Фарли Моуэт - От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку
А вот их соплеменникам на северных землях посчастливилось куда меньше. Они столкнулись с всесокрушающим натиском лавины народов культуры Туле. Совместные усилия альбанов и тунитов смогли лишь замедлить их экспансию, но не остановить ее. К 1300 г. люди культуры Туле, успевшие к тому времени оккупировать северную оконечность Лабрадора, стали представлять вполне реальную угрозу для жителей южного побережья.
Те из жителей, которые придерживались туземного образа жизни и обладали достаточной мобильностью, сочли сложившуюся ситуацию напряженной, но не безнадежной. Те же, кто имели земельные угодья и зависели от них, будучи привязанными к определенному месту, видели в ней настоящую катастрофу. Но вскоре и они покинули Лабрадор.
Люди Туле просачивались и просачивались на южные земли с такой неумолимой неотвратимостью, что к середине века на всем Лабрадоре и на старинных охотничьих угодьях к северу и западу от него невозможно было встретить ни одного альбана, пусть даже и смешанной крови. Вскоре после этого культура тунитов, как чистокровных, так и метисов, полностью исчезла с лица земли. По мнению археологов, последней стоянкой тунитов стало поселение на севере центрального Лабрадора, просуществовавшее здесь в более или менее распознаваемом виде до конца XV в.
К началу того же XV в. норвежцы стали все более активно сходить со страниц истории альбанов. В Гренландии, как мы знаем, междоусобные распри, падение норвежской гегемонии и вторжение народа Туле привели к закату господства и влияния Норвегии.
Исландия, подвергшись ряду природных катастроф, тоже оказалась вытесненной со страниц исторических саг западной Атлантики. В XIV в. произошло четыре страшных извержения вулканов, за которыми последовало несколько эпидемий, достигших своей кульминации в 1401–1403 гг., когда разразилась чудовищная по своим масштабам эпидемия черной смерти (чумы), в результате которой погибло две трети населения острова, уцелевшего после вулканических катастроф. Но на этом беды островитян не кончились. Вскоре после этого побережье и прибрежные воды Исландии стали настоящим полем битвы для бесчисленных полчищ европейских рыбаков и охотников, многие из которых вели себя ничуть не лучше настоящих пиратов. Вместо того чтобы отправляться в разбойничьи походы в дальние края, исландские норвежцы сосредоточили все свои силы, чтобы изгнать иноземных соперников подальше от берегов своей новой родины. Альбаны, еще уцелевшие в Исландии, пытались добиться того же. Итак, колесо судьбы описало полный круг.
К концу XIV в. на большинстве земель Европы воцарились мятежи и волнения, граничащие с хаосом. Постоянным явлением стали войны и грабежи. Так называемая Столетняя война (1339–1453) между Францией и Англией была вполне симптоматичным явлением, отражавшим общее состояние политических, религиозных, общественных и торговых неурядиц и разгула беззакония. Пиратство на море и разбой на суше сделались нормой взаимоотношений между людьми.
Все эти негативные процессы еще более усиливались под воздействием трех факторов. Первым из них явилось появление огнестрельного оружия и его быстрое совершенствование, в результате чего оно превратилось в грозное орудие смерти. Вторым стало происшедшее в XV в. усовершенствование магнитной стрелки и изобретение эффективного магнитного компаса. И, наконец, третьим явилось сочетание взрывного роста численности населения и начало длительного периода ухудшения климата, повлекшее за собой резкое падение урожайности, распространение голода и социальной напряженности.
Подобные «дрожжи» вызвали взрывное брожение во всех слоях европейского общества в последней трети XV в. Появилось новое поколение мореходов, отправлявшихся в дальние плавания на судах нового типа, что в сочетании с использованием высокоточного компаса и грозного огнестрельного оружия вызвало широкое распространение вируса маниакальной алчности, охватившего большую часть земного шара.
Небольшая по масштабам экспедиция Зихмни явилась первой каплей той могучей реки, которой вскоре было суждено хлынуть на запад, на поиски Нового Света. За Зихмни скоро последовали другие мореходы, снаряжавшие суда на свой страх и риск. История сохранила имена лишь очень немногих из них, участников того потока, который к концу XV в. превратился в подлинную лавину мародеров и грабителей со всех концов Европы, жаждавших ринуться в неизведанные дали — к несметным сокровищам девственного мира.
