Ложь и правда о советской экономике - Евгений Юрьевич Спицын
Изначально Госплан СССР, главой которого был назначен Глеб Максимилианович Кржижановский, выполнял научно-консультативную функцию. Однако уже в самом конце декабря 1922 года В. И. Ленин в четырех своих диктовках «О придании законодательных функций Госплану» поддержал это давнее предложение Л. Д. Троцкого, «чтобы решения Госплана не могли быть опрокинуты обычным советским порядком, а требовали бы для своего перерешения особого порядка, например, внесения вопроса в сессию ВЦИКа»[49]. Через полгода Политбюро ЦК приняло решение о «рассылке для сведения членам и кандидатам ЦК записок т. Ленина о Госплане», а затем в январе 1924 года на XIII партконференции в резолюции «Об очередных задачах экономической политики» был отдельно выделен пункт «О необходимости усиления планового начала»[50], и уже с января 1925 года Госплан СССР стал формировать годовые планы развития народного хозяйства страны, которые тогда имели гриф «контрольные цифры». Тогда же число сотрудников центрального аппарата Госплана выросло почти в десять раз и достигло 300 человек, а на местах была создана сеть подведомственных плановых органов.
Между тем тогда же, в середине 1920-х годов, начинается ключевая теоретическая дискуссия о сути самого плана развития народного хозяйства страны, в ходе которой выявились две принципиально отличные концепции: план как баланс и план как цель[51]. Первая концепция исходила из идеи «естественного», или «генетического», роста экономики, которую активно продвигали крупные идеологи «тектологической школы» (В. А. Базаров, В. Г. Громан, Н. Д. Кондратьев, И. А. Кан), исповедовавшие философию богдановского эмпириомонизма, а де-факто гремучую смесь идеализма и позитивизма. По их мнению, сам план представлял собой простой регистрирующий баланс, который всего-навсего констатировал уже существующее положение дел и экстраполировал в будущее имевшуюся статистику о «естественных» тенденциях в развитии экономики страны, а значит, и реальный отказ от постановки целей экономического развития и управления экономическими процессами. Вторая концепция, видными идеологами которой были приверженцы «телеологической школы» (Г. М. Кржижановский, С. Г. Струмилин, В. П. Милютин, В. И. Межлаук), исходила из идеи целевого роста экономики. При таком подходе суть плана определялась как действенный механизм организации развития экономики, который де-факто должен обеспечить достижение поставленных целей с учетом реальной оценки всех имевшихся сырьевых, материальных, трудовых и иных ресурсов и затрат, их увязки между собой и активный поиск различных практических решений и рабочих механизмов по развитию экономики. Понятно, что при таком подходе к составлению целевого плана развития народного хозяйства управление экономическими процессами играет ключевую роль.
При этом надо заметить, что сторонники концепции естественного роста экономики уверяли, что в случае целевого планирования якобы возникает сдвиг экономического равновесия в сторону увеличения предложения (производства), что неизбежно вызовет нарушение сложившегося баланса, или равновесия, как различных секторов экономики, так и всех экономических механизмов, а также макроэкономической стабильности. И в итоге Кондратьев и Ко со своей теорией экономических «циклов» и «волн» не только отвергали работу по организации передового структурного и технологического уклада в экономике, но и по факту поддерживали консервацию предельно отсталой структуры национальной экономики, которая, «по мнению сторонников концепции естественного роста», была «необходимым условием стабильности и равновесия»[52].
В конце концов в ходе состоявшейся дискуссии «игра в цифирь» представителей «тектологической школы» была отвергнута и победа осталась за «телеологической школой». Причем такой итог был обусловлен не только поражением вождей «правого уклона» во главе с Н. И. Бухариным в борьбе с И. В. Сталиным и его группировкой, но и тремя главными «практическими обстоятельствами»:
— успешной реализацией плана ГОЭЛРО, который по сути был «ярко выраженным примером целевой концепции планирования» и на практике доказал возможность, а главное, «реальную пользу целевого развития»;
— постоянной ошибочностью оценок «генетиков» по темпам роста экономики «в меньшую сторону по сравнению с ее фактическим ростом»;
— враждебным внешним окружением и реальной угрозой возникновения новой войны и иностранной интервенции после разрыва дипотношений СССР с Великобританией и так называемой «военной тревогой 1927 года».
Кроме того, как указали А. С. Галушка и его соавторы, важную роль в подтверждении «практической реализуемости целевой концепции подготовки плана» сыграла серия конференций Госплана по подготовке I пятилетнего плана, прошедших в 1928 году. Так, тогдашний зампред Госплана Григорий Федорович Гринько прямо указал, что, «опираясь на эти конференции», стало «возможным построить достаточно конкретную программу (с обозначением объектов, районов и сроков) нового строительства, а также программу реконструкции и рационализации в решающих отраслях хозяйства, на которой базируются все запроектированные темпы количественного и качественного роста». А с точки зрения методологии именно «это дало возможность оторваться от того приема экстраполяции, к которому с неизбежностью приходилось прибегать на предшествующих этапах перспективного планирования и который вел к недооценке возможных темпов нашего развития…»[53] В итоге в рамках целевой концепции были выработаны ключевые принципы методики планирования[54]:
1) Гибкость и адаптивность планирования, которая в концентрированном виде была выражена И. В. Сталиным в «Политическом отчете Центрального комитета XVI съезду ВКП(б)» в конце июня 1930 года: «Для нас, для большевиков, пятилетний план не представляет нечто законченное и раз навсегда данное. Для нас пятилетний план, как и всякий план, есть лишь план, принятый в порядке первого приближения, который надо уточнять, изменять и совершенствовать на основании опыта мест, на основании опыта исполнения плана… Никакой пятилетний план не может учесть всех тех возможностей, которые таятся в недрах нашего строя… Только бюрократы могут думать, что плановая работа заканчивается составлением плана. Составление плана есть лишь начало планирования. Настоящее плановое руководство развертывается лишь после составления плана, после проверки на местах, в ходе осуществления, исправления и уточнения плана»[55].
2) Плановая иерархия, или, по словам Г.М. Кржижановского, «древо целей», что дает возможность более четко организовать всю систему государственного планирования и выстроить подобную иерархию в форме «плановой матрешки». При таком подходе контрольные цифры годового плана становились составными элементами всего плана пятилетки, а сама плановая работа наконец-то приобретала окончательную связность, согласованность и стройность. В итоге при такой организации дела преодолевается хаос, царивший в системе планирования во времена НЭПа, когда каждое ведомство корпело над созданием собственных, во многом изолированных планов и временных промежутков их исполнения.
3) Основой организации всей системы планирования народного хозяйства являются натуральные, а не денежные показатели, которые имеют лишь учетное значение. Таким образом, объемы произведенной продукции, выраженные в конкретных тоннах, литрах, киловаттах, штуках и т.д., а не финансовая прибыль или пресловутый валовый доход являются конечной целью всего производственного процесса.
4) Постоянный и опережающий рост
