает лучше, это трагедия. Я всю жизнь был свободен благодаря своему учителю Сергею Северину, благодаря Франку и благодаря тому, что я читаю лекции. И наша кафедра была свободна: из её стен вышло 23 доктора наук и 23 профессора. Нынешний заведующий кафедрой биофизики, профессор Всеволод Твердислов, тоже был моим учеником. Впрочем, как и все остальные. Нет ни одного, кому бы я не поставил в зачётку отличную оценку. И мне странно, что некоторым из них уже 70 лет.
… Сейчас в России совершенно искажённые приоритеты, – продолжает С.Э. Шноль, – мы постоянно забываем о том, что самым большим капиталом страны за последние триста лет является интеллект . Он в полном небрежении, которое основано на том, что наши самые высокие начальники, те же Путин и Медведев, по образованию своему гуманитарии. И даже юридические гуманитарии, а значит, нацелены на поиск виновных – и всё. Салтыков-Щедрин сказал замечательные слова: «В России в любом деле самое главное – найти и наказать виновного», а ценность интеллекта никого не волнует. Максимум того, что делается, – строится нелепейшее, оскорбительное Сколково. При нищете всей науки в целом делать роскошества в одном месте, всерьёз думать о том, насколько впечатляющими будут двор, дом, дорога, просто непозволительно! Понятно, что роскошными должны быть приборы, а дом и двор – самыми простыми, бетонными.
Присоединяясь к словам выдающегося отечественного учёного, отметим лишь, что при всём роскошестве мёртвых приборов, они остаются инструментами при гораздо более совершенном – живом человеке, чьё интеллектуальное развитие должно быть приоритетной задачей современного общества и государства, начиная с самых ранних детских лет маленького гражданина.
« Талант – это способность к самовыражению, позволяющая оригинально решать известные задачи . Задач этих – несчётно. Они окружают нас, мы сталкиваемся с ними ежеминутно, на каждом шагу. Но не замечаем их. А талант засекает и решает…
Отчего же вокруг себя мы видим так мало талантливых людей? Один на сотню – уже удача. Почему?
Потому что остальные талантливые люди не осознают себя таковыми. Жизнь не разбудила в них таланта. Обстоятельства всё время складывались так, что они могли жить вполсилы, в четверть силы, в одну десятую (или даже сотую!) своей истинной силы.
Так что же вернее всего губит таланты?
Линия наименьшего сопротивления.
…Талант работает с задачами, гений – с проблемами . Следовательно, талант имеет величину, гений же – прорыв в бесконечность», – размышляли Игорь Акимов и Виктор Клименко в бестселлере «О мальчике, который умел летать, или Путь к свободе», памятной многим ещё по журналу «Студенческий меридиан» конца 1980-х.
В далёких 1970-х в различных детских популярных изданиях лучшие из отечественных методологов старались подержать у юных читателей веру в свои силы, предлагая им «для преодоления» вполне взрослые прикладные задачи.
