Дмитрий Токарев - Курс на худшее: Абсурд как категория текста у Д.Хармса и С.Беккета

Меркурий является «семенной материей» как мужчины, так и женщины. «Mercurius masculinus и Mercurius foemineus соединяются в и посредством Mercurius menstrualis, т. е. „aqua“» (Юнг К.-Г. Mysterium coniunctionis. С. 504).

493

Там же. С. 513.

494

Юнг К.-Г. Психология переноса. С. 206.

495

Beckett S. Nouvelles et Textes pour rien. P. 178.

496

Ibid. P. 146.

497

В октябре 1935 года Беккет присутствовал на одной из лекций, которые давал в Лондоне Юнг. В частности, Юнг говорил о своей пациентке, которая так никогда окончательно и не родилась. Позднее Беккет отметил сходство между этой женщиной и Мэй, персонажем своей пьесы «Шаги» (см.: Knowlson J. Beckett. P. 776).

498

См.: Bataille G. Œuvres complètes. Т. 1. P. 237–238.

499

Krauss R. L’originalité de l’avant-garde et autres mythes modernistes. Paris: Macula, 1993. P. 251.

500

Меня называют капуцином. Некоторые произведения Даниила Ивановича Хармса / Сост. А. Герасимовой. Б.м., 1993. С. 100.

501

Хармс Д. О явлениях и существованиях. С. 357.

502

Махуд (Mahood) — усеченное английское Manhood, «человечество».

503

Могут возразить, что многие тексты построены как миниатюры, в которых автор фиксирует какое-либо событие. Описанием этого события текст и исчерпывается. Таков на первый взгляд «Случай с Петраковым» и другие подобные «случаи». Любопытно, однако, что рассказ об одном событии может спровоцировать целый поток случаев, фиксировать которые писатель просто не успевает, так быстро они сменяют друг друга. Очень ярко этот феномен проявляется в рассказе «Случаи», в котором автор, для того чтобы прекратить лавину построенных по одинаковой модели предложений, начинающихся с «А…», вынужден придумать какую-нибудь сентенцию, которая имеет не слишком большое отношение к предыдущему изложению. Точно так же, пытаясь избавиться от текста, который он не хочет продолжать, Хармс вынужден начать новый рассказ, цель которого — остановить предыдущее повествование.

К тому же часто начало рассказа не является собственно началом; это подметил Ж.-Ф Жаккар, справедливо указавший, что, к примеру, в первой истории из «Пяти неоконченных повествований» «рассказанное является скорее концом события, предыстория которого неизвестна» (Жаккар, 244). Мне хотелось бы тем не менее внести в данное замечание небольшую поправку: то, что предыстория события нам неизвестна, еще не значит, что автор тоже страдает от неведения. Можно предположить поэтому, что он опускает начало истории вполне сознательно, надеясь, что таким образом ему удастся вырвать текст из контекста сделать его независимым от других текстов.

504

Подобные обрывы повествования следует отличать от известного приема, состоящего в том, что автор, выдающий себя за публикатора чужого произведения, заявляет об утере по не зависящим от него причинам части публикуемого им текста. Таким приемом пользуется в «Тошноте» Сартр, использует его в романе «Уотт» и Беккет («пробел в рукописи», «неразборчиво», замечает время от времени рассказчик (Уотт, 248, 250)). В то время как в данных двух романах разрывы в ткани текста объясняются внешними обстоятельствами (повреждение рукописи, плохой почерк), в трилогии они несут огромную смысловую нагрузку, эксплицируя нежелание автора продолжать свое повествование.

505

См., к примеру, «случай» «Столяр Кушаков» (1935), в котором персонаж получает столько увечий, что его невозможно узнать. Похожий сюжет в тексте «Жил-был человек, звали его Кузнецов…» (1935): на Кузнецова падает сверху несколько кирпичей, так что в результате он забывает, кто он такой и куда направлялся. В конце рассказа автор обращается к читателям с просьбой напомнить Кузнецову, как его зовут и с какой целью он вышел из дома. Тем самым автор пытается вернуть героя из мира безымянного, бесформенного в мир повседневности, абсурдность которого кажется ему теперь менее угрожающей, чем алогичность бытия-в-себе.

506

Deleuze G. L’épuisé // Beckett S. Quad et autres pièces pour la television. P. 66.

507

Ibid. P. 67.

