Иван Подласый - Педагогика. Книга 1: Общие основы: Учебник для вузов
При этом уже на уровне оценки задания технолог опирается на точные характеристики, механизмы известных процессов, прецеденты. Известные процессы реализуются в качестве аргументов формулы успеха, а прецеденты уникальных результатов – в качестве источника новых аргументов и формул. Проектирование учебных технологий, в отличие от методического «обобщения опыта», не знает заключения «невозможно». Для технолога это лишь вопрос времени и затрат.
Технолог опирается исключительно на хорошо известные, апробированные, обоснованные, не вызывающие сомнения факты. Он не экспериментирует, он имеет дело с точно предсказуемым результатом. Технология не допускает вариативности, ее главное назначение – получить гарантированный результат, она всегда проста в своем ключевом решении. Понимание его открывает смысл всего остального, выстраивающегося в систему взаимно необходимых элементов. Легкая перестраиваемость, заменяемость приемов, принципов работы – признак отсутствия и технологичности, понимаемой как оптимальность алгоритма достижения конкретной цели, и системности как органичной увязанности технологии с контекстом реальной ситуации – социальным заказом, материально-технической базой и т. д.
Это своего рода казус, что каждый второй учитель работает в поисково-исследовательском режиме, усиливая тем самым неопределенность исхода школьной жизни ребенка.
Можно бесконечно гордиться академизмом российской школы, уповать на гражданское мужество и преданность профессии российского учителя, поражаться многообразию авторских систем и методик, но нельзя топтаться на месте в вопросе собственно педагогического содержания школьной эволюции [147] .
РБ Инновации и эффективность ПС
Остановимся на некоторых принципиальных характеристиках ПС и процессов, в ней проистекающих. Будем исходить из положения, что каждая конкретная модификация ПС имеет вполне определенные свойства и возможности достижения запроектированного результата, жестко обусловленные конкретными характеристиками системы. Применительно к дидактическому процессу, протекающему в ПС, профессор В.П. Беспалько формулирует это утверждение как «закон сохранения» и называет его «первым и единственным в дидактике законом», утверждающим, что «каждый дидактический процесс обладает вполне определенными принципиальными возможностями по качеству формирования у учащихся знаний, умений, навыков за заданное время» [148] .
Это означает, что если мы хотим получить результаты обучения и воспитания заданного уровня и качества, то должны позаботиться о соответствующей ПС, функционирование которой обеспечит нужную направленность и интенсивность педагогического процесса. Таким образом, более высокая продуктивность учебно-воспитательного процесса всегда есть следствие совершенствования педагогической системы.
В каких пределах, однако, может изменяться продуктивность системы? Насколько значительными могут быть отклонения результатов в «наихудшей» и «наилучшей» из них? Ответив на эти вопросы, мы получим представление о принципиальных возможностях ПС и о том, стоит ли тратить силы и средства на модернизацию ПС, будет ли прирост продуктивности, окупятся ли затраты повышением результативности.
Это очень сложные проблемы, и к их разработке мировая наука только приступает. Пока не удается свести к «общему знаменателю» чрезвычайно многоплановые показатели «затраты» и «результат» и перевести проблему в экономическую плоскость начисления рентабельности. Интуитивные и субъективные оценки очень легко оспорить, и продуктивность здесь видится лишь в накоплении «мнений».
Общая максимальная эффективность любой ПС – 100 %. Понимается как полное достижение поставленных целей, если последние не ниже уже достигнутого уровня, посильны для воспитанников, лежат в зоне их «ближайшего развития». Посмотрим еще раз на структуру ПС (см. рис. 10), которая одинакова как для «плохой», так и для «хорошей» ПС. Упростим ее до отношения учитель – обучаемые, общий вывод которого нам уже известен: примерно 50 % зависит от учителя, 50 % – от учащегося (индивидуальные флуктуации не учитываются). Следовательно, эффективность «наихудшей» ПС, когда, скажем, учитель полностью бездействует, но система функционирует, не может быть ниже 50 %.
Считается, что коэффициент полезного действия традиционной ПС не превышает 60 %. Это означает, что чуть более половины питомцев школа выводит на более-менее полное овладение программой.
Сегодня учеными исследуются очень узкие аспекты ПС, от улучшения которых, вне связи со всеми остальными, мало что зависит. Фактически в каждом локальном исследовании предлагается «рецепт» глобального повышения эффективности системы, опирающийся на интенсификацию отдельных факторов (реже группы факторов), которым приписывается гипертрофированная роль. Если бы это было так, то благодаря поискам и беспрерывному «наращиванию» суммы конкретных факторов конечная эффективность ПС уже давно бы достигла тысяч процентов: ведь ни один исследователь не называет показатель прироста эффективности по его методике меньше, чем на 5—10 %. К сожалению, этого не может быть. От иллюзий значительного совершенствования ПС в результате частых инновационных «инъекций» следует решительно избавляться. Улучшения здесь даже в самых благоприятных случаях не могут превысить нескольких процентов, если вообще будут.