Разумеется, не все они были скроены на один лад. Но испанцы и португальцы превосходили всех свирепостью и жестокостью, особенно в своей излюбленной сфере — работорговле. Так, в 1501 г. Гаспар Корте-Реал и его брат Мигуэль отправились из Лиссабона в свое второе плавание на запад. К осени они достигли побережья Ньюфаундленда и Лабрадора, откуда две их каравеллы повернули на восток. Однако вернуться домой было суждено лишь кораблю Мигуэля. Помимо прочих трофеев, на его борту были семеро туземцев-невольников:
«мужчин, женщин и детей, а на борту другой каравеллы, прибытие которой ожидалось с часу на час, находилось еще пятьдесят невольников».
Современник, Пьетро Паскуалиго, добавляет:
«Они весьма походили на цыган по цвету кожи, чертам лица, телосложению и прочему… держались они очень скромно и благородно, были хорошо сложены…
[Моряки] привезли из тех краев обломок позолоченного меча… Один из: юношей носил в ушах два серебряных кольца… Они оказались прекрасными работниками и были лучшими рабами, полученными до сих пор».
О том, как именно они были получены, ничего не сказано.
Ничего не известно и о том, какая участь постигла корабль Гаспара. Нет ничего невозможного в том, что пятьдесят крепких невольников оказались не просто «скромными и благородными», повели себя иначе: подняли бунт, захватили судно и, быть может, сумели даже благополучно вернуться на нем к родным берегам.
Самые ранние английские искатели приключений, по большей части — из Бристоля, отправились на запад мимо Исландии, формально — на лов трески, водившейся на Большой Банке в поистине астрономических количествах, а затем двинулись дальше на запад, в воды у восточного побережья Ньюфаундленда. Однако они не брезговали ничем мало-мальски ценным, что встречалось им по пути. В том числе — товарами и людьми. И хотя охота за рабами не была их главным занятием, они при случае не брезговали и ею. Они проводили децимации[172] среди туземцев, особенно беотуков, умерщвляя их как преступников, которые вступали в конфликт с честными тружениками, по бедности совершая кражи металлических орудий, парусины и рыболовных сетей.
Французы вели себя чуть менее жестоко, хотя гнусные расправы над туземцами, которые они совершали там, поистине ужасны.
Отметим характерную деталь: практически все очевидцы и хронисты упоминают о том, что при первой встрече с европейцами аборигены вели себя дружелюбно и приветливо. Однако в ходе дальнейших контактов с одной стороны сыпался град стрел, а с другой гремели мушкеты и пушки. Короче, бедные туземцы жестоко обманулись в своих иллюзиях и надеждах насчет гостей из Европы.
По всей видимости, единственным исключением можно считать басков. Хотя их свирепства в отношении всего живого, кроме человека, в Новом Свете, в особенности — больших китов, были просто ужасающими, они, насколько известно, совершили ничтожно мало преступлений против туземного населения. Быть может, это объяснялось тем, что они испытывали к аборигенам нечто вроде симпатии, они сами подвергались унижениям со стороны европейцев как примитивный народ, держащийся своего древнего языка и культуры[173]. Сыграла роль в этом и зависть к замечательному мореходному искусству, которым исстари обладали баски, и то, что они преуспевали в промысле китов, поставляя на рынки Европы большую часть китового жира (важнейшей статьи экспорта в те времена), потреблявшегося на континенте.
Погоня за главными статьями экспорта — китовым усом и жиром — привели суда басков в залив Св. Лаврентия. Крупные мореходные суда, преследуя больших китов, миновали пролив Бель-Иль и вошли в акваторию залива, став предшественниками огромных флотилий китобойных судов, бороздивших эти воды в XVI в. Многие из них вели промысел у западных берегов Ньюфаундленда, ставших для басков столь же знакомыми, как и берега их родного Бискайского залива.
До наших дней здесь сохранился целый ряд баскских названий, правда, в несколько искаженном виде. Достаточно назвать Порт-о-Шуаз (Портучоа), Порт-о-Порт (Опорпорту) и Кейп Рэй (Кадаррайко).
Именно баски дали названия и многим племенам, обитавшим на побережье, где некогда были стоянки китобоев.
Одно из таких названий — джакатар.