508

«Желание и то, что называли свободой воли, — вот что отличает нас от вестников. Может быть, голый человек ближе к вестникам», — замечает Друскин в трактате «О голом человеке» (Чинари—1, 824). Этот текст, по-видимому, повлиял на хармсовское восприятие наготы: если поначалу Хармс просит написать Друскина о том, как одевается голый человек, каких женщин любит (см. начало «О голом человеке»), то в «Трактате более или менее по конспекту Эмерсена» Хармс разделяет точку зрения своего друга: голый человек ничего не хочет. Парадоксальную трансформацию, которую в дальнейшем претерпевают эти представления, мы можем наблюдать на примере «случая» «Макаров и Петерсен № 3», в котором Петерсен становится шаром и теряет свои желания, то есть становится вестником. Но та сфера, куда он попадает, вызывает лишь страх: Петерсен продолжает существовать, но уже не как Петерсен, а как «человек без свойств».

509

«Боги наги / боги маги», — пишет Хармс в 1930 году (Псс—1, 172).

510

Юнг К.-Г. Mysterium coniunctionis. С, 517.

511

«Какие бы названия алхимики ни давали таинственной субстанции, которую они мечтали добыть, это всегда была небесная субстанция, то есть нечто трансцендентальное, что, в противоположность бренности всей известной материи, было не подвержено разложению, было инертно, подобно металлу или камню, и в то же самое время было живым, как органическое существо, и при этом было еще универсальным лекарством» (Юнг К.-Г. Mysterium coniunctionis. С. 561).

512

Там же. С. 570.

513

Там же. С. 336.

514

Примечательно, что в тексте «Я родился в камыше…» рождение и существование в воде непосредственно связываются автором с состоянием обнаженности. «Рождение в сновидениях изображается всегда в связи с водой: или падают в воду или выходят из воды, — что обозначает: рождают или рождаются», — отмечает Фрейд (Фрейд 3. Лекции по введению в психоанализ. Т. 2. С. 167). Персонаж хармсовского текста еще не вышел из воды, то есть не родился еще окончательно. По мнению Отто Ранка, посвятившего травматизму рождения целую книгу, «эксгибиционист стремится вернуться в то примитивное, райское состояние наготы, в котором он существовал до своего рождения и которое поэтому так любят дети» (Rank О. Le traumatisme de la naissance. Paris: Payot, 1976. P. 42). Интересно к тому же, что для сна, в который многие хармсовские герои никак не могут погрузиться, характерно, как и для полового акта, такое положение тела, которое напоминает положение плода в утробе (Ferenczi S. Thalassa. P. 120). Что касается совокупления, то, по мнению Ференци, оно во многом определяется желанием проникнуть в тело партнера, иными словами, вернуться в материнское чрево и «вновь пережить, хотя бы частично и символически, свое рождение, т. е. как бы „аннулировать“ его» (Ibid. Р. 92).

515

Deleuze G. L’épuisé // Beckett S. Quad et autres pieces pour la télévision. P. 69–70.

516

Ibid. P. 77.

517

Beckett S. Bing // Beckett S. Têtes-mortes. P. 64.

518

Beckett S. Mai vu mal dit. P. 75–76.

519

Beckett S. Dante…Bruno. Vico…Joyce // Beckett S. Disjecta. P. 27. В 1930 году Беккет, вместе с Альфредом Пероном, переводит на французский отрывок из романа; окончательный вариант перевода, переработанного Полем Леоном, Иваном Голлем, Филиппом Супо и самим Джойсом, был опубликован спустя год (Nouvelle Revue Française. № 212. Mai 1931). О том же принципиальном неразличении содержания и формы Беккет пишет и в книге о Прусте: «Он [Пруст] даже не пытается разграничить форму и содержание, первая является конкретизацией второй, открытием целой вселенной» (Beckett S. Proust. P. 101).

520

См.: Малларме С. Кризис стиха // Малларме С. Сочинения в стихах и прозе / Сост. Р. Дубровкина. М., 1995. С. 337.

521

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. С. 35.

522

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. С. 38.

523

Там же.

524

Beckett S. Dante…Bruno. Vico…Joyce // Beckett S. Disjecta. P. 33.

525

Русский перевод мысли Жаккара неверен; см.: Jaccard J.-Ph. Daniil Harms et la fin de l’avant-garde russe. P. 128.

526

Бланшо М. Последний человек. СПб., 1997. С. 206–207.