Еще одно принципиальное замечание. Из общей теории известно, что систему нельзя одновременно улучшать по нескольким параметрам. Попытки такого рода всегда обречены на неудачу. Вот почему следует критически рассматривать действия реформаторов, направленные на обновление всей педагогической системы. Правильный путь – вводить новое постепенно и, только убедившись в его полезности и всесторонне проверив, думать о следующих шагах. Как свидетельствует опыт, все вновь образованное сначала функционирует хуже старого. Ведь нужно привыкать, перестраиваться, преодолевать инерцию. Достижения, если они есть, появляются за счет либо повышения напряженности труда, либо стартового энтузиазма. Часто применяются облегченные критерии или двойные стандарты. Однако беспорядочность инноваций вредна. Создавая иллюзию преобразований и продвижения вперед, они часто разрушают и без того непрочный фундамент педагогической системы, ведут к ее ухудшению.
О беспорядочности инновационного процесса, охватывающего науку и школу, писал журнал «Народное образование» (1997. № 5).
«…Не находите ли вы, что наши попытки вывести школу из кризиса носят некий беспорядочный, конвульсивный характер? В этом смысле школа по-прежнему остается зеркальным отражением общества. Политики, экономисты, социологи на все лады твердят о глубочайшем кризисе, о том, что страна на грани полного развала. Но нет у политиков мощной конструктивной идеи, и ее сегодня заменяет мельтешение многочисленных партий, фракций, фондов, ассоциаций. Так и в педагогике: нет у нас фундаментальной научной концепции, педагогической теории, способной преодолеть кризис образования. И если школа не погибла, если еще способна жить, развиваться и учить детей, то только в силу консервативной своей природы.
Не отсутствие ли фундаментальной идеи (теории, концепции, подхода – назовите как угодно!) привело к хаотическому инновационному поиску? Каждая «отдельно взятая» школа делает отчаянные попытки преодолеть общий кризис. Ни в коей мере не стремясь бросить тень на инновационный процесс, мы в то же время не имеем права не подвергать его постоянному и глубокому социально-педагогическому осмыслению. А коли так, задумаемся: не сыграло ли с нами злую шутку всеобщее эйфорическое отношение к творческой свободе? В погоне за «новой школой» мы уже наоткрывали гимназий и лицеев в три раза больше потребности, наработали несметное количество авторских школ, программ, концепций. На всех перекрестках без умолку трубим о личностно-ориентированном образовании, о человеко-центристском подходе, гуманизации, гуманитаризации и т. д. И вот уже пожинаем первые плоды этой энергичной риторики, за которой, увы, теряются дети. Около двух миллионов ребят ежегодно выталкивается за порог нашей гуманизированной, «личностно-ориентированой» школы. Из массовых школ гимназии и лицеи буквально «выкачивают» более или менее способных ребят. Безудержное стремление к инновационным моделям привело к тому, о чем пишет академик Г. Глейзер: «Ваш ребенок не соответствует школе» – таков ответ многих педагогов родителям. Стоп, дальше ехать некуда! «Личностная ориентированность» на поверку оказывается во многих случаях ничем иным, как педагогическим чванством, равнодушием к тем детям, с которыми трудно, которые требуют дополнительных усилий, на что так щедры, так отзывчивы были учителя старших поколений.
Вездесущая статистика выдала ошеломляющую цифру – только 14 % здоровых ребят выходят из стен школы. В связи с этим академик А. Баранов пишет о реальной угрозе будущему нации. Мы все это прочли и не схватились за голову, Министерство общего и профессионального образования РФ не созвало немедленно чрезвычайный съезд учителей и ученых, чтобы в мощном мозговом штурме ответить на вопросы: кто виноват и что делать? Вместо этого с эпическим спокойствием мы продолжаем множить число лицеев, гимназий, авторских программ и методик, т. е. ставить тысячи латок на нашем теоретически ветхом образовательном кафтане. И вот мы имеем то, что имеем: на последней коллегии министерства звучали тревожные факты: в Иркутской, Кировской и других областях в школах по 8–9 уроков, а в Москве уже и 10. В 42-й школе (лицее!) подмосковного города Люберцы у пятиклассников по 8 уроков в день, подростки приходят домой бледные, анемичные и вместо активной детской жизни валятся на диван с бессилием немощных старичков. А сколько в стране таких лицеев, подобных люберецкому?! Не делаем ли мы детей заложниками нашей творческой свободы, инновационных поисков, а то и просто педагогических и директорских амбиций? Кому нужна школа выпускающая из своих стен больное невротическое поколение?..»
